МЫ ИДЕМ В МЕКСИКУ
По мере приближения рождества мы все чаще ловили себя на мысли, что мечтаем об ухудшении погоды: тогда можно было бы улучить денек и отправиться за покупками для праздника. Но погода стояла великолепная, и мы каждый день осуществляли погружения в районе Ла-Холья, в которых принимали участие ученые института Скриппса и лаборатории электроники. Биологи и геологи работали по очереди.
Каноэ, если наблюдатель был ему незнаком, прежде всего выяснял, кто он такой — биолог или геолог, поскольку это обстоятельство определяло характер операции. Биологи обычно намечали на карте маршрут, по которому хотели бы вести наблюдения и фотографировать. В таких случаях подчас приходилось гоняться за какими-нибудь редкими особями и выслушивать жалобы огорченного ученого, которому до смерти хотелось выбраться наружу и поймать какое-нибудь животное, как будто он находился не в подводном аппарате.
Правда, позднее, к весне, ученые разработали способ парализовать рыбу.
Ихтиологи в еще большей степени, чем геологи, используют фотосъемку, так как она служит им основным способом сбора информации. Для того чтобы определять размеры рыб и иных организмов, использовали фотоаппарат с двумя линзами, хотя я и сомневаюсь, что пользоваться им следовало так, как делал это Джо. Ему удалось отрегулировать наводку линзы с ближней фокусировкой таким образом, что фокусировка обеих линз становилась приблизительно одинаковой. При этом получалась камера как бы для стереоскопической съемки предметов на расстоянии около 80 сантиметров, а не для получения двух отдельных фотографий с расстояния 1 и 3 метров. По-настоящему овладеть стереофотографией нам не удалось, но все-таки даже при этом примитивном способе ученый получал возможность хотя бы приблизительно определить величину объектов наблюдения.
Геологи занимались фотографированием предметов на расстоянии от 1,5 до 2,0 метров в зависимости от освещения и видимости. Надо сказать, что при стереосъемке значительно ухудшалось качество фотографий. Джо Томпсон проклинал тот день, когда Андре показал ему, как надо регулировать наводку линзы для производства стереосъемки. Как назло, едва он налаживал камеру для биологов, как оказывалось, что в следующий раз погружаются геологи и надо спешно перестраивать аппаратуру. Проходя мимо фургона, служившего фотолабораторией, можно было слышать, как бранится бедняга Джо, налаживая фотокамеры. Сделать это было не так-то просто, особенно если на море волнение.
Последняя в 1964 году рабочая неделя закончилась благополучно. Доктор Шепард совершил погружение южнее головной части каньона Скриппс, отметив там увеличение осадков по сравнению с февралем того же года. Он заставил Каноэ забраться в такую узкую часть каньона, что были серьезно повреждены счетчик скорости течений и часть пластмассового обтекателя. Это случилось, когда аппарат оказался под нависшим склоном. Вслед за Шепардом погружался доктор Эрик Бархем, сотрудник лаборатории электроники, сделавший ряд уникальных наблюдений в глубоководном рассеивающем слое (ГРС) — слое, который океанографы долго и безуспешно пытались исследовать. ГРС хорошо знаком всякому, кто следил за работой судового эхолота. Не раз вахтенные помощники на торговых судах, утомившись за день, поднимали ночью тревогу, завидев на ленте самописца дно, в то время как по карте тут должны были находиться значительные глубины. С каким облегчением они узнавали, что это «ложное дно» и эхо-сигналы отражались от слоя, рассеивающего звук. Слой этот состоит из бесчисленных мелких рыб и беспозвоночных организмов, он перемещается в зависимости от времени суток и влияет на показания гидролокаторных установок. Ученые из лаборатории электроники ставили целью лучше изучить ГРС. Подобного рода наблюдения на «Блюдце» представляли собой подготовительный этап для производства ряда погружений, которые доктор Бархем намеревался осуществить в мексиканских водах.
К концу года мы подсчитали, что за два месяца совершили 46 погружений, в том числе несколько учебных. Согласно контракту, мы должны были обеспечить минимум 15 погружений в месяц. При большем числе компания получала премиальные, а для ученых средняя стоимость аренды «Блюдца» уменьшалась. Нам удалось решить большую часть задач, интересовавших ученых и инженеров, при этом мы накопили достаточно обширный опыт. Серьезных аварий и неполадок у нас не было, а общая система работ оказалась вполне надежной и безопасной.
Об одном из погружений рассказывалось в газетной сенсационной статье. По правде говоря, тревожные минуты бывали. Такой случай произошел во время первого ночного погружения, когда мы работали еще на «Хью-Тайде». Доктору Э. X. Фейгеру, морскому биологу, сотруднику института Скриппса, необходимо было в ночные часы произвести наблюдения за живыми организмами мористее Ла-Хольи, чтобы сопоставить их деятельность в разное время суток. Для этого погружения Фред Уиллетт приобрел маячок-мигалку, испускающий свет большой силы, чтобы обнаруживать «Блюдце» после всплытия на поверхность. Доктор Фейгер много раз участвовал в погружениях, хорошо представлял себе трудности подводной фотографии и знал об эффекте рассеяния света. Он попросил, если возможно, установить боковое освещение, чтобы улучшить обзор и уменьшить рассеивание. Гастон установил прожектор мощностью в 200 ватт на металлический уголок, привинченный к правому крылу обтекателя. Погружение началось около 11 часов вечера. Для контроля в месте спуска поставили буй. Мы с Ларри, находясь на дежурном катере, время от времени выслушивали примерно такие донесения обитателей «Блюдца»: «Рыбы очень мало, доктор Фейгер скучает». Катер дрейфовал как раз над аппаратом. Море было гладким, как стекло. «Блюдце» в это время плавно поднималось вверх по склону. Каноэ объявил, что они сбросили груз и что аппарат находится на глубине около 130 метров. Мы подождали несколько минут. Потом еще.
— Пора бы им уже появиться на поверхности, — проговорил Ларри, осматриваясь вокруг: не видно ли маячка-мигалки?
— Я все еще слышу звуки гидролокатора. А ты тоже?
— Ага. Странное дело. Что бы могло это значить?
Спустя некоторое время в телефоне мы услышали спокойный голос Каноэ.
— Говорит «Блюдце». Говорит «Блюдце». Мы в ловушке. Похоже, запутались в тросе или кабеле. Возможно, это буйреп.
Мы передали сообщение на «Хью-Тайд».
Потом доктор Фейгер попросил нас потянуть за буйреп. Мы двинулись к бую, не совсем понимая, чего он хочет и каким образом легкий якорь, держащий буй, мешает всплытию «Блюдца». Каноэ сказал, что они находятся на глубине 80 метров.
Мы стали ждать развития событий, не уверенные в том, что удастся спуститься на такую глубину с аквалангом. Дело почти безнадежное, решили мы, у нас нет оснащения, необходимого для погружения на большие глубины. Часов двадцать обитатели аппарата смогут продержаться... Пока нас обуревали такие жуткие мысли, рядом послышался всплеск. Все увидели вспыхивающий маячок. То было «Блюдце». Двигалось оно как-то странно: кормовая часть задиралась кверху. Когда приблизился «Хью-Тайд» и краном вытащил аппарат из воды, я осветил фонариком его днище: аварийного груза не было.
Уже на борту «Хью-Тайда» из рассказа Каноэ и доктора Фейгера мы восстановили картину происшедшего. «Блюдце», медленно поднимаясь по склону, запуталось в одном из тросов, которые обнаружил еще раньше доктор Инман. Трос зацепился за металлический уголок с укрепленным на нем прожектором. Каноэ заметил, что, когда сбросили груз, некоторое время аппарат поднимался, а потом остановился. Глубина достигала примерно 60 метров, когда они выбрали слабину троса. И тут гидронавты очутились в ловушке. Чего только он не предпринимал, чтобы вырваться из нее!
Члены экипажа не имели представления о том, что же их держит, поскольку кронштейн находился вне поля зрения. Каноэ решил сбросить аварийный груз, хотя и понимал, что при резком рывке аппарат может получить значительные повреждения. Но оказалось, что оторвался только кронштейн, сам же аппарат нисколько не пострадал. Папаша Нептун довольствовался прожектором да 180 килограммами свинца. «Блюдце» и его обитатели целыми и невредимыми выбрались на поверхность.
Это доказывало, что «Блюдце» оснащено надежной системой, обеспечивающей экстренное всплытие, но впредь мы решили более тщательно продумывать, какого рода приборы можно устанавливать на корпусе аппарата. В районе каньонов Скриппс — Ла-Холья «Блюдце» могло застрять на дне или у склона.
Позднее, всесторонне обсудив происшествие, мы решили установить внутри «Блюдца» дополнительный баллон с суточным запасом кислорода. Окажись аппарат опять в ловушке, люди смогут продержаться до подхода спасательного судна. Большой запас кислорода необходим был и потому, что мы намеревались работать далеко от Штатов, у Мексиканского побережья. Применяемый же на флоте водолазный колокол Мак-Канна можно использовать лишь на глубинах до 240 метров. Кроме того, «Блюдце» снабдили контрольным буем, который, всплыв на поверхность, укажет местонахождение подводного аппарата.
Согласно программе, «Бэрч-Тайд» должен был сняться с якоря 2 января и взять курс на мыс Сан-Лукас в Калифорнийском заливе, пройдя при этом 800 миль. В течение последней недели декабря ученые и техники института Скриппса и лаборатории электроники переносили на борт судна всевозможную аппаратуру, которая потребуется новой экспедиции. А вечером 2 января погрузка шла вообще бешеным темпом: беспрерывным потоком поступали ящики с фото- и магнитофонной пленкой, контейнеры для хранения образцов, грунтовые трубки, лебедка, личные вещи участников экспедиции. Боб Дилл захватил с собой и закрепил на верхней палубе два мотороллера известной фирмы «Тоут-Гоут». Эти мотороллеры и прежде использовались в Мексике при знакомстве с отдаленными районами страны.
Команда «Дипстара» решила, что, поскольку во время перехода погружений не будет, в Сан-Лукас мы полетим на самолете и встретим судно там. Мы согласились с этим решением, так как могли провести несколько лишних часов в кругу близких, с которыми не будем видеться почти два месяца. Поздно вечером, отправляясь в трехдневный переход, отплыл «Бэрч- Тайд».
Теплым погожим утром 4 января мы направились в авиапорт, расположенный по ту сторону границы, в Тихуане, в 20 милях южнее Сан-Диего. К нам присоединился Андре, который покидал остров Сан-Клементе, чтобы встретить Рождество в кругу семьи. Андре должен выполнять обязанности оператора «Блюдца» во время погружений возле Сан-Лукаса и соседних с ним островов.
Мы стояли возле маленького шумного аэровокзала, ожидая, пока чиновники оформят транзитные визы. Доктор Дилл и доктор Карл Хаббс получили разрешение работать в территориальных водах Мексики. Доктор Хаббс, сотрудник института Скриппса, известный ихтиолог, должен участвовать в нескольких погружениях возле Ла-Хольи. Дилл и Хаббс любезно пригласили нескольких мексиканских специалистов посмотреть на наши операции и, если появится желание, принять в них участие. Официально мы считались туристами, поскольку не принадлежали к экипажу судна.
Наконец очередь пассажиров двинулась, и нас впустили на территорию аэропорта. Мы сели в самолет, прилетевший из Лос-Анджелеса. Полет должен был продолжаться два часа. Самолет выруливал на взлетную полосу, когда стюард принялся пересчитывать пассажиров. Вид у него был растерянный: очевидно, число пассажиров не соответствовало приведенному в списке. На середине взлетной полосы пилот сбросил газ и повернул машину в сторону аэропорта. Пассажиры переглядывались, смотрели в иллюминаторы, недовольно ворча при этом. Моторы стихли; к передней входной двери подкатили трап. В салон вошла пожилая крестьянка с бумажными мешками в руках. Ее забыли захватить. Вот что значит оказаться в чужой стране. Теперь взлетели без происшествий.
Самолет шел близ побережья. Местность была суровая. Я с минуты на минуту ожидал увидеть на вершинах гор снег: такие они были высокие и неприступные. Вода в Калифорнийском заливе оказалась голубой — совершать в нем погружения было бы настоящим удовольствием. Хотелось надеяться, что у мыса Сан-Лукас будет столь же приветливо. Я немного вздремнул, а когда проснулся, самолет делал разворот над гаванью Ла-Пас. Прежде чем пойти на посадку, пилоту пришлось миль на десять удалиться от аэродрома. Внизу расстилались заросли кактусов, мескита, кустарники. Самолет снова повернул в сторону аэродрома. Он летел на высоте всего нескольких сотен метров. Наконец колеса мягко коснулись посадочной полосы. Здание аэровокзала в Ла-Пасе оказалось небольшим, но уютным, с просторным открытым двориком. К нам подошел какой-то молодой человек в темных очках и спросил, не едем ли мы в Сан-Лукас. В руках у него был список с нашими именами.
— Прошу поторопиться,— проговорил он и жестом приказал носильщику принести наш багаж.— Мы должны немедленно ехать, пока не стемнело.
Нас ожидали пилоты воздушных такси, которые доставляли пассажиров с аэродрома в гостиницы на южной окраине Ла-Паса.
Мы шли вдоль выстроившихся в ряд красивых стройных двухмоторных машин. Одна из них дожидается нас, подумал я, но ошибся. Мы остановились перед обтянутым тканью одномоторным самолетом с высоко расположенными крыльями.
— Захвачу пятерых вместе с багажом,— сказал пилот.
