метров в основном каньоне, где ее заметил накануне и Боб Дилл.
В каньоне Сан-Лукас почти отсутствовали нависшие скалы, типичные для каньона Скриппс. Кроме того, стенки имели крутизну 60—80°, но, в отличие от каньона Скриппс, редко были отвесными.
По мере увеличения глубины каньон становился шире. Первое, что привлекло пристальное внимание Шепарда, были средней величины гранитные блоки. По его словам, они имели удивительно свежую поверхность, словно гранит только что откололи. В изломе можно было разглядеть структуру.
— Я предполагаю, что они упали с крутых скал по соседству во время камнепада, — прибавил Боб Дилл. — Вчера на кромке каньона мы заметили несколько блоков 1,5—2 метра в поперечнике, которые могли в любую минуту упасть вниз.
— На северном склоне, — продолжал Шепард, — насколько я помню, нет свежих трещин, какие были в каньоне Ла-Холья.
— Вы не обнаружили возле этих блоков следов течения? — спросил Боб.
— О да. На углах отчетливо видны промоины. Но я полагаю, что в последнее время течение отсутствовало, так как в промоинах легкий налет ила.
— Вы по телефону говорили, что видимость была неважной,— напомнил Боб, заглянув в записи.
— Это так. Видимость была не больше 6 метров. Почти все время опускалась взвесь, возможно, это была слюда. На глубине свыше 230 метров видимость стала лучше, признаков течения тут не наблюдалось. Да и нигде сколько-нибудь значительного течения я не обнаружил. Правда, один раз я заметил, что «Блюдце» медленно перемещается, несмотря на выключенный двигатель.
В конце спуска гидронавты исследовали стенки каньона (теперь они были совсем отвесными), пытаясь найти следы царапин. В некоторых местах стенки казались отшлифованными, но повсюду их покрывал тонкий слой водорослей, который не позволял хорошенько разглядеть характер поверхности.
Тогда же в боковой стенке каньона на глубине 184 метров обнаружили нишу шириной метра два, в ней Шепард заметил песчаный скат. Гидронавты осмотрели ее, пытаясь выяснить, что там находится. Ниша была слишком мала, чтобы в нее могло проникнуть «Блюдце». Даже если бы она оказалась достаточно просторной, признался доктор Шепард, то он «категорически возражал бы против проникновения в нее». Гидронавты переместились к северной стенке, находившейся на расстоянии 75 метров, затем снова приблизились к южной, а потом стали подниматься на поверхность.
На этом сообщение о 287-м спуске закончилось. Погружения проходили успешно. Все дополнительное оборудование работало без поломок. Даже не верилось. Аккумуляторные батареи поставили под зарядку, чтобы совершить погружение на следующий день. Остатком дня можно было распоряжаться по своему усмотрению.
Несколько человек налаживали акваланги, заряжали баллоны, готовили снаряжение. В половине второго Андре, Каноэ, Джо и Гастон решили наловить на обед рыбы, а мы с Кеном и Ларри исследовать пляж, отделявший полуостров от мыса, носившего название Конец земли. И вот аквалангисты уже в воде.
Этот участок назывался Томболо. Вообще, слово «томболо» означает: «отмель, соединяющая остров с материком и подчас заливаемая морем». Мы высадились на довольно крутой части отмели, которая вела к ответвлению подводного каньона. Верхняя часть перемычки располагалась на 2,5—3 метра выше уровня моря. Длина перемычки составляла около 45 метров. Рядом возвышались отвесные скалы. Перемычка сплошь была усеяна костями пеликанов, многие скелеты появились, видно, совсем недавно. Под скалами лежало несколько больных птиц. Над ними кружили канюки и фрегаты. Один пеликан, похоже, силился приблизиться к воде, но это ему не удавалось. Мы его подняли и опустили на воду, но бедная птица была не в состоянии плавать и мы ее отнесли назад. Второй пеликан, видимо, отлеживался после драки. Птицы спокойно и покорно ждали конца. Мы не устояли перед желанием переименовать отмель, и отныне она, кладбище пеликанов Сан-Лукаса, называлась Отмелью умирающих пеликанов.
Мы побрели, увязая в песке, к другому краю отмели, обращенному к океану. Ширина отмели была 300—400 метров. Я попытался представить себе силу шторма, во время которого всю эту площадь заливало водой. В таком случае волны, неся с собой большое количество песка, перебрасывают его через перешеек, и он падает в каньон. Тихий океан в этот день был довольно спокойным. На крутой берег накатывались волны высотой 30—60 сантиметров. Мы подошли к обширному участку, где на поверхность выходили скальные породы. Там и сям среди разбросанных каменных глыб и плоских плит видны были живописные лужи, оставшиеся после прилива. В водорослях обитали моллюски и другие существа, чувствовавшие себя тут как дома. В камнях плескались волны, рассыпавшиеся брызгами, как много миллионов лет назад. Мы вскарабкались на огромный камень, движимые любопытством. Осторожно переступая босыми ногами по острым выступам гранита, перебрались на другую сторону камня и снова оказались на отмели. Повсюду, куда хватал глаз, не было видно ничего живого.
Солнце, сперва просто пригревавшее, теперь жгло немилосердно. Мы решили искупаться. Вода была великолепной. Нам пришло в голову обогнуть скалу вплавь, вместо того чтобы снова перелезать через нее. Сказано — сделано. Я до такой степени привык к аквалангу и ластам, что обыкновенное плавание было утомительным. Казалось, что я почти не двигаюсь с места, а только впустую дрыгаю ногами. Мы медленно плыли вокруг скалы. Впечатление было такое, что расстояние до отмели значительно больше, чем на самом деле. Я убедился, что недостаточно натренирован, но и мои друзья, в прошлом боевые пловцы, как я заметил, тоже дышат тяжело.
На обратном пути мы осмотрели пляж. Я нашел множество гладких палочек — тех, что охотно покупают туристы. Их было так много, что часть пришлось выбросить. На Отмели умирающих пеликанов в ожидании катера, обслуживающего аквалангистов, пришлось смотреть на грустных птиц. Наконец из-за скалы показался «Шезам», возвращающийся с богатым уловом — рыбой разных видов, несколькими омарами и другим добром. Я уже предвкушал пиршество.
Около 5.30 начало смеркаться. Маленький Джо вытащил большую жаровню и поставил в проходе между фургонами. Когда угли разгорелись, наши коки показали все свое кулинарное мастерство. Лабан и Кьензи принесли рыбу и омаров, пойманных на блесну или руками, и принялись стряпать. Андре тем временем угощал желающих мясом моллюсков, которых он наловил. Я тоже отведал это яство и нашел, что оно здесь вкуснее, чем в Сан-Клементе. Когда первые куски рыбы и омары были готовы, возле жаровни выстроилась очередь голодающих. Маленький Джо принес помидоров, чтобы испечь, достал из холодильника несколько кусков мяса для желающих. Мы положили еду на тарелки и пошли в кают-компанию. К обеду всегда подавали вино, что особенно радовало французов. Фред полагал, что этот обычай имеет такое же важное значение для поддержания боевого духа солдат, как порция рома для моряков. В нашем винном погребе было обычное домашнее вино, и, по словам знатоков, оно было «не таким уж плохим». Еще бы: каждый вечер распечатывали одну-две бутылки.
Мы с Андре и Джо любили в тихие вечера слушать музыку, записанную Джо на пленку в Сан-Диего. Он с Ларри установил в фургоне стереофонический магнитофон, которым мы и пользовались. Андре особенно любил музыку Вивальди, Перселла, Генделя и Баха. Он и сам был неплохим музыкантом, к тому же прекрасно рисовал. Те, кто видел фильм Кусто «В мире безмолвия», помнят, как на борту «Калипсо» в жаркий день Андре играл на виолончели. Тогда шевелюра его была погуще, но улыбка осталась прежней. Именно в эти вечера я пристрастился к музыке эпохи барокко. Мы вновь в вновь проигрывали Генделеву «Музыку на воде». Хотя мы и находились далеко от Темзы, наше судно вполне походило на барку, воспетую композитором.
На следующий день доктор Гильермо П. Салас, которого мы все называли Биллом, директор института геологии при Мексиканском университете, спустился в каньон по одному из ответвлений. Он очень много сделал для того, чтобы добиться для нас разрешения работать в мексиканских водах. Салас полагал, что мексиканских морских геологов наверняка заинтересует исследование материковой отмели, примыкающей к их территории, с помощью подводного аппарата, поэтому он решил ознакомиться с приемами и способами его использования. Сегодня ученый хотел испробовать новую систему слежения за «Блюдцем» и привязать наблюдения к определенному участку дна. Он был недоволен тем, что во время двух предыдущих погружений мы не фиксировали, в какой именно части каньона наблюдали подводный рельеф. Билл предложил использовать карту, на которую нанесена сетка. Перемещаясь вдоль стенки каньона, дежурный катер должен сообщать подводному наблюдателю, в каком квадрате находится в данный момент аппарат, а тот в свою очередь будет отмечать местоположение на такой же карте.
Во время этого погружения выяснилось, что, используя этот метод, доктор Салас действительно мог некоторое время двигаться вдоль определенного контура, правда, при этом появлялись неувязки в определении направления движения «Блюдца». Мексиканский ученый отметил ряд трещин, идущих параллельно каньону.
Между тем доктор Шепард готовился к новому спуску, намеченному на среду, 29 января, чтобы исследовать отвесные склоны неподалеку от Отмели умирающих пеликанов. На участке глубиной 30 метров и песчаным дном вода была удивительно прозрачной. «Блюдце» спустилось по песчаному отлогому склону. Аквалангисты, сопровождавшие аппарат, обнаружили тоненькую струйку песка, скатывающуюся по склону. Прошло немногим более часа, прежде чем с «Шезама» передали распоряжение подготовиться к подъему «Блюдца». Оно поднималось медленно — не работала силовая установка. Что могло случиться с мотором? Гастон, словно рассерженная наседка, дожидающаяся отбившегося цыпленка, стоял на корме, дымя сигаретой, которую он обыкновенно выкуривал без остатка. Он держал в руке кабель телефона: дежурный водолаз должен был присоединить его к корпусу «Блюдца», чтобы Гастон мог связаться с Андре и выяснить, в чем дело. Неподалеку от места спуска на поверхность всплыло «Блюдце». «Бэрч-Тайд», подрабатывая машинами, подошел к нему кормой и, чтобы погасить инерцию, дал ход вперед. И вот послышался знакомый возглас Эрла: «Стоп машины!» Это значило, что водолаз мог спускаться в воду, не опасаясь удара винтов.
«Блюдце», поднятое из воды, мы начали опускать в гнездо. На этот раз залило водой мотор, а выключатель, испортившийся во время погружения Джо Каррея, оказался исправным. Лица у всех были хмурые. Доктор Шепард выглядел особенно расстроенным: еще бы, погружение длилось всего час и пять минут. Он только-только начал свои наблюдения. Но снова пришлось применить контрольное правило: всякое погружение, длившееся более часа, даже если оно оказалось безрезультатным, считается завершенным. В этом случае формально мы выполнили условия, хотя, естественно, клиент остался недовольным. Гастон вместе с Кеном и Джерри осторожно снял двухсильный электромотор. У нас стало правилом: для ремонта мотор демонтировать. Эту операцию и Кен и Ларри освоили достаточно хорошо. Мотор разобрали, и почувствовался запах сгоревшей изоляции. Очевидно, произошло то же, что во время 249-го погружения,— внутрь попала вода, закоротившая обмотку. Гастон и Андре потратили несколько часов на то, чтобы обеспечить герметичность кожуха. Потом поставили новый якорь. Под вечер мотор и кожух собрали, утром его можно было устанавливать на аппарат. Фред заблаговременно запасся несколькими якорями и обмотками возбуждения. Два комплекта обмоток прислали с грузом испытательной станции, один из Марселя, перед тем, как нам отправиться в Мексику. Один комплект уже вышел из строя, второй был установлен на мотор, третий еще оставался в запасе.
Примерно около полудня следующего дня Гастон объявил Фреду, что мотор готов. Андре посоветовал спустить «Блюдце» на воду и проверить герметичность кожуха мотора. Фред постучался ко мне и предложил «прокатиться». Наконец-то мне представился долгожданный случай погрузиться в «Блюдце» под воду.
Погружение было чересчур уж кратким. Мы пробыли около 20 минут на глубине 60 метров, перемещаясь по довольно однообразному песчаному дну. Но для Андре этого оказалось вполне достаточно, чтобы убедиться в исправности мотора. Мне же каждая из 20 минут доставляла неописуемое наслаждение. Теперь я мог смело глядеть в глаза каждому, кто спросил бы меня, совершал ли я погружения в «La Soucoupe Plongeante».
Очутившись на борту «Бэрч-Тайда», мы прикрепили заново балласт, еще раз проверили все устройства, и спустя несколько минут Каноэ вместе с Боб-Диллом, как называли французы Дилла, начали 292-е погружение в головной части каньона, возле рыбоконсервного завода. Билл Салас еще раньше докладывал о том, что заметил глыбу, состоящую из осадочных пород, на глубине 140 метров, то есть гораздо глубже, чем предполагал Боб. Сегодня Боб намеревался исследовать этот участок более тщательно. Если бы ему удалось установить древнее происхождение глыбы, то это означало бы, что в далеком прошлом здесь проходила береговая линия.
«Блюдце» продолжало спускаться в каньон. Около получаса от него не поступало никаких донесений. Собравшись на корме «Бэрч-Тайда», мы грелись на солнце. И тут из динамика послышались слова, подействовавшие на нас, как ушат холодной воды:
— «Блюдце» всплывает. Приготовиться к подъему аппарата!
Погружение от начала до конца длилось час плюс-минус одна минута, в зависимости от того, чьим часам доверять. Все были огорчены. Боб Дилл не успел ничего сделать, хотя погружение укладывалось в минимальную норму. Видно, с мотором произошло что-то серьезное. Повторилась ли вчерашняя история или же ремонтники что-то проглядели? Вторая половина дня ушла на демонтаж мотора. Мы понимали, что с такими частыми поломками трудно рассчитывать на выполнение условий контракта.
Выяснилось, что кожух мотора герметичен и что теперь виной стал новый якорь, который из-за неправильного присоединения перегревался. Это привело к тому, что сгорели и другие узлы мотора. Таким образом, авария была связана не с попаданием в корпус мотора воды, как случилось накануне. Еще более неприятным оказалось известие, что и последний комплект запчастей негоден. А до ближайшего пункта, где можно получить необходимые детали и техническую помощь, — 750 миль! Мы рассчитывали, что необходимый ремонт будем производить своими силами, однако, не предполагали, что придется перематывать обмотку якоря. По-видимому, единственный выход из положения заключался в том, чтобы отправить мотор для ремонта в Штаты. Фред уже сделал ряд запросов в различные филиалы компании «Вестингауз» и ждал ответа.
