– Ваша работа, – отрезал тэй-Велфорд, – тривиальна и неоригинальна. Она ничего не доказывает. Хуже того, она является насмешкой над одним из лучших математических умов, которые занимались нашим искусством с той поры, как Озабэй тэй-Бендрил подарил нам теорию перехода.
– Как вы сме…
Он поднял руку, успокаивая и ее, и себя.
– Мир, мир! Приношу мои извинения, ученый. Как Первый председатель я обязан облегчать всем работу и устранять конфликты, а не создавать их. Скажите мне только вот что: вы смогли воспроизвести результаты?
– Тот пилот… – начала она. Тэй-Велфорд снова вздохнул:
– Ученый, вам остается надеяться на то, что ваш пилот прибудет с этими данными прежде, чем вы по прошествии двух дней предстанете перед Управляющими.
Он отодвинулся от своего рабочего стола и поднялся на ноги.
– У меня все, ученый. Благодарю вас за содействие.
Тор Ан отправился в Город Ученых на движущейся ленте, встав, словно старик, на почти пустую медленную полосу. Он мрачно цеплялся за петлю безопасности и пытался не обращать внимания на отчаянное головокружение.
В отличие от Корака с его беспорядочными улицами и песочного цвета зданиями, прижимающимися к песочного цвета земле, Землетуман парил. Вершины его башен терялись в полупрозрачных облаках, приглушающих свет местной звезды и придающих ему неопределенно-желтый цвет. Ветер, прикасавшийся к пылающему лицу, был прохладен, влажен и полон нежными ароматами множества растений, которые росли в стенных нишах и кадках, свисали с шестов и тросов и карабкались по стенам увенчанных облаками зданий. Сказать по правде, воздух был излишне влажным на вкус Тор Ана, и он старался дышать в медленном, неспешном ритме, подавляя в себе инстинкты пилота, требующие немедленно проверить клапаны давления и баки с водой, отыскать протечку…
Желудок из солидарности с головокружением начал создавать волны тошноты. Тор Ан перехватил петлю и решился на мгновение закрыть глаза. Увы! Это только ухудшило ситуацию, и пришлось пойти на компромисс, превратив глаза в узкие щелки и стараясь по возможности игнорировать неприятные ощущения, связанные с движением.
«Уже скоро», – пообещал он себе. Скоро он попадет в Город Ученых и сможет сойти с ленты. Скоро он окажется в кабинете ученого тэй-Палина: он будет сидеть в кресле – и, возможно, даже пить чай, если ученый будет склонен добром вспомнить тетушку Дженсу.
Скоро.
– Что это? – спросил молодой ученый у старшего. Тот засмеялся.
– Кобольд, – ответил он чрезмерно громким голосом.
Джела, стоявший с тупым и расслабленным видом перед дверью кабинета тэй-Нордиф, как это ему было приказано, не вздрогнул.
– А что такое кобольд? – продолжал спрашивать более молодой ученый, осмелившись сократить расстояние на один робкий шаг и наклоняясь, чтобы заглянуть Дже-ле в лицо. – Он выглядит настоящим зверем.
– Не без того, – согласился старший из ученых. – И если говорить правду, то этот, похоже, обычный рабочий. С Шинто, если верить рассказу ученой тэй-Нордиф о ее высокопоставленной патронессе. А у нас нет оснований ей не верить, что бы ни говорила дэа-Сан. Любой только что принятый ученый, способный поместить на свой счет целый флан, должен был получить его от покровителя: у странника нет другого способа заполучить столь крупную сумму, можешь мне поверить! И потом, зачем кому-то – даже столь недалекому, как наша тэй-Нордиф, – добровольно обременять себя этим уродом и этим деревом, если они не были подарками от той же покровительницы?
– А чем плохо, что он с Шинто? Расхрабрившись, молодой ученый подался ближе и легко провел пальцами по фарфоровым нитям, вплавленным в грудь кобольда. Джеле на миг стало досадно, что роль кобольда не дает ему права ощериться.
– А? Ничем не плохо. Шинто – цивилизованный мир. Славится своей агрикультурой – и теми, кого там разводят для работы в садах и теплицах. Некоторые, вроде вот этого парня – просто рабочий скот. Другие, как я слышал, нечто большее. Говорить о них вне стен Дома – это может стоить жизни и будущей жизни, но слухи все равно ходят. О да. Слухи ходят.
Молодой коллега покосился на него:
– Что за слухи?
– Вы хотите сказать, что никогда не слышали о матерях лозы?
– Ах это! – насмешливо отозвался молодой ученый, отходя от Джелы и оборачиваясь лицом к старшему. – Конструкты, в которых больше от растения, чем от женщины, и чей экстракт необходим для хорошего урожая. И они совокупляются с мужчинами-людьми, чтобы высосать их жизненные силы и передать их винограду! – Тут он презрительно фыркнул. – Истории, которыми пугают детей и неучей.
– И тем не менее они достаточно реальны, эти женщины-растения. И именно из-за них торговые кланы готовы отдать годовую прибыль за один-единственный бочонок вина с Риохи, считая, что совершили выгодную сделку.
– Ах, полно, вел-Анбрек! Надо полагать, вы сами видели одну из этих легендарных женщин – конечно, в годы вашего Странствия?
– Я не был настолько невезучим, – ответил старый ученый совершенно серьезным тоном. – Но я действительно был знаком с женщиной-химиком, которая прежде работала на винограднике Риохи. Она утверждала, что видела матерей и разговаривала с ними, и не один раз, а нередко – и даже завязала с их старшей нечто вроде дружбы. Возможно, она просто рассказывала невероятные истории легковерному страннику. Но если это действительно так, то тогда Дому Ормендир не понадобилось бы покупать ее молчание – а они это сделали и оповестили о ее смерти в ежемесячной переписи, как того требует закон.
