– Я все время слушаю вас внимательно.
Левант подумал: «Эге, парень, кажется, хитрее, чем прикидывается».
– Я хотел бы через вас устроить некоторые знакомства… Обставлено будет вполне корректно. Вам нужен аванс, – пожалуйста… – Он хрустнул бумажками в боковом кармане. – Предварительно увезу вас на недельку-другую в Севр. Там у меня вилла. Отдохнете, повеселитесь… Подружимся, – кто меня узнает – за меня в огонь и воду… А потом кое с кем – хотя бы здесь, у Фукьеца – встретимся, позавтракаем.
Налымов, кивая шелушащимся лицом в такт музыке, спросил:
– Очевидно, я должен познакомить вас с великими князьями?
– Отчего же… Делу не помешает, наоборот – красивое знамя… Несколько одиозное… Там увидим. Моя идея строится на других людях. Идея большая – грандиозное дело. Заметьте – я предлагаю вам работать на процентах, – солидно… Из пяти процентов вы будете иметь тысяч триста годовых, обещаю под любую гарантию.
– Предположим, я убежден… Но у меня долги.
– Сколько?
– Восемь тысяч необходимых… Остальные подождут.
– Счета и векселя передадите мне, все будет улажено.
С той же легкостью Налымов ответил:
– Ладно, согласен…
Мимо стола проходил бледный высокий человек, несколько сутуловатый, в темном пиджаке, в котелке набекрень. Повернул к Налымову вялое продолговатое лицо с темными усиками под носом. Налымов сейчас же встал, опустил руки. Человек словно обласкал его сверху вниз беспечальными глазами:
– А-а, Налымов… Что же ты?… Ну, сиди… А я здесь не завтракаю… Дрянь – Фукьец…
И он опять, сверху вниз погладив глазами, пошел к стойке, выделяясь среди всех уверенной медлительностью. На него оборачивались. Александр Левант спросил:
– Великий князь? А какой именно?
– Кирилл Владимирович.
– Претендент на престол?
– Кажется… Хотите познакомиться?
– Знакомство возможно?
– Отчего же… Позвать к столу…
– Заманчиво. Но не сегодня… А что, у него есть войска, народ? На что он рассчитывает? Вы мне подробно должны рассказать о русских делах. Берите вашу шляпу, едем к портному.
5
С российскими делами в Париже происходила неясность. Буржуа, держатели русской ренты, черпали из газетных заметок скупые и путаные сведения. С полгода тому назад сообщалось, что для охраны французских капиталов, вложенных в торговые, металлургические, угольные предприятия на Украине, на Дону и Урале, правительство вынуждено послать в одесский порт некоторое количество колониальных войск. Мысль была удачная.
Действительно, войска высадились в Одессе, не только французские колониальные, но и греческие. Русская рента, годная лишь для домашнего употребления, начала ползти вверх. Войска как будто победно маршировали по Новороссии. Хотя Советом Десяти и был отклонен план Клемансо о широкой военной экспедиции на восток Европы, но зато сама Россия подавала надежды на скорое освобождение от большевиков: на Северном Кавказе успешно воевал генерал Деникин, под Петроградом – генерал Юденич; в Сибири с помощью французского генерала Жанена и чехословаков образовалось правительство Колчака. Его солдаты очищали Сибирь и восстановляли право собственности.
Совет Десяти с охотой обещал Колчаку всемерную помощь. Русское золото (увезенное чехословаками из Казани) находилось в его руках. Клемансо – как всегда, резко и отчетливо – указывал ему в шифрованных телеграммах линии желательной политики… Огромные военные запасы, оставшиеся после мировой войны и засорявшие рынок, шли теперь в освобождаемую Россию, оживляя частную торговлю. В Архангельске и на Мурмане высаживались английские десанты. Рента ползла вверх.
И вдруг, казалось бы без видимой причины, победоносные французские и греческие войска отплыли из Одессы на родину, бросив заводы, шахты и торговые предприятия своих соотечественников на произвол большевикам. Уплыли и англичане из Архангельска и Мурманска. Газеты объясняли эти досадные события причинами внутренней политики: не имело смысла лишний раз раздражать рабочие кварталы. Рабочие поднимали каждый раз невероятный шум из-за русского вопроса.
Держатели русской ренты (за столиками кафе, вздев очки и насупясь серыми усами в газету) ничего не могли понять в русских военных делах. Грандиозные битвы, кавалерийские рейды, занятие провинций величиной во всю Западную Европу… Москва окружена, большевикам – смерть. Но Деникин отступает, Юденич отступает, Колчак отступает… В Англии забастовка, в Италии волнения, Германию и Венгрию трясет коммунистическая лихорадка… (Буржуа снимает очки, потирает уставшие глаза…)
Не меньшее изумление вызывали и сами русские, пачками прибывающие в Париж через известные промежутки времени. Более чем странно одетые, с одичавшими и рассеянными глазами, они толкались по парижским улицам, как будто это была большая узловая станция, и все без исключения смахивали на сумасшедших. Сахар, хлеб, папиросы и спички они закупали в огромном количестве и прятали в камины и под кровати, уверяя французов, что эти продукты должны исчезнуть. Встречаясь на улице, в кафе, в вагоне подземной дороги, они как бешеные размахивали газетами. Русских узнавали издали по нездоровому цвету лица и особой походке человека, идущего без ясно поставленной цели. У них водились драгоценности и доллары. На их женщинах (в первые дни по приезде) были длинные юбки, сшитые из портьер, и самодельные шляпы, каких нельзя встретить даже в Центральной Африке. К французам они относились почему-то с высокомерной снисходительностью.
