— Этот парень — солдат?
В голосе Мири слышалось открытое недоверие. Вал Кон оторвался от мрачного осмотра вещмешка пленного.
— Все икстранцы — солдаты, — ответил он, почти не слушая собственных слов. — А этот когда-то был кем-то большим. — Он указал на изгрызенный мышами сухой паек. — Похоже, у него полоса неудач.
Он резко бросил плитку пайка обратно в мешок и встал, хмуро глядя в его недра.
— Тут что-то не так. — Мири рассмеялась.
— Завернуто покруче стаи смерчей, — согласилась она. — Ты посмотри на его винтовку.
Вал Кон положил мешок и подошел туда, где Мири выложила на два ящика массивное оружие. Он опустился на колени напротив нее и вопросительно посмотрел на Мири, но она только ухмыльнулась и приглашающе взмахнула рукой.
— Теперь твоя очередь.
Винтовка оказалась вычищенной и хорошо смазанной. На первый и даже на второй взгляд это было хорошее солдатское оружие, хотя что-то в нем не давало Вал Кону покоя. Он наклонился ниже, чтобы осмотреть спусковое устройство и электронику. Вздрогнув, он снова взглянул на Мири.
Та кивнула.
— Похоже, интендант-оружейник плохо к нему относился.
— Да, похоже. — Он сел прямо, тесно сдвинув брови. — И ему вообще не обязательно было носить с собой такую вещь.
— Почему? Если собираешься прогуляться по вражеской территории, разумно иметь при себе винтовку.
— Разумно, если ты солдат, — тихо согласился Вал Кон. — Но не разведчик.
Мири моргнула.
— Разведчик?
— По-икстрански их называют исследователями. Но смысл тот же — разведчик.
Она осторожно передвинулась, поймав его взгляд.
— И ты сказал, что знаешь этого парня?
— О нет! — Он мимолетно улыбнулся, так что тень на его лице почти рассеялась. — Мы просто говорили с ним один раз — много лет тому назад. Тогда у меня был чин капитана. Я был очень молод и очень уверен в собственном бессмертии. — Он ухмыльнулся. — Когда я рассказал Шану эту историю, он только что не приказал мне уйти из Разведки. Мне редко приходилось видеть его в таком гневе.
Мири пристально посмотрела на него.
— И что же это была за история?
— Та, в которой я застукал икстранского разведчика за исследованием той же планеты, что изучал я. Я устроил ему ловушку, поговорил с ним — а потом отпустил.
— Шан считал, что тебе следовало перерезать ему горло?
— Он считал, что при первых признаках присутствия на любой планете икстранцев мне следовало уносить ноги. — Он снова улыбнулся. — Шану очень хочется, чтобы все мы, находящиеся под его опекой, вели себя в соответствии с его пониманием должной осмотрительности. Но сам он показывает такой плохой пример, шатрез…
Она рассмеялась и покачала головой, указывая на винтовку и вещмешок с грузом некачественной экипировки.
— Разведчика так не экипируют.
— Согласен. — Он снова начал хмуриться. — Даже если его отправили к нам как приманку, исследователь способен создать план такого рода…
— Позволить захватить себя в плен? — изумленно воззрилась на него Мири. — Икстранцы не позволяют захватывать себя в плен, босс. И ты это знаешь.
— Да, но у этого уже есть опыт плена, — возразил Вал Кон. — И кроме того, он — разведчик. Хотя разумно было бы экипировать свою приманку как следует, чтобы подкрепить легенду о том, что это — солдат, выполняющий какое-то другое задание.
— Думаешь, он беженец… дезертир? — Вал Кон покачал головой.
— В этом случае человек позаботился бы о том, чтобы обзавестись хорошим оружием и нормальной пищей. Лезвие этого аварийного клинка настолько затупилось, что им можно пользоваться только как ломиком или колуном!
Мири со вздохом встала.
— Непонятно, правда? — Она взглянула на часы. — Осталось двадцать пять минут.
— Так. — Вал Кон встал. — Мне лучше взять все это с собой.
Он улыбнулся, подошел к ней вплотную и ласково прикоснулся к щеке кончиками пальцев.
— Все будет хорошо, Мири. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб. — И потом — он связан.
Грезы и воспоминания танцевали на радость Богам Иронии.
В своем видении он был пойман, связан, как кролик, и качался на дереве. Клинок и пистолет были у него на поясе — далекие, как Центральная база.
Во сне он выкрикивал оскорбления своему захватчику, который сидел внизу, на траве, поджав под себя ноги, и деловито точил свой нож. Память вернула ему запах, смешавшийся с запахами чужой планеты: запах масла, которым тот время от времени мазал поверхность точильного камня. Шорох лезвия по камню был успокаивающим, обыденным элементом ситуации, для которой не существовало аналогов.
Запах и звук не прекращались, хотя видение начало рассыпаться. Запах и звуки — и веревки, туго перекрещивающиеся у него на груди, притягивающие руки к бокам и крепко стянувшие лодыжки.
Он открыл глаза.
В них резко ударил свет, и в голове зажглась слепящая боль, на мгновение исказившая реальность. Вернувшись в воспоминание, он зарычал:
— Неужели нож еще не остер?
— Нож, — ответил мягкий голос, все эти годы преследовавший его в кошмарах, — снова остер, чракек икстранг.
С этими словами точивший поднял голову. Непокорные темные волосы упали на лоб, почти закрыв глаза, похожие на острые зеленые камни. Это лицо — лицо… Лицо его погибели, гладкое и не изменившееся за все эти циклы. Хотя… не совсем. На правой щеке теперь была отметина, похожая на нчаку, шрам зрелости.
— Ты!
Он хотел взреветь, но из напрягшейся под путами груди вырвался только хриплый шепот.
Лиадийский разведчик поклонился, не вставая с какого-то ящика.
— Я польщен, что вы меня не забыли.
На секунду знание торгового ему изменило. Больше того, он чуть было не задохнулся. Он заставил себя не рваться и откинул голову, открыв свое горло.
— Если нож отточен, — прорычал он на языке воинов, — пусти его в дело.
Разведчик взял кусок веревки и проверил на нем качество лезвия. Качая головой, он снова взялся за точильный камень и принялся острить нож.
— Было бы приятнее, — проговорил он так тихо, что приходилось напрягаться: его голос с трудом различался за шумом точильного камня, — если бы мы поговорили.
— Поговорили! — Он повернул голову, чтобы посмотреть на него, презрительно кривя губы. — По- прежнему не любишь военного дела, лиадиец?
Неопрятная голова поднялась, яркие глаза сверкнули.
— Вижу, что я выразился недостаточно ясно.