Ивановны может быть выражена одним словом — «бироновщина».
С воцарением герцогини Курляндекой, по образному выражению В. О. Ключевского, «немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении». Во главе этой иноземной корпорации, состоящей главным образом из прибалтийских дворян, стоял фаворит Эрнст-Иоганн Бирон (измененное от Бирен), с 1718 г. служивший при курляндском дворе Анны Ивановны.
При Анне Ивановне Бирон находился в зените власти, ибо царица всецело была под его влиянием. Не занимая официальных государственных постов, Бирон фактически направлял всю внутреннюю и внешнюю политику России. Его фавор отмечен грубым произволом, массовыми арестами и пытками, взяточничеством и казнокрадством, засильем разного рода проходимцев из числа прибалтийских немцев.
Императрица была буквально тенью своего фаворита. Вкусы Бирона были ее вкусами. Бирон не любил мрачные темные цвета, и весь двор, начиная с императрицы, одевался в пестрые, светлые тона, вплоть до старцев вроде Остермана. Бирон обожал лошадей — и императрица полюбила их и даже научилась гарцевать амазонкой. Императрица наводнила Курляндию русскими войсками, когда «убеждала» курляндское дворянство выбрать Бирона герцогом Курляндским, дабы исполнить его желание. В хищениях и произволе Бирон шел по стопам Меншикова и Долгоруких. У супруги Бирона, бывшей фрейлины Анны Ивановны, одних драгоценностей было на сумму свыше двух миллионов червонцев. Не теряли времени даром и подручные Бирона. Его ближайший доверенный Липман, придворный банкир, открыто продавал должности в пользу фаворита и занимался ростовщичеством на паях с Бироном.
На первый план выдвигаются такие фигуры, как братья К.-Р. и К.-Г. Левенвольде, К. Л. Менгден, И. А. Корф, Г. К. Кайзерлинг, Г. Р. Ливен, К. Бреверн, А. К. Шемберг и др. Видимо, желая укрепить свое положение, Анна Ивановна создает третий лейб-гвардейский Измайловский полк. Сам полк был сформирован князем М. М. Голицыным из малороссийской мелкой шляхты, но офицерские кадры для него поручено было набрать графу Карлу-Густаву Левенвольде, полковнику новосозданного полка, «из лифляндцев, эстляндцев и курлянд-цев и прочих наций иноземцев и из русских». По свидетельству французского посланника Жака Шетарди, к концу царствования Анны Ивановны все три гвардейских полка находились под начальствованием иностранцев: фельдмаршала Б. X. Миниха, герцога Брауншвейгского, генерала Дж. Кейта и генерала Густава Бирона. Конногвардейцы были под командой наследного принца Курляндского. Великолепно знавший механизм дворцовых переворотов, Шетарди пояснял: «Эта гвардия… составляет здесь главную опору власти, поэтому она вся поручена ведению иностранцев, чтобы на нее более можно было полагаться».
По словам В. О. Ключевского, «над кучей бироновских ничтожеств высились настоящие заправилы государства, вице-канцлер Остерман и фельдмаршал Миних», поскольку фаворит не утруждал себя государственными делами. Правительственный курс при Анне определял А. И. Остерман. Вопросы военные сосредоточил в своих руках фельдмаршал Б. X. Миних (выходец из семьи ольденбургского инженера, он с 1721 г. находился на русской службе, руководя строительством Ладожского канала).
Для бироновщины помимо чрезвычайно характерного презрения к представителям российского дворянства и засилья иностранцев присуща обстановка полного произвола. Повсюду рыскали шпионы, ложные доносы губили любого, кто попадал в стены Тайной канцелярии. Тысячи людей гибли от жесточайших пыток. Произвол чинили и местные правители. В армии царила суровая палочная дисциплина и муштра по прусскому образцу. И все это на фоне непосильных поборов, голода и нищеты народных масс. Уродливые черты бироновщины вызывали в среде дворянства, особенно его верхушки, глубокое недовольство режимом. Еще в 1730 г. наблюдательный английский посланник Клавдий Рондо писал: «Дворянство, по-видимому, очень недовольно, что ее величество окружает себя иноземцами». Недовольство возрастало.
Дело Волынского. Вскоре вокруг одного из преуспевающих политических деятелей этого времени, бывшего астраханского и казанского губернатора, а ныне кабинет-министра Артемия Петровича Волынского стал собираться своего рода кружок недовольных. Среди близких А. П. Волынскому так называемых конфидентов были советник экипаж-мейстерской конторы и горный офицер А. Ф. Хрущев, президент коммерц-коллегии П. И. Мусин-Пушкин, архитектор П. М. Еропкин, обер-прокурор Сената Ф. И. Соймонов. Энергичный талантливый администратор, А. П. Волынский быстро продвинулся по служебной лестнице и с 1738 г. стал кабинет-министром. Вскоре он стал ведущей фигурой кабинета и чуть ли не единственным докладчиком императрице. К моменту так называемого дела А. П. Волынский трудился над проектом государственных реформ, получившим название «Генеральный проект о поправлении внутренних государственных дел». В кругу «конфидентов» часто обсуждались в связи с этим различные аспекты государственной деятельности и внутриполитической жизни, высказывались весьма резкие суждения о засилье иностранцев («они вникнули в народ, яко ядовитые змеи, гонящие народ к великой нищете и вечной погибели»). Сам Волынский скоро стал в весьма натянутых отношениях и с Бироном, и с Остерманом. Будучи в придворном чине обер-егермейстера, Волынский уволил из конюшенного ведомства двух немцев, чем дал начало активному наступлению своих противников. В ответ на жалобы Волынский написал на имя Анны Ивановны письмо, представляющее своего рода кредо по вопросу об иностранцах в России: «Какие притворства и вымыслы употребляемы бывают при ваших монаршеских дворах, и в чем вся такая закрытая безсовестная политика состоит». Не называя имен, автор довольно ясно намекал на существование группы людей, и прежде всего Ос-термана, целью которых было «на совестных людей вымышленно затевать и вредить… дабы тем кураж и охоту к службе у всех отнять». Вызов, таким образом, состоялся, так как все в один голос говорили, что Волынский написал про Остермана. Одно шло к другому. Письмо было встречено очень холодно. Так случилось, что на «ледяной свадьбе» Волынский избил придворного поэта; потом нашли, что Волынский незаконно выдал своему дворецкому из конюшенного ведомства пятьсот рублей. Но дело довершило другое. В кабинете шло обсуждение вопроса о денежной компенсации Польше за проход русских войск во время русско-турецкой войны. Поляки заломили высокую сумму. Бирон поддержал их, поскольку, будучи герцогом Курляндским, являлся вассалом Польши. Вспыльчивый Волынский заявил, что «не будучи ни владельцем в Польше, ни вассалом ее, не имеет побуждений угождать исстари враждебному России народу». Таким образом, Бирон был сильно уязвлен и поставил Анне ультиматум: «Либо он, либо я». Вскоре состоялся арест дворецкого Волынского и его самого. Дворецкий под пытками передал все когда-либо высказанные Волынским и его «конфидентами» неудовольствия иностранцами, а главное, хулу на императрицу: «Государыня у нас дура, и как докладываешь, резолюции от нее никакой не добьешься!» Последовали аресты «конфидентов». Было объявлено о раскрытии огромного заговора. Аресты распространялись и на провинцию. После недолгого следствия с жесточайшими пытками в 1739 г. последовал приговор и казнь на Сытном дворе в июне 1740 г. А. П. Волынскому отрезали язык, отрубили правую руку, а потом голову, П. М. Еропкина и А. Ф. Хрущева обезглавили, другим «урезали» языки и отдали в каторгу. Так погибли один из наиболее ярких политических деятелей той эпохи и его соратники.
§ 3. ДВОРЦОВЫЕ ПЕРЕВОРОТЫ СЕРЕДИНЫ ВЕКА
Осенью 1740 г. императрица, уже давно страдавшая мочекаменной болезнью, серьезно занемогла, возбудив толки о будущем российского престола. Правда, вопрос о самом наследнике престола уже был как будто решен. Еще задолго до этого момента один из приближенных Анны, К. Левенвольде, был послан по европейским дворам присмотреть жениха для племянницы Анны Ивановны — мекленбургской принцессы Анны Леопольдовны (до крещения в 1733 г. она именовалась Елизавета Екатерина Христина как дочь Екатерины Ивановны и герцога Карла Леопольда Мекленбург-Шверинского).
Так в России появился 19-летний принц Антон-Ульрих Брауншвейгский, где его приняли на службу и после нескольких лет закалки в военных действиях с Турцией женили летом 1739 г. на царицыной племяннице, весьма недалекой, флегматичной, хотя и миловидной девушке. 12 августа 1740 г. появилось на свет дитя, с пеленок именуемое Иваном Антоновичем. Анна Ивановна сама была его восприемницей и именно в нем видела будущего наследника престола. Французский посланник Ж. Шетарди писал в предсмертные часы Анны Ивановны: «Я вижу, что здешний народ близится к моменту освобождения от ига
