критическом состоянии и эффективность труда земледельца чрезвычайно низка. Как знаток экономики земледелия и практик-помещик, он предпринял в одной из своих работ глобальную оценку эффективности земледелия страны и пришел к выводу, что Россия при урожае ржи даже в сам-5 имела чистый сбор примерно в 504 млн четвериков (пудов), из которых на нормальное питание необходимо было свыше 432 млн пудов и товарный излишек не превышал бы 72 млн пудов (или всего по 4 пуда на человека). Эта «товарность» настолько ничтожна, писал М. М. Щербатов, что «в случае хотя бы незначительного недорода должен наступить голод».
Отсюда огромная тревога дворянского публициста по поводу серии мероприятий правительства Екатерины II, цель которых в развитии торговли и промышленности, вызвавших, по мнению М. М. Щербатова, отток крестьянских рабочих рук из земледелия. Этот отток был тем более опасен, поскольку труд в городе, и в торговле, и в промышленности, легче труда в земледелии (видимо, в силу большей психологической комфортности, снимающей вечную неуверенность земледельца в результатах его труда). Отсюда и суждения Щербатова о том, что обилие городов ведет к «обленчивости», «сластолюбию», «роскоши», «ослабляет в земледельческой работе». Кстати, эти же аргументы были в ходу и при спорах в стенах Уложенной комиссии.
Поэтому, обсуждая «либеральные идеи» своего времени, в центр которых постепенно вставала проблема освобождения крестьян от крепостной зависимости, М. М. Щербатов считал безусловно необходимым ее сохранение. В реальных экономических условиях острой нехватки рабочих рук в земледелии и одновременно его низкой эффективности и крайне тяжелых условий труда освобождение крестьян публицист считал преступлением, ибо оно, по его словам, приведет к краху основы государственного благополучия — сельского хозяйства страны.
М. М. Щербатов весьма резонно отмечает, что центр империи находится в наиболее неблагоприятных природно-климатических условиях. А Россия велика, «вмещая в себя различные климаты». Освобождение же крестьян приведет к тому, что «центр империи, местопребывание государя, вместилище торговли станут лишены людей, доставляющих пропитание (т. е. крестьян. — Л.М.), и сохранят в себе лишь ремесленников… Крестьяне и так бегут из районов истощенных земель в плодородные края».
Как уже говорилось, правительство Екатерины II в конечном счете с пониманием относилось к аргументам такого рода и в крестьянском вопросе проводило линию М. М. Щербатова. Однако общая линия императрицы основывалась на учете баланса всех сил.
В публицистике М. М. Щербатова четко выделяется и линия защиты дворянства и протест против отстранения его от государственного управления. Он выступает против ущемления полномочий Сената и приращения власти генерал-прокурора. Он негодует по поводу огромной власти наместников, «чрез что они почти деспоты в своих наместничествах учинились». Он обвиняет в деспотизме саму государыню, поскольку она ущемляет олигархические претензии родовитого дворянства. Остро ненавидя «худородных» дворянских выскочек и фаворитов, он критикует все звенья государственного аппарата «за накопление их незнающими и мало совести имеющими людьми». Главный же упрек Щербатова состоит в том, что Екатерина II способствует ущемлению прав и привилегий дворянства.
Наконец, третье направление критики М. М. Щербатова — обличение нравов. Олицетворяя стремление возвратить времена предков, князь Щербатов многие явления жизни объяснял одним лишь «повреждением нравов». Основные обвинения М. М. Щербатова в адрес Екатерины II суть следующие: «славолюбива», «любострастна», «самолюбива до бесконечности», имела множество любовников, при этом была «совсем вверяющаяся своим любимцам». О последних годах жизни Екатерины II Щербатов писал на редкость ядовито: «Хотя при поздних летах ея возрасту, хотя седины покрывают уже ея голову и время нерушимыми чертами означило старость на челе ея, но еще не уменьшается в ней любострастие. Уже чувствует она, что тех приятностей, каковыя младость имеет, любовники в ней находить не могут, и что ни награждения, ни сила, ни корысть не может заменить в них того действия».
Достается от М. М. Щербатова и многочисленным екатерининским фаворитам: «каждый любовник, хотя уже и коротко их время было, каким-нибудь пороком за взятые миллионы одолжил Россию». Строгий разбор дворцового разврата, выражаясь словами Герцена, был так ярок, что памфлет Щербатова выглядел как обвинение не только Екатерины II и ее окружения, но и всего самодержавно-крепостнического строя.
§ 2. БОРЬБА ДВУХ ТЕНДЕНЦИЙ В КРИТИКЕ КРЕПОСТНИЧЕСТВА. ФОРМИРОВАНИЕ ПРОСВЕТИТЕЛЬСТВА В РОССИИ
Что же касается другого крыла общественной мысли России второй половины XVIII в., именуемого в нашей литературе «просветительством», то его появление было во многом итогом иных процессов.
Реальным итогом развития России в XVI–XVIII вв. при всей отталкивающей жестокости крепостничества были весьма существенные достижения. Среди них прежде всего обширная территория, создавшая в конечном счете минимально приемлемые условия для развития экономики и роста народонаселения. Более того, Россия ценой широкого применения внеэкономических методов хозяйствования стала великой европейской державой. Вместе с тем начиная с эпохи Петра Великого и его реформ российская дворянская элита восприняла европейскую культуру в самых разнообразных ее проявлениях. Российская общественная мысль и общественное сознание в немалой степени имели в качестве эталонов своего развития европейские стандарты жизни, культуры, науки и т. п. Отсюда и развитие демократических, либеральных, просветительских идей, которые лишь постепенно обретали прочность бытия своего на русской почве. В России во второй половине XVIII в. эти идеи имели в большей мере лишь нравственную основу, а реальность их была в то время иллюзорна, так как рыночная цена хлеба была в 3–6 раз дешевле тогдашней себестоимости его производства наемным трудом. Однако в восприятии либерального дворянства жестокости крепостничества заслуживали сокрушающей критики.
Дворянские проекты смягчения крепостничества. Драматург и поэт А. П. Сумароков был одной из влиятельных фигур придворного общества, к его советам прислушивалась и Екатерина II.Вместе с тем Сумароков был одним из первых субъективных критиков крепостничества. В его сочинениях, и в частности в записке «О домостроительстве», была дана резкая критика вопиющих злоупотреблений крепостным правом. Но позиции критики четки и недвусмысленны — он защищает крепостное право от злоупотреблений, он доказывает заинтересованность помещика в благополучии своих крестьян.
Однако среди группы критиков, охраняющих крепостничество, были и такие, которые предлагали реформы. Одним из них был Петр Иванович Панин.
П. И. Панин, брат воспитателя цесаревича Павла Н. И. Панина, был крупным военным деятелем. После участия в работе комиссии о несостоятельных должниках он подал в 1763 г. на имя императрицы записку по крестьянскому вопросу. В ней были изложены советы по борьбе с крайними злоупотреблениями помещиков. П. И. Панин предлагал, в частности, прекратить практику продажи крепостных поодиночке и продавать их только семьями, запретить торговлю рекрутами, установить губернаторский надзор над наиболее жестокими помещиками. Наконец, П. И. Панин предлагал установить максимум в крестьянских повинностях.
В проекте члена дворцовой канцелярии И. П. Елагина, поданном царице в январе 1767 г., выдвигалась идея передачи дворцовым крепостным крестьянам земли в потомственное владение и определения объема их повинностей в пользу помещика. Но все это Елагин предлагал сделать лишь в будущем.
Весьма интересными были соображения о судьбах крепостного права, высказанные Д. А. Голицыным в его письмах к А. М. Голицыну. Автор писем почти четыре десятка лет был на дипломатической службе. В 50-х гг. XVIII в., живя в гуще общественно-политической жизни парижских салонов, водя дружбу с Вольтером, Дидро и другими философами и общественными деятелями Франции, Д. А. Голицын был наиболее радикален в своих взглядах. Тогда он писал о необходимости безусловной отмены крепостного права как экономически невыгодной формы организации хозяйства и предоставлении крестьянам полного
