устах.
Необычайная популярность главного министра обеспокоила короля, который был ревнив, как и положено доброму королю, любящему своих подданных. Но куда более яростная ненависть жгла сердце сеньора Лисицино! Оправившись от ран, он тигром метался по комнате, изобретая одну каверзу ужаснее другой, чтобы посчитаться со своим преемником.
Внезапно угрюмое лицо бывшего министра исказилось в зловещей улыбке.
— О! Вот кстати! Теперь-то уж он точно будет у меня в руках! — прошипел он и помчался к королю.
— Тук-тук! — постучал сеньор Лисицино в дверь королевского кабинета.
— Войдите! — произнес Его Величество. — А! Это вы, сеньор Альберти! Соблаговолите сесть… Я вижу, вам уже лучше.
— Сир, речь сейчас не обо мне, а о вас, — начал тот, скроив загадочную мину. — Вам угрожают великие несчастья!
Король побледнел, вспомнив начинавшееся именно этими словами предсказание красной рыбки.
— В чем дело? — спросил он.
— В том, что ваш главный министр Пьеро организовал заговор. Сегодня вечером, в восемь часов, он должен прийти в этот кабинет, чтобы, как обычно, обсудить с вами государственные дела. На самом же деле — затем, чтобы Вас задушить!
— Меня? Задушить? — воскликнул король, невольно схватившись за горло.
— Вот именно! Задушить! — повторил Лисицино, чеканя слова. — Но я вас спасу. Только доверьте мне на один-единственный сегодняшний вечер охрану дворца. И что бы ни произошло, какой бы шум вы не услышали за дверью кабинета, не открывайте ее ни за что на свете!
— Обещаю, — ответил король.
Через час, ведя тихий разговор, по дворцовому саду прогуливались сеньор Лисицино и капитан королевской охраны.
— Странно, — говорил офицер. — И вы уверяете, что такова воля Его Величества?
— Вот приказ, написанный им собственноручно.
— Хорошо, сеньор Лисицино. Я повинуюсь.
А в это время, притаившись за кустами, стоял человек и, опираясь на заступ, внимательно слушал. Это был наш старый знакомый — дровосек.
— Ах, негодяи! — воскликнул он, когда сеньор Лисицино и офицер скрылись за поворотом аллеи. — Нет! Я не позволю им погубить моего маленького Пьеро! Надо бежать! Время не терпит!
И он опрометью бросился в сторону дворца. Когда на городских часах пробило восемь, Пьеро вышел из своего кабинета, тихо напевая песенку и неся под мышкой небольшую папку.
Сеньор Лисицино караулил его и, приоткрыв дверь, увидел, как он направляется к королю.
— Пой, пташка, пой! — проговорил он, потирая руки. — Сейчас ты еще и затанцуешь…
С этими словами бывший министр затворил дверь.
Но Пьеро, поднявшись по ведущей в королевские покои лестнице, задул свечу и завернулся в плащ, цветом совпадавший с окраской стен. Совершенно незаметный, он притаился у дверей комнаты, прилегавшей к кабинету короля.
— А теперь подождем! — сказал он себе и застыл, как статуя.
Часы пробили половину девятого, затем девять. За дверями послышался громкий шепот:
— Уже девять — он не придет!.. Снова наступила тишина.
И тут из своей комнаты, крадучись, вышел сеньор Лисицино.
— Девять часов, — сказал он. — Посмотрим, каковы наши успехи.
Он на цыпочках подкрался к заветной двери и, затаив дыхание, прислушался… Стояла мертвая тишина.
— Похоже, они его убили. Что ж, тем лучше.
Сеньор Альберта медленно повернул дверную ручку, приоткрыл дверь, просунул голову, затем руку и, наконец, ногу. Он уже почти вошел, когда Пьеро выскочил из укрытия и, изо всех сил толкнув своего недруга на середину комнаты, мгновенно закрыл за ним дверь.
Что тут началось! Послышались удары, а вслед за ними вопли и проклятия.
Солдаты, заранее получившие вознаграждение за усердие, старались на совесть.
— Помогите! Убивают! — вопил сеньор Лисицино. — Ради Бога! Откройте дверь!
Но король, верный договоренности, заперся на все замки и, не жалея сил, укрепил входы в свой кабинет.
Сеньор Альберти был бы непременно убит, если бы на шум не примчалась королева. Она была в одной ночной рубашке, с подсвечником в руке. Завидев ее, солдаты в страхе разбежались, а сеньор Лисицино, избитый и посрамленный, скрылся в своей комнате.
Проходя по коридору, Пьеро звонким фальцетом громко пропел на мелодию знаменитого ноктюрна слова, знакомые экс-министру до боли: «Ради Бога! Откройте дверь!»
Глава VII «С ПЕРВЫМ АПРЕЛЯ!»
Наступило 1 апреля. Короля, простоявшего всю ночь у замочной скважины, страшно просквозило, и он дрожал, как осиновый лист; а чихал он так, что стекла едва не лопались. Желая согреться, Его Величество отбивал такт, стуча по ножке трона.
Вдруг в зеркале он заметил какого-то человека с жутким лицом, повторяющего все его движения и косо на него поглядывающего.
Король испуганно вскрикнул и схватился за рукоять шпаги.
Человек в зеркале сделал то же самое.
Увы! — дорогие дети, незадачливый монарх не узнавал самого себя!.. Да и вас, наверняка, ввели бы в заблуждение эти неожиданно поседевшие волосы, покрасневшие глаза и страшно распухший нос!
В этот момент постучали в дверь.
— Откройте, сир! Это я! — раздался голос сеньора Лисицино.
Пятясь от зеркала, король потянул дверную ручку и впустил экс-министра.
— Берегитесь, сеньор Лисицино, — шепнул он, концом шпаги указывая на грозного человека в зеркале, повторяющего все его движения. — Вот еще один заговорщик!
Злая усмешка искривила тонкие губы Лисицино, решившего, что король помешался.
— Сир, успокойтесь, — произнес он, — мы одни.
— Как одни?.. В таком случае чье же злое лицо смотрит на меня? И в чьей руке шпага?
— При всем уважении к Вашему Величеству должен сообщить, что это лицо принадлежит вам.
— Вы хотите сказать, что этот седой, красноглазый, сизоносый и так оглушительно чихающий тип — я?!
— Повторяю, сир, это вы. И то, что вы чихнули, тому подтверждение.
И в самом деле, в голове короля то и дело громыхали громы.
— Боже мой! — воскликнул несчастный монарх, когда утихла очередная гроза. — Значит, это я… Что за физиономия! А глаза! А нос!
Выронив шпагу, он закрыл лицо руками.
— Сеньор Альберти, — строго произнес он, немного погодя, — отныне, что бы ни произошло, категорически запрещаю вам говорить о заговорах.
В кабинете наступила тишина. Лисицино оказался в затруднительном положении: он готовился к штурму, но не знал, с какого фланга нападать теперь.
— Сир, — проговорил он наконец, старательно придавая голосу уверенность и беззаботность и небрежным жестом стряхивая пыль со своего бархатного камзола, — сир, вы любите камбалу-калкана?
— Люблю ли я калкана? — переспросил король и зажмурился от удовольствия. — Ах, сеньор Альберти, и вы еще спрашиваете…
