прикосновением его рук. Какой-то далекий голос шептал ей, что так не должно быть. Что это не она. Та женщина, которая прижималась губами к горлу Аласдера Макрея, не была только что вышедшей за него замуж Изабел Драммонд. Это была незнакомка, кровь которой бурлила, а кожа покрывалась мурашками от прикосновения его чуть отросшей за день бороды.
Глядя на Аласдера из-под полуопущенных ресниц, она чувствовала себя точно так же, как когда падала в котлован Гилмура – словно у нее пустота в желудке, а тело стало невесомым.
– Я очень странно себя чувствую: будто я – это не я, – заплетающимся языком произнесла она.
– Это эффект маковой настойки, – сказал Аласдер, закрепляя конец бандажа, и, слегка отстранившись, посмотрел на труды своих рук. – Возможно, врач сделал бы все лучше, но этот бандаж поддержит твои пострадавшие ребра.
Он встал; подойдя к комоду, достал какую-то вещь красного цвета и бросил ее на кровать. Потом помог Изабел встать. Она была так слаба, что ей пришлось к нему прислониться, чтобы не упасть.
– Тебе лучше не надевать ничего давящего, – сказал он, но его слова еле пробивались к ней сквозь туман. – Это, пожалуй, подойдет. – Аласдер развернул огромную ночную рубашку.
Изабел кивнула, и от этого движения у нее закружилась голова. А может быть, корабль качнуло, потому что шторм все еще не утих.
– Это ваша рубашка, – сказала она, очевидно, решив, что необходим протест. На самом же деле ей ничего так не хотелось, как лечь и отдаться восхитительному чувству расслабленности.
– Я никогда не надеваю ночную рубашку. Она – предмет для шуток в моей семье. Моя мать шьет мне рубашку перед каждым рейсом в надежде, что я ее надену.
– А вы не надеваете?
– Нет, – признался Макрей. – Но ей каждый раз творю, что надеваю, а она притворяется, будто верит мне.
Развязав тесемки юбки, Аласдер бросил ее на пол. За ней последовала распоротая им нижняя сорочка.
Затем он помог Изабел надеть ночную рубашку, осторожно продев в рукава сначала левую, а потом и правую ее руку. Он никак не прореагировал, когда его рука нечаянно коснулась ее соска. А ей хотелось, чтобы его пальцы задержались и ощущение продлилось.
Аласдер помог ей сесть, снял с нее ботинки и чулки, а потом приподнял ноги, чтобы она могла лечь, и подоткнул со всех сторон одеяло.
– Скоро ты почувствуешь себя лучше.
Его голос доносился откуда-то издалека.
Изабел кивнула и тут же погрузилась в восхитительный сон.
Глава 8
Несмотря на то что было лето, ветер, проникавший в каюту через щель под дверью, был холодным. Впрочем, пол из тикового дерева не был предназначен для того, что-бы на нем спать.
Шторм утих настолько, что присутствие Аласдера на палубе было лишним, а вахтенный матрос пообещал, что разбудит его, если ветер снова усилится. Сейчас они находились на середине озера, и Аласдер чувствовал, как корабль покачивается на волнах пересекающихся подводных течений озера и пролива.
Медленное, почти ритмичное поскрипывание обшивки, тихий шелест ветра в парусах – все это были привычные для него звуки, однако Аласдер понял, что в этой маленькой каюте, явно не рассчитанной на двоих, заснуть ему вряд ли удастся.
Он лежал на полу и смотрел на Изабел. Видимо, она весь сегодняшний день испытывала нестерпимую боль, но ни разу не пожаловалась. Сам не понимая почему, он был удивлен и смущен этим.
Что это за женщина, которая просит в подарок кусок мрамора и вместе с тем молчит, стоически перенося боль, и не просит о помощи?
Изабел дышала глубоко и ровно, будто спала, но то, что она время от времени задерживала дыхание, говорило о том, что она уже не спит.
– Ты не должна была проснуться так рано. – Аласдер приподнялся на локте. – Все еще болит?
– Немного, – призналась она. – Боль не прошла, но заметно притупилась.
– Это действует настойка мака. Некоторым людям даже нравится ощущение, которое она вызывает.
– Интересно, почему? Такое впечатление, что ты ступаешь по облаку и не понимаешь, где сон, а где явь.
Помнит ли она о том, как прижимала его руку к своей груди? Помнит ли, как поцеловала его в горло, и при этом ее губы прильнули к нему так страстно, словно она была куртизанкой?
– А корабль всегда так качает?
Макрей сел и прислонился к двери.
– Мы стоим между озером и проливом, и под нами находятся два встречных течения. Я всегда считал океан живым организмом. А глубоко под волнами богиня воды простирает свои руки. Иногда ее объятия нежные, почти любовные, а потом у нее портится настроение, и она молотит кулаками по корпусу корабля.
– Вы поэт?
Он рассмеялся.
– В нашей семье поэт – Джеймс.
– Ваш брат?
Аласдер кивнул, но тут же понял, что Изабел не может видеть его в темноте.
– Да. Один из четырех.
– Значит, вас пятеро братьев? А сестры у вас есть?
– Ни одной. Мы иногда вообще кажемся целой армией, так что глупо было бы хотеть, чтобы нас было еще Польше.
Помолчав, он спросил:
– А ты, Изабел, хотела бы, чтобы у тебя были сестры или братья?
– Очень бы хотела.
Услышав, как Изабел повернулась и тут же застонала, Аласдер поднялся и сел на край койки.
– Ты должна как можно меньше шевелиться, Изабел. – Он осторожно коснулся ее плеча, провел по нему пальцами и совершенно неожиданно для себя вдруг представил ее голой под этой просторной рубашкой.
– Мы будем жить в Англии?
Это был для него самый трудный вопрос.
– Давай не будем говорить об этом сейчас, ладно? – Аласдер почувствовал себя неловко, но не от близости Изабел, а от того, что его совесть была нечиста.
Однако сейчас вряд ли было подходящее время раскрывать свои планы и говорить ей о том, что он собирается аннулировать их брак. Пусть она сначала поправится.
– Мне надо выполнить одно поручение в Лондоне.
– Какое поручение?
Как поступить? «Скажи правду, – подсказывала ему совесть. – Об этом-то по крайней мере ты можешь ей сказать».
– Прежде чем я отвечу, Изабел, пообещай, что не станешь ни с кем говорить о том, что я тебе скажу.
Она долго молчала, а потом спросила:
– Вы просите меня дать такую клятву, потому что я принадлежу к клану Драммондов?
Возможно, ему надо было бы ответить утвердительно, но Аласдер не был воспитан в ненависти к ее клану. О нем не упоминалось ни в рассказах о Гилмуре, ни в легендах, передаваемых из уст в уста его соотечественниками. То, что он невзлюбил ее отца, не имело к клану Драммондов никакого отношения.
– Нет. Просто этот секрет принадлежит другому человеку.
Изабел снова помолчапа.
– Тогда я обещаю никому не рассказывать о том, что услышу, – торжественно, словно клятву, произнесла она.
История была сложная. Ее рассказывали каждому из сыновей Йена Макрея, только когда они становились достаточно взрослыми, чтобы понимать, что все следует хранить в тайне.
– Мой отец был сыном английского графа. Его звали Алек Ландерс. А его мать, Мойра Макрей, была шотландкой, поэтому отец обычно проводил лето в Гилмуре. Однако после того, как была убита моя бабушка, он решил отказаться от своего шотландского происхождения. Он вернулся в Гилмур много позже, но уже как английский полковник, под командованием которого был форт Уильям.
– Значит вы наполовину англичанин, Аласдер?
– Да. Мои родители полюбили друг друга, когда мой отец примкнул к мятежникам. Он начал помогать жителям Гилмура, назвавшись Вороном. Однако он скоро понял, что добрые дела недостаточны для того, чтобы спасти клан Макреев.
– Вы сказали, что он стал Вороном?
– Вы слыхали о нем?
– Каждый ребенок в Шотландии слышал о Вороне.
– Надо будет мне ему об этом сказать, – улыбнулся Аласдер. – Мой отец весьма уважаемый человек, но я сомневаюсь, что он когда-либо считал себя героем.
– И тогда он поменял фамилию на Макрей?
– Да. Он назвал себя так, как его всегда звал дед – Йен Макрей.
– А что с ним случилось, Аласдер? Здесь никто этого не знает. И что вообще произошло с кланом Макреев?
– Они все вместе покинули Гилмур. Люди думают, что мой отец умер в Гилмуре, но он жив и здоров, живет в Новой Шотландии и все еще по-своему воюет против англичан.
– А вы, значит, родом оттуда?
– Я родился на мысе, который был назван Гилмуром в честь нашего родового места в Шотландии.
– Так вот куда подались Макреи, – задумчиво проговорила Изабел. – Но зачем скрывать, что ваш отец жив?
– Если англичане узнают, что он не умер, они будут его преследовать как предателя. Ведь отец был английским полковником. Еще до того, как покинуть Шотландию, он унаследовал титул графа. Но он передал его своему младшему брату. Только его мачеха знает, что он все еще жив.
– Так вы поэтому плывете в Англию? Чтобы как-то все исправить?
– Нет. Младший брат отца умер, и титул свободен. Мачеха вбила себе в голову, что, поскольку мой отец не может восстать вдруг из мертвых, титул должен перейти к его старшему сыну.
– Это вы? – сонным голосом спросила Изабел, и Аласдер улыбнулся: скоро она снова уснет.
– Я.
– Значит, вы плывете в Англию, чтобы принять титул, Аласдер?
– Нет, я собираюсь от него отказаться.
Кают-компания была полна дыма, потому что Хэмиш опять курил свою проклятую трубку. Джеймс хмуро посмотрел на брата, но тот только улыбнулся. Джеймс иногда думал, что Хэмишу просто нравится раздражать его так же, как он получал удовольствие от поддразнивания Дугласа и Брендана.
Стараясь сосредоточиться, Джеймс вернулся к записям в
