вот-вот выпадешь из этого платья, – заметил он, Изабел и вправду чувствовала себя в таком платье неловко. Но она была не в настроении соглашаться с Макреем.
– Это была идея вашей бабушки. Выскажите ей свое неудовольствие, – в том же тоне ответила она.
– Тебя слишком туго затянули. Это может тебе повредить.
– На мне нет корсета, – объяснила она и тут же смущенно вспыхнула.
Патриция в это время говорила что-то слуге, а Эймс рассматривал бронзовую статуэтку на каминной полке, так что они не слышали их пикировки.
Аласдер был снова гладко выбрит, лицо его было серьезным.
– Да и вообще, Макрей, какое вам до этого дело?
Изабел подняла голову и встретилась с ним взглядом.
Потом повернулась, чтобы уйти, но Аласдер удержал ее за плечо. Прикосновение его теплой руки к обнаженному плечу было похоже на ожог.
– Уберите руку, Макрей. – Изабел вдруг охватил гнев. – Вы не имеете права ко мне прикасаться.
Резко вырвавшись, она выбежала из комнаты, чувствуя на себе изумленные взгляды Патриции и Эймса.
Глава 16
Утро было ясное. Прошедший накануне дождь освежил воздух. Английский шторм был, по мнению Изабел, слишком тихим по сравнению со штормами Шотландии. С их грохочущим громом и вспышками молний, освещающими небо от края до края.
Cегодня сад Брэндидж-Холла показался Изабел еще более впечатляющим, чем накануне. Особенно поразило ее огромное количество цветов. Вдоль посыпанных гравием дорожек тянулись куртины роз всех цветов и оттенков. Сад напомнил Изабел вышивки ее матери – такой же совершенный и изысканный.
Изабел шла по дорожке вдоль левого крыла дома и вдруг остановилась, пораженная открывшейся ей картиной.
Это был участок дикой природы, где растения росли как попало. Когда- то это место было огорожено кустарником, но теперь сюда, по всей вероятности, не заглядывали садовники, и здесь распоряжалась сама природа.
В центре участка находился пьедестал с бронзовыми солнечными часами, выполненными в виде улыбающегося лица. Возле них на деревянной скамье Изабел ожидала графиня Шербурн.
От вчерашней оживленности графини не осталось и следа. Сейчас она выглядела хрупкой и словно придавленной бременем своего возраста и воспоминаний.
– Вы хотели меня видеть? – спросила Изабел, не понимая, что еще от нее может быть нужно графине. Во всяком случае, она больше не позволит превращать себя Бог знает в кого, как вчера вечером.
Патриция указала на место возле себя, и Изабел неохотно села, на ходу придумывая слова, которыми она откажется от возможных предложений графини. Но Патрицию, казалось, сегодня нисколько не интересовала ее одежда.
– Это место напоминает мне о моем детстве, и чем старше я становлюсь, тем больше мне хочется вспоминать о том, какой я была тогда. Возможно, – с печальным смешком сказала она, – мне хочется вспоминать свою молодость, чтобы примириться со своей старостью.
– А может быть, приятно видеть вокруг себя вещи, напоминающие о более легких временах? – предположила Изабел. – Кельтский крест в саду – тоже напоминание?
– Его придумала сделать Мойра, и с тех пор за цветами постоянно ухаживает садовник. – Она взглянула на солнечные часы, которые в тени, естественно, были бесполезны. – А часы нашел для нее Джералд. Шотландия занимает большое место в моей жизни. Но я была абсолютно уверена, что со смертью Найджела оборвалась последняя ниточка.
Она повернулась к Изабел и похлопала ее по руке.
– Пока не появилась ты, моя дорогая.
Пальцы Патриции были такими холодными, что Изабел накрыла их своей ладонью, чтобы согреть.
– Ты такая добрая, девочка. И от этого мне еще труднее сказать тебе то, что необходимо сказать.
Патриция вздохнула.
– Мне следовало сказать тебе об этом еще вчера, моя дорогая. Ведь я старая женщина, вечно сующая свой нос куда не надо. Но когда я увидела, как вы смотрите друг на друга, я, по правде говоря, понадеялась на чудо.
Взгляд графини был устремлен куда-то вдаль.
– Аласдеру нет необходимости аннулировать ваш брак, потому что ты в действительности не выходила замуж за моего внука.
– Нас поженили, – возразила Изабел, отдернув руку.
– Я знаю, Изабел. Но браки, заключенные в Шотландии, уже в течение многих лет не считаются законными в Англии.
Изабел похолодела. Английские законы к ней не относится. Но это если она не останется в Англии. Здесь же она будет считаться женщиной с сомнительной репутацией, одной из тех, на кого показывают пальцем или провожают косыми взглядами. А в Шотландии она будет считаться замужней женщиной. Но женщиной, которую так невзлюбил муж, что отбыл в другую страну, оставив ее вести жизнь незамужней девушки.
В обоих случаях она оказывалась в ситуации, которая была хуже, чем если бы она вышла замуж за лысого беззубого старика.
–Что ты будешь делать, Изабел?
– Не знаю.
– Я буду рада, если ты останешься со мной. Я буду наслаждаться твоим обществом.
Великодушие графини заставило Изабел улыбнуться. Но остаться в Брэндидж-Холле было бы для нее хуже всего. Она будет жалеть об этом каждый день. Любой шорох в коридоре будет напоминать ей шаги Аласдера. Уже само это место, где все напоминает Шотландию и Макрея, будет для нее сомнительной гаванью.
– Спасибо. Я пока еще не решила, что буду делать. Но здесь я не могу остаться.
– Мир не всегда доброе место для женщины.
– Я знаю. – Изабел не стала говорить графине, что слишком хорошо выучила этот урок в Фернли.
Ей всегда хотелось быть храброй и дерзкой, и она поняла, что сейчас для этого настало время.
Библиотека в Брэндидж-Холле считалась мужской территорией. Здесь слабо пахло табаком и дубленой кожей. Три стены были заняты высокими полками с книгами с золотыми корешками. Между окон находился камин, а стоявшие тут и там обитые кожей стулья располагали к чтению или неторопливой беседе.
Эймс уже ждал Аласдера, оккупировав массивный письменный стол, словно это были его владения.
Аласдер же совершенно справедливо считал, что пока он не отказался от титула и Брэндидж-Холла, эта комната, этот письменный стол и эти книги принадлежат ему. Однако он не стал ничего говорить, а просто встал у стола и подождал, пока Эймс поднимет на него взгляд.
Эймс, надо отдать ему должное, выглядел смущенным. Он поднялся и отодвинул в сторону свои бумаги. Но ни одного слова извинения не слетело с его губ.
Аласдер сел в высокое кожаное кресло, которое освободил Эймс, а поверенный уселся на один из двух стульев, стоявших по другую сторону письменного стола. Аласдер окинул взглядом кожаное пресс-папье, несколько перьев и чернильницу в форме лягушки.
– Полагаю, вы хотите как можно скорее перейти к делу, – сказал Эймс, перекладывая бумаги в кожаной папке.
Аласдер откинулся на спинку кресла и, сложив руки на груди, в упор посмотрел на Эймса. Если бы он не был нанят Патрицией, Аласдер уволил бы этого человека в один момент, хотя бы по причине его похотливых взглядов, которые он бросал на Изабел. Однако Аласдеру надо было узнать, каким образом Эймс собрал о нем сведения.
– Откуда вам так много обо мне известно? – Аласдер старался быть дружелюбным, отлично понимая, что в любых переговорах раздражение ни к чему хорошему не приводит.
– Неужели вы думаете, что я передам богатство Шербурнов человеку, о котором мне ничего не известно спросил Эймс.
– А разве вы это решаете? – спокойно возразил Ал ас дер. – В данный момент слово за Патрицией.
– Это не так. У нее нет прав на наследство. Она здесь на вашем содержании, и вы можете запретить ей жить в Брэндидж-Холле.
Эймс подвинул папку с документами Аласдеру.
– Если вы это подпишете, я выступлю в качестве свидетеля.
Аласдер открыл папку и начал читать. Вся собственность, закрепленная за титулом, была перечислена в алфавитном порядке с указанием дат, когда она была при обретена. Он был поражен, что некоторые даты относились к прошлым векам.
– Вы увидите, что все в полном порядке, – натянуто улыбнулся Эймс. – Как только вы поставите свою подпись, все богатства Шербурнов будут принадлежать вам.
Аласдер схватил перо, открыл крышку на голове лягушки с зелеными глазами из изумрудов и обмакнул кончик.
– А что произойдет, если я откажусь от титула? – небрежно спросил он, стряхивая лишние чернила.
– А зачем вам это знать? – удивился Эймс и нахмурился.
– Так все-таки что произойдет? – повторил свой вопрос Аласдер.
– Титул и поместье перейдут к вашему второму кузену.
– А вы его знаете?
Эймс кивнул:
– Я немного с ним знаком. Благородный человек, который будет достоин титула. Не то что ваш предшественник.
– Значит ли это, что вы не одобряете моего дядю Дэвида?
– Он был простаком, – поморщился Эймс. – Для счастья ему вполне хватило его кошек. Остальное его не интересовало.
С каждым словом Эймс становился Аласдеру все ненавистнее.
– Я бы хотел, чтобы в случае моего отказа от титула графиня имела возможность оставаться в Брэндидж-Холле до конца своей жизни. И чтобы за ней было закреплено содержание на все это время. – Весь клан был в долгу перед ней. Патриция не только отвлекла внимание англичан, чтобы Макреи смогли уехать из Гилмура, но все эти годы она оберегала их тайну.
– Разумеется, я укажу это в своем письме новому графу. – Поскольку Аласдер молчал, Эймс продолжил: – Но вы должны понимать, что по законам Англии все решать будет новый граф. Отказываясь от своих прав, вы лишаетесь
