совершила непоправимое. Даже Господь не сможет меня простить…
Справедливое обвинение в прелюбодеянии ранило Ройса сильней, чем он пожелал бы признаться, но чувство вины облегчалось сознанием, что жизнь, которой она лишилась, вряд ли стоит считать настоящей жизнью. Протянув руки, он крепко взял ее за плечи, повернул к себе лицом, заставив смотреть в глаза. И даже когда заговорил, преисполненный сочувствия и заботы, чресла его напряглись, мгновенно отозвавшись на ее близость.
— Дженнифер, — проговорил он с мягкой решимостью, — не знаю, как обстоят дела между вами и вашими родичами, но мы с вами были близки, и теперь этого ничто не изменит.
— А если бы вы могли изменить, — возмущенно сказала она, — изменили бы?
Ройс опустил взгляд на невероятно желанную юную женщину, которая в этот самый момент огнем жгла его тело, и спокойно и честно ответил:
— Нет.
— Ну и не трудитесь прикидываться огорченным, — отрезала она.
Губы его дрогнули в безрадостной улыбке, рука скользнула по ее щеке к затылку.
— Я вам кажусь огорченным? Нет, я не огорчен. Я сожалею о пережитом вами унижении, но не жалею о том, что овладел вами час назад, и не пожалею о том, что вновь овладею вами через несколько минут, и намерен совершить это.
Она смерила его надменным взглядом при сем заявлении, но Ройс наклонился к ней и проговорил то, что собирался сказать:
— Я не верю ни в вашего Бога, ни в какого другого, но верующие в Него говорили мне, будто ваш Бог, по общему мнению, справедлив. Ежели это правда, — продолжал он размеренным и философским тоном, — Он, несомненно, сочтет вас невиновной в случившемся. В конце концов вы всего лишь согласились на предложенную мною сделку, опасаясь за жизнь сестры. Тут не ваша вина, а моя. И то, что произошло между нами в постели, тоже свершилось против вашей воли. Ведь так?
Задав вопрос, Ройс сразу же пожалел об этом, и пожалел с такой силой, что даже смутился. И мгновенно понял: его раздирают противоречивые желания получить от нее заверение в том, что она действительно не опорочена в глазах Бога, и не услышать опровержение того, что она испытывала в постели одинаковые с ним чувства и желала его почти так же сильно, как желал ее он. Но, словно внезапно почувствовав необходимость в подтверждении ее искренности и своих инстинктивных догадок, настаивал:
— Ведь так? Бог посчитает вас невиновной в случившемся, потому что вы покорились мне против своей воли?
— Нет! — вырвалось у нее со стыдом и отчаянием и тысячей прочих переживаний, которые Ройс не смог бы назвать.
— Нет? — переспросил он с головокружительным облегчением. — В чем же я не прав? — тихо, но требовательно допрашивал он. — Скажите мне, в чем я не прав?
Не требовательный тон заставлял ее отвечать, нет, напротив — внезапные воспоминания о том, как он занимался с нею любовью, воспоминания о небывалой нежности, о сдержанности, о мучительных сожалениях за причиненную боль, о нашептанных словах восторга, о тяжелом дыхании в попытках смирить страсть. И еще воспоминания о собственном неудержимом желании слиться с ним и одарить теми же неслыханными наслаждениями, которые он ей приносил. Она открыла было рот, чтобы уничтожить его точно так же, как он развеял ее надежды на счастье, но совесть не позволила вылететь уничтожающим словам. Она гордилась, а не стыдилась того, что произошло между ними, не могла заставить себя солгать и вместо того вымолвила сдавленным шепотом:
— Я не по своей воле оказалась в вашей постели. — И, отводя померкший взгляд от его дымчато-серых глаз, добавила:
— Но по своей воле ее бы не покинула.
Дженни глядела в сторону и не заметила новой, совсем незнакомой нежности в медленно расплывавшейся на его губах улыбке, но ощутила ее в объятии крепких рук, в ладони, прижавшей ее к крепкому телу, в страстном поцелуе, который лишил ее возможности говорить, а потом и дышать.
Глава 12
— У нас визитеры, — объявил Годфри, входя в зал и хмуро оглядывая рыцарей, рассевшихся за трапезой. Двенадцать пар рук замерли, на лицах появилось тревожное выражение. — Большая компания с королевским штандартом скачет сюда. Очень большая компания, — уточнил Годфри, — слишком большая для обычных курьеров. Лайонел видел их с дороги и сообщил, что узнал Греверли. — Он еще строже насупился и оглянулся на галерею, — Где Ройс?
— Прогуливается с заложницей, — мрачно отвечал Юстас. — Где, точно не знаю.
— Я знаю, — прогремел Арик. — Схожу. Повернувшись на каблуках, Арик вышел из зала крупными шагами, но обычное для его самоуверенной физиономии выражение глухого спокойствия сменилось озабоченностью, от которой глубже залегли морщины вокруг бледно-голубых глаз.
Мелодичный смех Дженни звенел, как колокольчики под внезапным порывом ветра, и Ройс с усмешкой смотрел, как она беспомощно опустилась на ствол поваленного дерева перед ним, с трясущимися от хохота плечиками, с порозовевшими в тон надетому платью щеками.
— Я… я не верю вам, — задыхаясь, пробормотала девушка, вытирая со щек выступившие от смеха слезы. — Это чудовищное вранье, которое вы только что выдумали.
— Возможно, — согласился он, протягивая длинные ноги и ухмыляясь, зараженный ее смехом.
Утром она пробудилась в его постели, когда в спальню ввалились слуги, и, застигнутая в сем положении, переживала так, что на нее больно было смотреть. Дженни была убеждена, что весь замок судачит о том, что она стала любовницей графа, и, разумеется, не ошибалась. Обдумав, что делать — солгать на этот счет или попробовать развеять горе, Ройс решил на несколько часов увести ее из замка, чтобы она слегка успокоилась.
— Вы, наверно, считаете меня совсем безмозглой, если думаете, что меня так легко одурачить и заставить поверить в подобную чушь, — проговорила она, безуспешно стараясь обрести серьезность.
Ройс улыбнулся, но покачал головой, отрицая оба обвинения:
— Нет, мадам, вы заблуждаетесь во всех отношениях.
— Во всех? — с любопытством переспросила Дженни. — Что вы хотите сказать?
Ройс улыбнулся еще шире и пояснил:
— Я вам ни чуточки не соврал и не думаю, чтобы кто-нибудь мог вас легко одурачить. — Он помолчал, ожидая ответа, и, не дождавшись, с улыбкой сказал:
— Это комплимент вашему здравому смыслу.
— О, — изумленно проговорила Дженни и неуверенно добавила:
— Спасибо.
— Во-вторых, далеко не считая вас безмозглой, я нахожу вас, напротив, женщиною необычайного ума.
— Благодарю! — охотно приняла похвалу Дженни.
— А это не комплимент, — уточнил Ройс. Дженни бросила на него забавный негодующий взгляд, требующий разъяснить уточнение, и Ройс пояснил, протягивая руку и касаясь мягкой и гладкой щеки указательным пальцем:
— Будь вы не такой умной, не проводили бы столько времени за обдумыванием всех возможных последствий того, что я овладел вами, а просто смирились бы со своим положением и сопутствующими ему выгодами.
Глаза Ройса многозначительно остановились на нитке жемчуга, которую она по его настоянию надела утром, после того как он вывалил перед ней весь запас драгоценностей.
Дженни презрительно фыркнула, но Ройс продолжал с непоколебимой мужской логикой:
— Будь вы женщиною ума посредственного, вас интересовали бы только вещи, которые обыкновенно заботят женщин, скажем, моды, или суета по хозяйству, или присмотр за детьми. Вы не мучили бы себя такими вопросами, как верность, патриотизм и тому подобное.
Дженни рассерженно и недоверчиво уставилась на него.
— Смирилась бы со своим положением? — переспросила она. — Но я вовсе не в положении, как вы
