монаху, он коротко приказал:
— Давайте. Мы тут уже потеряли чересчур много времени.
Через несколько минут, навечно обреченная на нечестивый брак, основанный на ненависти вместо привязанности и любви, Дженни была выволочена из монастыря и закинута на коня Ройса. Вместо того чтобы сесть на запасную лошадь, Ройс отвернулся и что-то быстро велел кивнувшему Арику. Дженни не слышала, какой приказ отдал он гиганту, но видела, как тот повернулся и целенаправленно зашагал к монастырю.
— Зачем он туда пошел?! — воскликнула Дженни, вспоминая, как брат Грегори упомянул, что сегодня он в монастыре один. — Он ничем вам не угрожает. Он сам сказал, что лишь по дороге остановился здесь.
— Заткнитесь, — бросил Ройс и взобрался в седло позади нее.
Следующий час пронесся будто в тумане, отсчитанный лишь толчками седла в ягодицы Дженни во время галопа по раскисшей дороге. Приблизившись к развилке, Ройс вдруг выпрямился на своем скакуне среди деревьев и остановился, как бы ожидая чего-то. Прошло несколько минут, потом еще. Дженни вглядывалась вдаль, недоумевая, чего они ждут. И наконец увидела. Арик держал вытянутой рукой поводья бегущей с ним рядом запасной лошади. А на спине ее, точно впервые севший верхом, подпрыгивал и колыхался вцепившийся в луку седла так, будто от этого зависела его жизнь… брат Грегори.
У Дженни захватило дух при виде этой, пожалуй, забавной картины; она не верила своим глазам, пока брат Грегори не оказался так близко, что уже можно было по-настоящему рассмотреть его потрясенную физиономию. Повернувшись к мужу, она взорвалась, брызжа слюной от безумного возмущения:
— Вы… вы сумасшедший! На сей раз вы похитили священника! В самом деле! Вы украли священника прямо из святого монастыря!
Переведя взгляд с всадников на нее, Ройс смотрел с вежливым спокойствием, и его крайнее безразличие лишь разожгло в ней ярость.
— Они вас повесят за это! — пророчествовала Дженни со злобной радостью. — Сам папа об этом позаботится! Они отрубят вам голову, потом утопят и четвертуют, насадят голову на кол, а внутренности швырнут на съедение…
— Я вас умоляю, — взмолился Ройс с преувеличенным содроганием, — от ваших слов меня будут мучить кошмары.
Его таланта посмеиваться над судьбой и не задумываться о своих преступлениях Дженни уже не могла вынести. Голос ее охрип до сдавленного шепота, она глядела на него через плечо, как на загадочное нечеловеческое создание, не поддающееся пониманию.
— — Есть ли предел вашей наглости?
— Нет, — отрезал он. — Для меня вообще нет никаких пределов.
Он дернул поводья, повернул Зевса к дороге, пришпорил, и тут как раз их нагнали Арик с братом Грегори. Отведя взгляд от каменного лица Ройса, Дженни вцепилась в развевающуюся гриву коня и сочувственно посмотрела на бедного брата Грегори, который протрясся мимо, устремив на нее широко вытаращенные от страха жалобные глаза, выражающие немую мольбу.
Они неслись с головокружительной скоростью до заката, время от времени останавливаясь ровно настолько, чтобы дать отдохнуть и напиться коням. К тому моменту, когда Ройс наконец дал Арику знак остановиться и было найдено подходящее для лагеря место на небольшой поляне, глубоко под покровом леса, Дженни совсем обессилела от усталости. Дождь прекратился еще утром, выглянуло мутное солнце, потом засияло в полную силу, над долинами поднялся пар, и она чувствовала себя в десять раз хуже в промокшем тяжелом бархатном платье.
Устало морщась, она выбралась из зарослей, где скрывалась от мужчин, попыталась разодрать пальцами безнадежно свалявшиеся волосы, проковыляла к костру и бросила убийственный взгляд на опустившегося на одно колено Ройса, который подкидывал в огонь поленья и казался одновременно и отдыхающим и настороженным.
— Должна заметить, — обратилась она к его широченной спине, — если именно такую жизнь вы вели все прошедшие годы, вам остается много чего пожелать.
Дженни не ожидала ответа и не получила его, начиная понимать, почему тетушка Элинор, лишенная человеческого общества двадцать лет, так тосковала, что охотно болтала с каждым, кто соглашался слушать — по собственной воле или нет. После целой ночи и дня молчания Ройса она отчаялась излить на него свой гнев.
Слишком измученная, чтобы стоять, она повалилась на кучу листьев в нескольких шагах от огня, радуясь возможности посидеть на чем-нибудь мягком, пусть даже на мокром; подтянула коленки к груди, обхватила их руками и продолжила безответную беседу:
— С другой стороны, вы, возможно, находите немалое удовольствие в скачках по лесу, в нырянии под ветки и бегстве с риском для жизни. А когда это приестся, всегда можно развлечься осадой, или кровавой битвой, или похищением невинных, беззащитных людей. Поистине идеальное существование для такого, как вы!
Ройс, бросив взгляд через плечо, увидел, как она сидит, уткнувшись подбородком в колени, вызывающе приподняв изящные брови, и не поверил подобной дерзости. После всего, что он заставил ее испытать за последние двадцать четыре часа, Дженнифер Меррик — нет, поправил он сам себя, Дженнифер Уэстморленд — способна спокойно сидеть на куче листьев и насмехаться над ним.
Дженни проговорила бы еще что-нибудь, но тут из-за деревьев .вывалился бедный брат Грегори, увидел ее, прохромал и осторожно плюхнулся рядом на листья. Усевшись, он поерзал, переваливаясь с одной ягодицы на другую, и поморщился.. — Я… — Он снова поморщился и скорбно признался — …нечасто езжу верхом.
Дженни сообразила, что все тело его должны раздирать боль и ломота, и выдавила из себя беспомощную сочувственную улыбку. В тот же миг ей пришло в голову, что несчастный монах оказался пленником человека с репутацией страшного злодея и надо бы успокоить его неизбежные опасения наилучшим способом, учитывая ее ненависть к похитившему их мужчине.
— Я не думаю, что он вас убьет или будет пытать, — приступила она к утешениям, и монах подозрительно покосился на нее.
— Я подвергся уже всем мыслимым пыткам благодаря этой лошади, — сухо заявил он и продолжал спокойней:
— Однако не допускаю, что буду убит. Это было бы крайне глупо, а я не считаю вашего мужа глупцом. Безрассудным — да. Но не глупым.
— Значит, вы не боитесь за свою жизнь? — спросила Дженни монаха со всевозрастающим уважением, припомнив собственный ужас при первом взгляде на Черного Волка.
Брат Грегори отрицательно покачал головой:
— Из трех слов, которыми удостоил меня белокурый гигант, я уяснил, что меня прихватили с собой как свидетеля при неизбежном расследовании, которое непременно последует, чтобы выяснить, в самом ли деле вы повенчаны по всем правилам. Понимаете, — горько признался он, — как я уже объяснял вам в монастыре, я там простой гость, а настоятель и все братья отправились в соседнюю деревню помогать страждущим духом. Уйди я утром, как собирался, не осталось бы никого, перед кем вы произнесли бы брачный обет.
Краткая вспышка слепого гнева мелькнула в отупевшем сознании Дженни.
— Если ему, — злобно зыркнула она на мужа, который, стоя на коленях, подкидывал поленья в костер, — требовались свидетели бракосочетания, надо было всего-навсего оставить меня в покое и дождаться нынешнего дня, когда нас поженил бы брат Бенедикт, — Да, знаю, и странно, что муж ваш не сделал этого. От Англии до Шотландии всем известно, что он не желал, нет, всеми силами восставал против идеи венчания с вами.
От стыда Дженни отвела глаза, прикинувшись, что ее очень интересуют мокрые листья, и принялась водить пальцем по прожилкам. Брат Грегори вежливо произнес:
— Я говорю с вами открыто, ибо понял при первой встрече в монастыре, что вы не из слабых сердцем и предпочитаете знать правду.
Дженни проглотила комок, от унижения застрявший в горле, кивнула, отворачиваясь в сторону, и
