хотелось утешить ее успокоить… Не воздействием на ее разум, нет, живым прикосновением рук, ласковым и согревающим. И более того.
Гораздо более.
Он почти уже примирил свои обеты со своими желаниями. Джини его жена, и она ему желанна. Она не оплакивает Маклина, и он, Ардет, ей небезразличен. Нет ничего греховного в том, что мужчина занимается любовью со своей женой, разве не так? Потом он вдруг вспомнил, что он не вполне такой мужчина, каким Джини его считает.
Может, он никогда им и не станет, если отдастся чувственным инстинктам, забыв о своих благородных намерениях. Были у него и более глубокие соображения. Ардет не был уверен, что будет вести себя как джентльмен в объятиях Джини. После долгих веков без женщины? Он может ее напугать. Более того, утратив контроль над собой, он может причинить ей боль. «Маленькая смерть» сексуального финала может обернуться чем- то и в самом деле опасным для жизни.
Это уже нечто в духе условий дьявола, который предоставил Ардету шесть месяцев, а потом целую вечность, чтобы оплакивать их. Именно так долго Ардет чувствовал бы свою вину, если бы причинил боль своей жене.
Вот почему он сторонился ее так долго, как только мог.
Но в тот вечер, на который был назначен торжественный прием у принца-регента, Ардет не мог сторониться Джини, делать вид, что не замечает ее, и вообще прикидываться равнодушным. Увидев, как его красивая, соблазнительная жена спускается с лестницы, он едва удержался от того, чтобы не взбежать по этой лестнице вверх, не подхватить Джини на руки и не отнести ее к ней или к себе в спальню, да в любую комнату, где есть кровать. Черт побери, в любую комнату, где есть ковер и дверь. Он сорвал бы с ее соблазнительного тела это блестящее платье, распустил ее сияющие волосы и сделал бы ее своей женой в полном смысле этого слова.
Как же она хороша в этом платье серого цвета, почти того же темного оттенка, как полуночное небо; черная кружевная накидка, которая скрывала ее беременность, усыпана была серебряными блестками, сияющими, как звезды в безлунную ночь. Волосы были забраны в узел на макушке, скрепленный бриллиантовой диадемой. Ардет дивился тому, как он мог при первом знакомстве счесть ее всего лишь миловидной.
Он видел великое множество красивых женщин, большинство великолепных королев и куртизанок своего времени, слишком чисто уходивших из жизни в расцвете красоты. Как правило, они были суетными созданиями и при встрече с ним беспокоились прежде всего о том, как они выглядят, как будто ему было до этого дело. Он их не разглядывал, он просто выполнял свою работу.
Сейчас он замечал каждую черточку.
Леди Ардет была не просто хороша собой. Он понимал, что она испытывает чувство страха, но ее врожденная смелость пробивалась через этот страх, добавляя новые оттенки к тому, что было на поверхности. Ее собственные усилия сделать себя как можно привлекательнее и свет новой жизни, озаривший ее, сделали ее облик достойным воплощения на художественном полотне. Она стала совершенной. Она принадлежит ему. Она, но не ее ребенок.
– Мы можем ехать?
Ардет подошел к нижней ступеньке лестницы и подал Джини руку.
Слава Богу, что он здесь, подумала Джини, так как она к этому времени почти утратила способность твердо держаться на ногах вместе с остатками уверенности в себе.
Однако ни единого доброго слова или комплимента не сорвалось с крепко сжатых губ графа. Теплая улыбка ни разу не согрела его смуглое лицо. Он был так же суров и замкнут, как тогда, когда она впервые встретила его в полевом госпитале, занятого только спасением жизней и ничем больше. Сегодня он был намерен покорить высший свет по своим собственным причинам, понятным ему одному, и Джини понимала, что она не вправе жаловаться.
Поездка в карете показалась ей бесконечной и в то же время слишком короткой. Лорд Ардет сидел напротив, всячески стараясь не помять ее юбки и в то же время не обращая никакого внимания на ее взбудораженные чувства. Они не сказали друг другу ни слова до тех пор, пока карета не остановилась в конце длинной череды других экипажей.
– Как я понимаю, никто не собирается выходить из экипажа и двигаться далее пешком, – сказал Ардет. – Вот глупцы. Они давно уже были бы в доме и веселились в свое удовольствие.
Веселились? Предполагается, что именно этим они будут заниматься? Джини охотно осталась бы в карете на всю ночь, это было бы для нее предпочтительнее, однако она спустилась из кареты на землю, когда пришла их очередь, с высоко поднятой головой и глядя прямо перед собой, такая же надменная и невозмутимая, как любая из дам бомонда. Она не принадлежала к этому обществу по рождению, но благодаря замужеству заняла в нем подобающее положение, одетая и увешанная драгоценностями в соответствии с обстоятельствами. Ее супруг вполне может ею гордиться. Если он и заметил, как дрожит рука, которой она опирается на его руку, то не упомянул об этом.
Джини почувствовала облегчение, уяснив, что представляться принцу им не придется с ним наедине, как она боялась. При сем присутствовали генералы союзнических армий, члены кабинета министров, личные друзья принца и несколько его бывших любовниц. Она никого из присутствующих не знала, и никто не смотрел на нее, когда по кивку принца Ардет подвел ее к нему.
Мисс Хэдли могла бы гордиться реверансом Джини. На принца это, кажется, произвело хорошее впечатление. Он широко улыбнулся. Впрочем, все знали, что ему нравятся хорошенькие женщины.
– О, Ардет, скажу вам, что мы строили различные предположения по поводу вашего неожиданного выбора. Разговоров было предостаточно, знаете ли. Но теперь нам все понятно.
Граф слегка поклонился, потом сдвинул брови, так как принц, взяв руку Джини в свои, задержал ее на более долгое время, чем допускал строгий придворный этикет.
– А с вами, моя дорогая, – обратился его высочество к Джини настолько громко, что каждое слово могли услышать все присутствующие в приемном зале, – мы жаждали познакомиться как с новой для нас супругой пэра. Или мне следует предложить вам еще и титул Несравненной, а?
Он рассмеялся – от этого смеха затряслись его отвислые щеки и зазвенели бесчисленные медали на широкой груди. Окружавшие принца прихлебатели тоже рассмеялись и закивали с должной обязательностью.
Ардет уставился горящими глазами на руку Джини, все еще зажатую в толстых пальцах принца. Он не решался причинить этим пальцам острую боль или неудержимый зуд, во всяком случае, здесь, на приеме. Принц не обратил на него внимания и адресовался к Джини на этот раз негромко, предназначая свои слова для нее одной:
– Мы не знали, посылать соболезнования или поздравления. Трудный выбор, не так ли?
Джини не поняла, чей выбор он имеет в виду: свой или ее, но ей показалось, что он искренне тронут ее положением, и потому она, опустив голову, сказала:
– Вы очень добры, сир. Благодарю вас за понимание и за ваше милостивое приглашение.
– Прекрасно сказано. Но берегитесь, моя дорогая. Старым сплетницам это не нравится. Эти кошки не одобряют ваш поспешный брак и то, что вы не соблюдаете траур. Они начнут искать недостатки в вашей наружности и в ваших манерах. Но главным образом их выводит из себя то, что вы подцепили богатого графа прежде, чем они смогли запустить в него свои когти. – Он наклонился к ней еще ближе, так близко, что она услышала поскрипывание его корсета. – Скажу по секрету: они и нас не жалуют.
Непопулярность принца ни для кого не была секретом, хотя Джини сочла невежливым говорить об этом сейчас. Газеты были полны критических суждений о принце, обвинений в расточительстве и беспутстве, а также полученных от лондонской прислуги сведений о том, что их хозяева недовольны таким правителем.
– Не позволяйте им обижать вас, – продолжал принц. – Таков наш совет. Мы благополучно обошлись без их одобрения. Мы радовались жизни. Поступайте и вы в том же духе.
Джини подумала, что это прозвучало как приказ, и едва не рассмеялась нервным смехом, так как нервы ее были напряжены. Как может считать этот не в меру растолстевший государь, будто по его приказу подданные станут счастливыми?
Джини не была уверена, что сможет выполнить королевский указ. Не была она уверена и в том, что Ардет не устроит сцену, если принц не отпустит ее руку, которая чувствовала не слишком приятное тепло его пальцев даже сквозь перчатку. Не могла же она попросту высвободить руку из хватки принца или наступить ему на ногу, как она однажды поступила по отношению к одному наглому капралу в армии… Она пробормотала нечто более или менее подходящее к случаю и посмотрела на своего мужа.
То же сделал и принц.
– Сверх того, Ардет сумеет с ними справиться. Даю слово, что не знал такого мастера убеждать людей.
– Да, он умеет быть убедительным, – согласилась Джини. – И чаще всего оказывается прав.
– Положитесь на него. Именно так поступили бы мы. Ведь не скажешь, что он из тех, кто не прислушивается к доводам разума? Богатым и красивым джентльменам все прощается. Строгие судьи могут сколько угодно повторять, что презирают выскочек, но любая из этих дам дала бы себе отрезать руку по локоть ради того, чтобы занять ваше место.
Если он немедленно не отпустит ее руку, Ардет может лишить принца его собственной конечности. Джини слегка посторонилась, чтобы уступить место женщине весьма плотного сложения, которая явно старалась попасть принцу на глаза.
Эту особу трудно было не заметить. Почти такая же толстая, как его высочество, она нацепила на себя примерно столько же драгоценных украшений – колец, серег, подвесок и так далее, – сколько у принца на груди было медалей. В волосах у нее
