рано.
Вспомнив сейчас эти слова старого управляющего, Ардет взглянул на кольцо на туалетном столике. Еще рано? Успела ли Джини переодеться? Отпустила ли она свою горничную? Он не хотел бы ворваться к ней, как ошалевший от похоти молодой козел. То есть вообще-то хотел бы, но не станет так себя вести. С другой стороны, как бы она не стала волноваться, решив, что он вообще не придет.
А пока что он решил еще раз побриться. Его слуга, прихватив мокрые полотенца и рваные бинты, давно уже ушел, скорее всего в амбар, к прочим участникам веселья. Но Ардету никоим образом не хотелось требовать услуг от умелого и, к счастью, не болтливого человека в тот вечер, когда он отдыхает. Он взял мыло и бритву.
Олив запрыгал вверх-вниз, захлопал крыльями, невнятно выкрикивая нечто вроде того, что Ар хочет себя зарезать. Подобно тому, как необычайные способности Ардета со временем слабели, речь ворона день ото дня становилась все менее внятной.
– Успокойся, дуралей. Я умею бриться, хоть мне и не так часто приходилось это делать самому.
Сэр Корин в первой своей жизни обходился без брадобрея, а в случае особой необходимости привести отросшую бороду в приличное состояние пользовался хорошо отточенным лезвием ножа. Во втором своем существовании у него не было ни бороды, ни крови, которая могла бы пролиться при случайном порезе.
Ворон продолжал орать о его намерении зарезаться.
Нервы у Ардета и без того были напряжены до предела, а лишний шум ему тем более был не нужен, и потому он больше не стал одергивать ворона, а просто выгнал его из гардеробной.
Он отлично справился с бритьем и убедился, проведя ладонью по щеке, что она достаточно гладкая и не причинит вреда нежной коже Джини.
Одна только мысль о ее мягкой коже привела его в возбуждение.
Ардет понял, что больше ждать не может. Он потуже затянул пояс халата, чтобы вид его наготы не вывел бедную женщину из равновесия раньше времени, и поискал глазами свои шлепанцы. Его прилежный слуга, должно быть, убрал их куда-то поблизости, но у Ардета уже не было терпения заниматься поисками. Он сунул в карман кольцо, взял с собой вино и два бокала, после чего босиком вышел из комнаты.
Дверь в ее спальню была приоткрыта. Джини наклонилась над чем-то, и один взгляд на ее фигуру едва не лишил Ардета возможности дышать.
На Джини была отделанная кружевом белая шелковая ночная рубашка, которая плотно обтягивала ее круглую попку.
Ох, наверное, ему следовало принять холодную ванну, а не горячую.
Но тут, прежде чем он мог произнести хоть слово, Ардет услышал некий звук – неприятный, натужный, какой-то неестественный. Увы, его жена, его новобрачная, его желанная возлюбленная, склонившись над ночным горшком, извергала из желудка все съеденное за обильным ужином. Ардету ничего иного не оставалось, как принести ей влажное полотенце, поддерживать ее, пока не утихли позывы к рвоте, а затем отвести, а скорее отнести ее на кровать. Она лежала на постели, бесконечно слабая, измученная.
– Послать за Мари? – спросил он.
Джини слегка повела головой из стороны в сторону.
– Я ей сказала, что она сегодня мне больше не нужна. Бог знает где она, то ли у себя, то ли в постели у Кэмпбелла. А может, все еще танцует, приглядываясь к местным перспективам.
– Бедняга Кэмпбелл.
Джини вздохнула то ли из сочувствия к Кэмпбеллу, то ли из жалости к самой себе.
– Она ничем не сможет мне помочь.
И Ардету тоже ничто не могло помочь. Он наполнил вином оба бокала и протянул один из них Джини.
– Сделай глоток. Избавишься от неприятного вкуса во рту.
Она проглотила самую малость. Ардет одним глотком выпил полбокала.
– Мне так жаль, – проговорила она, чуть не плача.
– Но ведь это не твоя вина. – Он поставил бокал и, сев рядом с ней на постель, начал растирать ей руки, все еще влажные от пота. – Постарайся уснуть. Утром тебе станет лучше.
Она снова вздохнула со стоном.
– Мне что-то не верится.
– Мне остаться с тобой?
– Нет. Мне очень стыдно, что ты видел меня такой.
– Не глупи. Ты видела меня истекающим кровью и потерявшим сознание.
Бисеринки пота выступили у нее на лбу.
– Уходи скорее. Меня сейчас опять…
Так и было. Рвота едва не попала Ардету на босые ноги. Он поднял с пола ночной горшок и подставил ей, держа ее за плечи и откинув ей волосы назад.
Когда рвота вроде бы прекратилась, Ардет спросил, не дать ли ей чаю или хотя бы воды.
Джини попыталась улыбнуться:
– Нет. Я уже выпила молока, чтобы расслабиться.
Ардет заметил на столике у кровати недопитое молоко в стакане.
– Кажется, это тебе не помогло.
– У него был неприятный привкус. Мой желудок уже был не в порядке.
– Может, я попробую усыпить тебя?
– Нет! Ты же сам сказал, что мне станет легче утром. Или через несколько месяцев, как пообещала миссис Ньюберри.
Он накрыл ее вторым одеялом, скорее потому, что у него самого замерзли ноги, а не потому, что было холодно Джини. Она, наоборот, вспотела, и лицо у нее покраснело. Он подумал, что надо бы переодеть ее в чистую, сухую ночную рубашку, но решил, что при виде ее нагого и сейчас, разумеется, неприкасаемого тела сам того и гляди расплачется. Поцеловал Джини в щеку и сказал:
– Я схожу за своими шлепанцами и за книжкой, потом вернусь и останусь с тобой.
– В этом нет необходимости.
Глаза у Джини уже закрывались сами собой.
– Это необходимо мне.
Он вернулся к себе в спальню и тут вспомнил, что закрыл ворона в гостиной после того, как Олив принялся орать, что Ар хочет себя зарезать. Ардет и теперь спохватился о нем потому, что из-за двери гостиной тоже доносились выкрики. Правда, не совсем членораздельные – вроде «Ар сник!»
Что бы это значило? Выходит, не в бритье дело? Ардет бросился в гостиную, споткнулся о скамеечку для ног, едва не упал и, вбежав в комнату, обнаружил, что нахохлившийся ворон сидит на карнизе для штор.
– Арсеник? Мышьяк? – Ардета вдруг осенило, что ворон имел в виду название сходного звучания яда. Не «Ар сник» выкрикивал он, а «арсеник».
Олив утвердительно затряс головой.
– Кто? Кто?
Олив попытался повернуть голову назад на манер совы.
– Проклятие! – Ардет потряс кулаком в воздухе. – Кто это сделал?
Олив захлопал крыльями и ответил:
– Сделал Снелл.
– Ты учуял запах? О боги!
Ардет не стал тратить время на поиски шлепанцев или ботинок, выскочил в коридор как есть, сбежал вниз по лестнице, пронесся еще по одному коридору, еще по одному… Куда подевалась его способность проходить в случае необходимости сквозь стены, а также перемещаться в мгновение ока во времени и пространстве? Его солидная плоть только и могла теперь с громким топотом спускаться бегом по лестнице или носиться по коридорам. Он повернул не в ту сторону и вынужден был еще раз пройти по картинной галерее, со стен которой на него взирали портреты самодовольных мужчин и дам в старинных костюмах. Неизвестно, есть ли среди них его предки. Наконец он добрался до кухонных помещений. Там было пусто, и Ардет сообразил, что все и каждый продолжают веселиться в амбаре. Он открывал двери одну за другой, рылся в ящиках и шкафах до тех пор, пока не нашел то, что искал: особую полку с различными предметами чисто хозяйственной необходимости. Да, мышьяк там был, в упаковке, надписанной разборчивым почерком. В каждом хозяйстве держат этот яд, чтобы травить мышей, крыс и более мелких вредителей. А некоторые леди даже используют мышьяк для изготовления косметики – находятся и такие идиотки.
Наконец он отыскал то, что нужно для приготовления противоядия. Хотя мышьяк и называли производителем вдов, у Ардета не было опыта борьбы с действием этого яда, и он мог лишь надеяться, что верно подобрал нужные компоненты. Он смешал их в фарфоровой мисочке, добавил воды и помчался обратно по лестницам и бесконечным коридорам, проклиная этот дом, козни дьявола, свои босые ноги и того, кто посягнул на жизнь его жены.
Джини заметно ослабела, ее сотрясала частая дрожь.
– Вот, любовь моя, выпей это.
– Ты назвал меня своей… любовью?
Господи, женщину отравили, а она толкует о значении слов!
– Ну и что? Об этом мы поговорим утром. А сейчас выпей это.
Джини понюхала жидкость и поморщилась:
– Я почувствую себя лучше после этого? Ты уверен?
Он не мог ее обманывать.
– Нет. Но это снадобье избавит твой желудок от того, что причиняет тебе страдания.
– Так это не из-за ребенка?
Ребенок и ее несчастный слабый желудок, похоже, спасли ей жизнь. Ардет решил, что может позволить себе соврать, только бы не напугать ее слишком сильно, когда ей и без того очень плохо.
– Нет, все остальные тоже занемогли. Скорее всего, в одном из блюд за обедом оказалось что-то несвежее.
Джини проглотила его снадобье, и у нее снова началась рвота, хотя, казалось бы, желудок был уже совершенно пуст. После приступа Ардет дал ей глотнуть вина: был уверен, что оно безвредно, поскольку сам пил и оно не принесло ему вреда. Он помог Джини снять шелковую ночную рубашку и завернул ее в свой плотный и теплый халат. Ардет был слишком встревожен и озабочен, чтобы обратить внимание на ее соблазнительное тело и на собственную наготу. Холодная решимость загасила все искры желания, а охватившая Ардета горячая злость согревала его.
Он держал Джини в объятиях, пока она не уснула от изнеможения. Ардет знал, что она боится его гипнотических пассов, а сегодня ей хватило страхов и без этого.
Убедившись, что она спит крепко, он уложил в постель и отправился к
