затем сын. Он узнал об этом, только когда вернулся.
После этой трагедии Спенсер продолжал служить королю проводя жизнь в сражениях, надеясь погибнуть и воссоединиться с женой на небесах. Но судьба с ним была жестока, он ослеп во время одной из атак и больше не мог воевать, потеряв надежду погибнуть. Лишить себя жизни он не мог, самоубийство было грехом. Поэтому он был вынужден жить, пока Господь не решит призвать его к себе. А Господь, печально заметил старик, совсем не торопится.
Розамунду тронул его рассказ. Любовь лорда Спенсера к жене и детям чувствовалась в его голосе, боль не притупилась с годами. Ей вдруг подумалось, как хорошо быть любимой с такой страстью и преданностью, что спустя двадцать лет только одно имя способно вызвать слезы у человека.
Как счастлива женщина, которую так любят, думала Роза-мунда, осторожно выскальзывая из парадной двери и торопливо спускаясь по ступеням. Она только осмотрит конюшню и проведает Ромашку. Может быть, все будет так же, как и с замком – снаружи запущенный, а внутри сияет чистотой. Она скрестила руки на груди и нахмурилась, почувствовав ночную прохладу. Хотя был конец июня, после захода солнца воздух стал совсем холодным. Дул сильный ветер, и в нем чувствовалось приближение дождя.
Гроза началась, когда она добралась до конюшни. Всполох света заставил ее остановиться и посмотреть на север. Спустя мгновение тишину разорвал отдаленный раскат грома. Первые тяжелые капли дождя упали на землю, и Розамунда поспешно вошла в конюшню. У порога она остановилась, думая, что внутри темно.
Но никакой темноты не было. Через огромные зияющие дыры, которые она заметила раньше, конюшня освещалась всполохами молний. Здесь было так же ветрено и сыро, как во дворе. Лошади нервничали и ржали, боясь грозы, не защищенные от ветра и холода,
– Да заткнитесь вы и не жалуйтесь. Вы же внутри, так? Ваши животы набиты, ноги сухие.
Розамунда застыла, услышав грубый голос, и посмотрела в ту сторону, откуда он доносился. Только когда луна на мгновение вышла из-за облаков, она заметила мужчину, развалившегося на копне соломы. Его голова моталась из стороны в сторону, и он время от времени смотрел на кувшин в руке.
«Конюх? – подумала Розамунда, потом чуть скривилась. – Кто же еще это может быть?» Она решительно направилась к мужчине.
Он был пьян. Розамунда чувствовала запах на расстоянии нескольких шагов. Удивительно, как ей это удавалось, потому что в конюшне стояло невыносимое зловоние. И не нужно было гадать, где его источник. Она чувствовала его под ногами. Здесь не убирали за лошадьми очень давно. Кроме того, конюшня, видимо, была неосмотрительно устроена в небольшой впадине или земляной пол со временем осел. В самом центре образовалась канава, которая служила стоком. Ее содержимое было отвратительно, но это, судя по всему, был единственный способ очистки. Да, вряд ли господин, распевавший сейчас непристойную песенку, утомлял себя здесь работой. Уж он точно не чистил ни лошадей, ни стойла. Странно, что в такой грязи до сих пор не началась зараза вроде чумы.
Ярость охватила ее, и Розамунда открыла рот, чтобы отчитать конюха, но не успела.
– Что ты здесь делаешь?
Розамунда заморгала, услышав мрачный голос у себя за спиной. Оказывается, ее уход все же не остался незамеченным. Ее муж стоял на пороге конюшни, сурово глядя на нее, словно это она провинилась.
Быстро собравшись с мыслями, она попыталась улыбнуться:
– Я решила проверить конюшню и убедиться, что за лошадьми хорошо смотрят. Ромашка…
– Вернись в замок, – резко перебил ее Эрик.
– Но вы только взгляните на конюшню, муж, И на конюха. – Она отступила, оглядываясь назад, и увидела, что мужчина уже заснул. – Это позор. Его нужно немедленно заменить. Ваш Смизи может справиться гораздо лучше. И конюшню надо немедленно перестроить. На более высоком месте и…
– Вернись в замок.
Розамунда заколебалась, услышав твердые нотки в его голосе. Похоже, ее непокорность не понравится ему. Непокорность. Опять это слово. Покоряться Эрику? Зачем только во время бракосочетания она повторила эту клятву, да еще потом и отцу пообещала! Она была слишком потрясена внезапным замужеством, чтобы глубоко осознать то, что говорит. Если бы она подумала как следует, то отказалась бы. Или по крайней мере как-то изменила слова. Например, сказала бы «покоряться в силу моих возможностей» или «покоряться, когда согласна». Как ужасно было дать клятву слушаться мужа и теперь пытаться выполнять это обещание!
Розамунда вздохнула и с поникшими плечами пошла к выходу. Муж взял ее за руку, когда она хотела пройти мимо него, и пристально посмотрел на нее:
– Я не потерплю, чтобы ты разгуливала по двору. Конюшня не место для леди. Твое дело находиться в замке, как и подобает добропорядочной жене.
Ее глаза расширились от ужаса, и его рука слегка сжала ее руку.
– Делай, как я велю, Розамунда.
Она молча кивнула, совершенно потерянная. Это было просто уму непостижимо. Никогда не появляться в конюшне? Невозможно! Ведь она всегда занималась лошадьми. Это ее работа!
Не представляя, что творится в ее душе, Эрик отпустил ее руку и жестом показал на замок, довольный, когда она побрела к нему.
Берхарт скользнул взглядом по стойлам, увидел конюха и поморщился. Хотя ему не нравилось, когда его учат, как быть хозяином замка, он понимал, что жена права. Конюшня была жутко запущена. Конюха придется менять и строить новое здание. Но сейчас, пока конюх в таком состоянии бессмысленно отчитывать его и трудно как-либо позаботиться о лошадях, потому что и Смизи сейчас не смог бы это сделать.
Жена права, сказав, что Смизи станет отличной заменой, но тот вместе с остальной свитой с удовольствием отведал эля после тяжелого пути. Лошадям придется подождать до утра. Утром Эрик разберется с этим делом. Он поручит конюшню Смизи и даст ему в помощь еще двоих, чтобы заделать на время дыры в стенах. Потом можно будет начать строительство новой конюшни.
Вздохнув, Эрик покачал головой. Он подозревал, что это лишь одно из массы дел, требующих его внимания. Но все это подождет до завтра. Он устал и желал только одного – найти свою постель. Но прежде нужно позаботиться о размещении в замке своих людей.
Глава 7
Розамунда опустилась в кресло у камина и печально вздохнула. Прошло две недели с тех пор, как они приехали в Гуд-холл. Две длинные, тоскливые недели, показавшиеся ей двумя годами. Никогда в жизни она не была такой несчастной и не чувствовала себя такой бесполезной. Даже в те первые дни путешествия в Шамбли, когда мужчины не позволяли ей ничего сделать, она не чувствовала себя такой безнадежно лишней. Тогда ее дни были все-таки заполнены борьбой с болью и необходимостью удержаться в седле. Но здесь же не было и этого. Ничего. Все ее передвижения ограничивались замком; ей было запрещено покидать его. Ее муж настаивал, чтобы она занималась хозяйством, но в ее участии здесь не было никакой необходимости. Слуги в замке прекрасно знали свое дело, и ее вмешательство совершенно не требовалось.
О, она, конечно, пыталась. В первый же день она обошла весь замок в поисках хоть какого-нибудь занятия для себя. Но все было прекрасно и без ее помощи. Напротив, она, казалось, все время мешала то там, то здесь. Побродив бесцельно некоторое время, она в конце концов села у камина.
Это бездействие сразу сказалось на ее нервах. Розамунда не привыкла к праздности. Сейчас, когда ее тело томилось без движения, мозг заработал с удвоенной силой. Она беспокоилась о состоянии конюшни, о том, намерен ли муж что-то предпринять в этом отношении. Она вспоминала о конюшне в аббатстве, представляла, как поживают кобыла и жеребенок. Не ослабло ли здоровье лошади после тяжелых родов? Здорова ли она? Может, подхватила какую-нибудь хворь? Или у нее что-нибудь с легкими? Такая угроза была для лошади очень реальной после длительных, изнуряющих испытаний. А как жеребенок? Ест ли он? Как поживают Юстасия, Кларисса, Маргарет и аббатиса? Все эти мысли перемещались в ее голове.
Так проходило ее время – она сидела у камина, нервничая все больше и впадая в уныние, в то время как ее муж вольно разъезжал по их землям. Он знакомился с их новыми владениями, и лорд Спенсер со своими людьми сопровождал его повсюду. Эрик заверил старика, что справится и сам, но Спенсер настоял на своем. Раз он прежний владелец, то это, как он утверждал, его обязанность. Они уезжали в повозке каждое утро и возвращались уже после того, как Розамунда ложилась спать.
Эрик очень мало разговаривал с ней и, конечно, не утруждал себя исполнением супружеских обязанностей. Не то чтобы она желала этого, но тогда у нее было бы хоть какое-то занятие. А она сидела и вспоминала свою жизнь в аббатстве, думая о монахинях и животных, которых оставила там. Она так скучала по ним! Даже начала скучать по отцу Абернотту. Это, как ничто другое, сказало ей, какого отчаяния она достигла.
От грустных мыслей ее отвлек звук открывающейся двери в парадном зале. Розамунда немного выпрямилась и обернулась. Поначалу она не узнала сгорбленную фигуру, тяжело направлявшуюся к столу, но через мгновение вскочила на ноги.
– Милорд епископ! – Обрадовавшись, она бросилась к нему. – Что вы здесь делаете? Вы с отцом приехали навестить нас? – Ее взгляд устремился к двери. – Отец остался с лошадьми? Я должна…
– Нет. – Шрусбери удержал ее за руку, когда она бросилась к двери. – Нет, дитя мое. Короля здесь нет.
– Нет? – ошеломленно выдохнула Розамунда. Потрясение читалось на ее лице. Епископ был самым преданным слугой ее отца. Она никогда не видела, чтобы отец отправлялся куда-нибудь без него, и
