спросила Лидия.
– В смысле, более серьезные?
– Ну да. К примеру, книги Джейн Остин?
– Нет, такие мне не по душе. Я предпочитаю Диккенса и Коллинза. Прочел все, что смог найти.
– Выходит, ты много читаешь. Я тоже.
Сэм ощутил удовольствие при мысли о некоторой общности их интересов. Даже если им с Лидией нравились разные авторы, сама по себе страсть к чтению была свойственна не всякому.
– Как-то раз я сам написал книгу, – сказал он неожиданно для себя.
– О! – воскликнула девушка, широко раскрыв глаза. – Правда?
– Еще в молодости.
– И о чем же была эта книга?
– Ни о чем конкретно. Сборник высказываний на разные темы.
Критика приняла «Техасца в Массачусетсе» очень благожелательно, а один обозреватель даже назвал его «превосходной коллекцией афоризмов и откровений». Будь Сэм более честолюбив, он бы зазнался, но такой, какой есть, он не принял замечаний критика всерьез. Однако теперь он ощущал непривычное желание блеснуть перед своей собеседницей, произвести на нее – впечатление своими талантами. Получилось это У него весьма неуклюже.
– Так себе была книжонка. Отец назвал ее лепетом деревенского простачка! Я подарил ему экземпляр с дарственной надписью, а он бросил его в дыру нужника..
Лидия прижала ладони к щекам.
– Что за ужасный человек!
– Да уж, ему было не до изящных манер. Мой отец пережил пять жен, две войны, из разбойников вышел в шерифы, потом подался в рейнджеры и к тому же сумел поставить на ноги ранчо. Все его уважали, многие побаивались, но как человек он мало кому нравился. Характер у него был трудный, и это еще очень мягко сказано. – Сэм хмыкнул. – Бывают дни, когда я очень похожу на него.
Черт возьми, он снова наговорил лишнего! В больших глазах Лидии появилось изумление, граничившее с испугом.
– А ты? – осторожно спросила она. – Ты тоже не нравишься людям?
– Бывает и такое. Но тебе я, кажется, нравлюсь, хотя и непонятно почему.
– Возможно, – произнесла Лидия отчего-то с грустью. Вид у нее при этом был такой, словно она только что сделала безоговорочное признание.
– Несмотря на мое ужасное происхождение? Девушка ограничилась кивком. Надо же, подумал Сэм, а
утром они только и делали, что препирались. Откуда такая уступчивость?
Читая по очереди, они быстро добрались до конца рассказа, который не отличался ни длиной, ни прихотливостью. Медлительное время едва успело доползти до полудня. Погода не выказывала никаких перемен, туман упорно не желал рассеиваться.
Дочитав последние строчки, Лидия тихо закрыла томик и сжала его в ладонях, не желая расставаться с глупой бульварной книжонкой, которая понравилась ей ничуть не меньше, чем остальные шесть из бесконечной серии «Буффало Билл». Она таскала их из высокой стопки в углу гардероба брата. Что-то такое в них было, в этих книжках. Они были незатейливы, зато оставляли чувство подлинного удовлетворения. Справедливость в них неизменно торжествовала, зло бывало наказано, сила была добра, а слабость – прекрасна. Читать такую книжку в компании Сэма Коди было приятно вдвойне.
Девушка положила томик и потянулась. Она не смотрела на своего товарища по несчастью, но ни на минуту не забывала о его близком присутствии. Вот он вытянул ноги и по очереди покрутил ступнями, откинувшись назад и опираясь на руки, потом буркнул что-то неразборчивое, что-то вроде: «Неплохо, неплохо!»
– Отлично, – поправила его Лидия. – У моего брата Клива полным – полно таких книжек. У него вообще много всякого… забавного. Например, картинки с мужчинами и женщинами в нижнем белье. Я глаз не могла оторвать!
Она умолчала об иллюстрациях к «Лисистрате», решив, что Сэм никак не может быть знатоком греческих пьес.
С минуту он изучал ее с поднятой бровью, потом заметил:
– Так ты, ко всему прочему, еще и роешься в вещах брата.
– Не во всех, а только в тех, что в углу гардероба. Там он хранит все самое интересное. Ну да, да, я знаю, что это дурно! И почему всегда так тянет к тому, чего не следует делать? В детстве Клив так меня изводил, что я мечтала отомстить ему за все. Однажды я заметила, как он прячет что-то в своем гардеробе, сунула туда нос и наткнулась на целый склад. То, что я им воспользовалась, только справедливо. И потом, разве я не держу рот на замке? Мама убила бы Клива, если б узнала.
– А сколько ему?
– Двадцать два.
– А я думал, двенадцать, – усмехнулся Сэм. – В двадцать два люди обычно умеют за себя постоять.
– Только не перед лицом нашей матери.
– Разве отец не принял бы его сторону?
– Только если бы оказался дома, а это бывает нечасто. –
Лидия склонилась к самому уху Сэма и понизила голос как если бы повсюду были уши. – Я никому еще
этого не говорила, но сдается, что родители только и ждут, когда же мы с Клином заведем собственные семьи. Тогда они со спокойной совестью пойдут каждый своим путем. Они терпеть друг друга не могут.
– Вот оно что!
– Да – да, но они не выставляют этого напоказ, наоборот, всячески скрывают. Из страха, что ни одно достойное семейство не захочет связать свое имя с именем тех, чей брак – лишь формальность. Если бы на развод не смотрели косо, они давно бы развелись. – Девушка вздохнула. – Одним словом, они выжидают. Это так досадно!
Как видно, она решила сменить тему, потому что спросила иным, оживленным тоном:
– Ты, случайно, не родственник?
– Кому? – удивился Сэм.
– Буффало Биллу! Ведь его фамилия – Коди, как и твоя.
– Ах, этому! – засмеялся он. – Нелепому циркачу, который ездит по свету со своим шоу? Само собой, мы родня! По крайней мере отец любил повторять, что они братья в каком-то там колене. – Он посерьезнел. – Это просто шутка, не обращай внимания. А что, ты бывала на представлении?
– Да, и мне очень понравилось.
Еще одно признание вырвалось, и ничего страшного не произошло. Сэм Коди не видел ничего странного ни в одном из откровений, вполне способных довести ее мать до сердечного приступа.
– А на каком именно? – только и спросил он.
– На том, где скальпировали. Клив ходит на это шоу каждый раз, как они бывают в Лондоне. Раза четыре был, не меньше. А ты?
– Дважды. – Где?
– В Чикаго.
Лидия позволила своим мыслям странствовать. Прошло минут пять.
– Как далеко тебе случалось бывать от дома? – полюбопытствовала она.
– Не дальше Англии. Думаю, это достаточно далеко, даже слишком. Я с радостью вернусь в Америку.
– А что из того, что тебе пришлось повидать, было сразу и лучшим, и худшим? – Поскольку Сэм не понял вопроса, Лидия пояснила: – Эту игру мы с братом выдумали, чтобы научиться видеть разные стороны вещей. Например, что хорошего и что плохого в том, что Клива в шесть лет отдали в частную школу для мальчиков, чего он совсем не хотел? Что хорошего и что плохого в том, что мне не позволили поступить в университет, чего я очень хотела?
Сэм довольно долго не отвечал. Лидия сообразила, что он не знает, верить или не верить ее очередному намеку на принадлежность к высшим кругам. Наконец он, похоже, сдался, потому что передернул плечами и спросил:
– Ты имеешь в виду, из того, что мне пришлось повидать в Англии?
– Ну хотя бы.
– Только, чур, не смеяться. Это вересковые пустоши. Я и люблю их, и нет, потому что они были бы совсем похожи на техасское раздолье, не будь здесь столько грязи, сырости и тумана. Короче, я люблю в них все, за исключением болот, а это не такое уж маленькое исключение. – Сэм согнул одну ногу в колене, положил на нее руку, свесив пальцы и пошевеливая ими. – Один Бог знает, как долго мне не приходилось проводить ночей под открытым небом. Мне это всегда было по душе, а теперь и подавно. Здесь, в Дартмуре, мне нравится черника. – Он повернулся, и взгляды их встретились, прямые и полные откровенной симпатии. – Пожалуй, это единственное, что я принимаю в Англии всем сердцем.
Есть ли что-то еще, что он принимает всем сердцем? Или, может быть, кто- то? Она? Лидия не решилась уточнить. И без того ее преследовало странное, очень непривычное ощущение, что щеки пылают, хотя им было от природы положено оставаться бледными при любых обстоятельствах. Чтобы оставаться за пределами видимости Сэма, она откинулась.
– Знаешь, начни читать сначала. Надо же как-то скоротать время!
Вокруг клубилось тяжелое сырое облако, но тот невидимый туман, что окутывал Лидию, был совсем иной. Это было довольство. Оно согревало, оно несло с собой уют. Устроившись на своем неудобном ложе, она думала о том, как ей повезло.
Сэм находит ее привлекательной, всерьез интересуется ею. Час назад, когда он вертел в руках футляр с луком, она готова была на коленях умолять не выдавать ее, сохранить то, что она считала своим скандальным, почти постыдным секретом. Но ему и в голову не пришло посмотреть на нее косо, его занимал лишь уровень ее мастерства.
Лидия отождествляла себя со своим оружием. В собственных глазах она была кем-то вроде Робин Гуда в юбке и гордилась лаврами победителя на сельском турнире больше, чем своим знатным происхождением, в котором Сэм упорно сомневался. Да и кто его осудит? Здесь, среди равнин и болот, она была просто Лидди Браун, не больше и не меньше, и как к Лидди Браун он к ней и относился. Лучшего нельзя было и желать. Сбылась давняя мечта: хоть ненадолго перестать быть Лидией Бедфорд-Браун, дочерью виконта Венда.
Сэм раскрыл книгу и начал сначала. Лидия мысленно произнесла его имя не меньше десяти раз, медленно и со вкусом. Сэмюел Дж. Коди. Сэм. Сэм, которому нравится Лидди – настолько, чтобы поддразнивать ее днем и согревать холодной ночью. Лидия совсем
