бельем, какое ни покажи, словно это что-то неприличное, – сказал он угрюмо. – А ты? Тебе тоже смешно, что я способен носить красное белье?
– Скорее неловко.
– Почему? Может, у меня и шляпа дурацкая?
Он скучал по своему стетсону и хотел снова водрузить его на голову.
– Красное – слишком кричащий цвет для мужского нижнего белья, – со вздохом объяснила Лидия. – А шляпа… она… одним словом…
– Выглядит не по-английски? – подсказал Сэм.
– Да. – Она понурилась с новым тяжелым вздохом. – Уезжай отсюда, Сэм, тебе здесь не место.
Он подумал, что самое время сменить тему, и указал на мишень.
– Ты хорошо стреляешь.
– Знаю. На прошлой неделе завоевала очередной кубок графства Йорк – Серебряную Стрелу.
– Поздравляю.
Лидия покрутила лук вокруг упертого в землю кончика, подняла голову, снова опустила, набрала в грудь побольше воздуха. Казалось, ей больно высказывать то, что у нее на уме. И все же она это сделала.
– Сэм! Я тебе благодарна за попытку завести светскую беседу. Но факт остается фактом: я хочу, чтобы ты уехал,
– Почему?
– Ты меня нервируешь.
– Странно.
– И все же это так. Уезжай!
– Не могу, помимо всего прочего, я здесь по делу.
– Сможешь. Это просто: купи билет на ближайший пароход до Америки.
– Хочешь, чтобы я покинул страну? Оставил твою ненаглядную Англию в покое? – Это было какое-то безумие,
он просто отказывался верить. – Послушай, Лидди…
– Давай устроим состязание по стрельбе из лука! – перебила она. – Если проиграешь, уедешь к себе в Америку.
– И брошу пост, который достатся мне так дорого? Нет, не пойдет.
– Тогда… тогда уедешь хотя бы из Йоркшира. Идет? Если проиграешь, пойдешь прямо в дом, нигде не задерживаясь, уложишь вещи и скажешь, чтобы велели запрягать.
– По-твоему, это справедливо? – спросил Сэм со смешком. – Из нас двоих чемпион только ты.
– Трусишь? Это так не по-американски! – Лидия улыбнулась едва уловимой улыбкой, которую он так любил. – Где твой азарт?
– Азарт не всегда заменяет здравый смысл. Ну и глуп же я буду, если возьмусь соперничать с чемпионом графства Йорк.
– Чемпионкой, – уточнила Лидия. – Это не одно и то же. Я победила в турнире среди женщин, в облегченных условиях. Для мужчин и дистанция больше, и стрелы тяжелее.
– Ну и что же? Я сроду не стрелял из уэльского длинного лука.
– Ну вот видишь! Из какого-то ты все-таки стрелял. Подарок команчей?
Улыбка стала чуточку ехидной. Лидия снова подвергала сомнению его недавний рассказ.
– Лук луку рознь.
– Я дам тебе фору.
– Какую?
– Смотри, там несколько кругов. Если моя стрела попадет в самый большой, белый, она не засчитывается. Это обычная фора, которую чемпион дает рядовому стрелку.
«И все равно побеждает», – подумал Сэм. Он окинул мишень оценивающим взглядом, уже зная, что готов рискнуть.
– Два тура по пять стрел, – уговаривала Лидия, – с расстояния в шестьдесят ярдов. Ну что, идет?
Когда возражений не последовало, уголки ее губ снова дрогнули в улыбке. Только теперь Сэм до конца понял, что это была озорная, шаловливая, плутовская улыбка.
– Очки будут засчитываться так: белый – одно, черный – три, синий – пять, красный – семь, желтый – девять. Понятно?
Что тут было непонятного?
– Черное тоже, – сказал Сэм. – Что?
– Я требую, чтобы в твоем случае черное тоже не засчитывалось.
Лидия надолго умолкла, прикидывая. Сэм понял, что сделал правильный ход.
– Ну, я не… – начала она наконец.
– О чем тут думать! – произнес он небрежно. – Из нас двоих ты чемпионка, а я никогда не держал в руках длинного лука.
– «Будь по-твоему, – уступила Лидия и адресовала ему самонадеянную улыбку.
Во всяком случае, Сэм очень надеялся, что ею движет •простая самонадеянность – что-то уж очень быстро она сдалась. Впрочем, он и сам согласился из чистого нахальства, вопреки голосу рассудка. Так или иначе, вызов был брошен и принят.
Сэм повернулся к мишени. Она была довольно крупной, яркой и к тому же неподвижной. Он пожал плечами, и молодая женщина за его спиной разразилась странным кудахчущим смехом – ни дать ни взять ведьма, заманившая в ловушку проезжего простака. Ничего, пусть веселится!
Приблизившись к мишени, Лидия вынула из неплотного соломенного плетения все застрявшие стрелы. В голове у Сэма крутилась мысль: видели бы его сейчас ребята из госдепартамента! Наверняка сочли бы, что у него не все дома. Как ни старался, он не мог понять, зачем принял вызов. Но вот Лидди выронила стрелу, нагнулась, шаря в траве, и глазам его представился во всей красе ее пышный зад. Все сразу стало на свои места.
– Главный приз… – пробормотал Сэм.
– Что? – Лидди оглянулась, не удосужившись выпрямиться, и поглядела на него снизу вверх.
– Так, одна техасская поговорка.
– Насчет чего?
– Насчет… мишени, – сказал Сэм и с трудом удержался от смешка. – Я говорю, мишень неподвижна, это облегчает дело.
– Разумеется, она неподвижна. Это ведь не кролик, а охапка соломы!
– Жаль. Я больше привык стрелять по кроликам.
– Тем лучше для меня! – отрезала Лидия. Очевидно, она по-своему истолковала его смущение, так
как снова развеселилась. В этот день она стреляла с пятидесяти ярдов. Пришлось вымерить добавочное расстояние и сменить дислокацию. К тому времени, как все было готово, Лидии не терпелось начать состязание.
– Дамы в первую очередь, – галантно предложил Сэм. В ответ ее стрела вонзилась в самый центр желтого круга.
Сэм задался вопросом, случалось ли ей попадать в любую другую точку мишени хоть когда-нибудь.
– Девять очков, – объявила Лидия, поворачиваясь к нему с торжествующей улыбкой на губах. Оставалось четыре выстрела. Уверенность в себе заставила ее вступить в светскую беседу. – Скажи, Сэм, как ты из ковбоев выбился в дипломаты?
– Захотелось сменить род деятельности, – ответил он, пожимая плечами.
– Не часто слышишь, чтобы ковбой захаживал в посольство, – заметила Лидия, тщательно целясь.
Сэму показалось, что стрела понеслась прямо «в яблочко», словно влекомая в эту точку неведомой силой. Однако вонзилась она в красный круг, у самого края желтого.
– Еще семь. Всего шестнадцать. Ты не ответил!
– В посольство? Я туда захаживаю регулярно.
Лидия перестала прилаживать стрелу и бросила на него неодобрительный взгляд. В нем читалось: ну вот, опять из него слова не вытянешь!
– Железные дороги, – сказал Сэм. – Я имел с ними дело.
Дороги и скот. Как ни странно, это удачное сочетание помогает продвинуться.
– До дипломата?
– Я пошел добровольцем на испано-американскую войну. Начал в кавалерии, а закончил переводчиком на мирных переговорах.
– Переводчиком?!
– В любовницах у отца были сплошь мексиканки. Это помогло мне в совершенстве изучить испанский. Хочешь верь – хочешь не верь, но от меня не ускользнет ни один нюанс. Во втором туре я уже сидел за столом переговоров. До тех пор Америка вела только внутренние войны, откуда ей было набраться опыта? Я знал язык, знал мексиканцев и, как оказалось, умел примирить стороны. Это не так уж трудно, в конце концов, все дела только так и делаются. Потом пришлось поездить: в Гавану, Манилу, Мадрид и Париж. Тогда я уже работал в госдепартаменте. – Сэм хмыкнул и покачал головой, словно заново удивляясь своей головокружительной карьере. – С тех пор я на хорошем счету у президента Мак-Кинли, вот он и подумал, что я смогу принести пользу на переговорах о Панамском канале. Если разобраться, все сводится к тому же – учесть интересы обеих сторон. Это и привело меня в Англию.
Опять «в яблочко». Сэм почувствовал, что не может оторвать взгляд от мишени. Похоже, у него нет шансов.
– Двадцать пять очков, – сказала Лидия и посмотрела на него испытующе. – Тогда зачем ты меня дурачил? Зачем строил из себя простого ковбоя, который только и умеет, что объезжать стада?
– Потому что я умею объезжать стада. Я делал это раньше и когда-нибудь к этому вернусь. Охотно.
Сэм подумал, что прошлого не вернуть. Не войти второй раз в одну и ту же реку, не получить привычного удовольствия от того, что когда-то радовало больше всего на свете. Пока Лидия посылала в мишень стрелу за стрелой, попадая в худшем случае в синее (она и в самом деле могла смело исключить не только белое, но и черное), он рассказывал про метельную зиму 1885-го и засушливое лето 1886-го.
Трава тогда выгорела, и реки почти все пересохли, превратившись в каменистые овраги, дымившиеся пылью. А потом снова наступила зима, еще более метельная и студеная.
– Худшей еще не случалось…
Лидди стояла, уперев кончик лука в землю у ног. Сейчас, когда ее первый тур был закончен, она сосредоточилась на рассказе Сэма. Она смотрела ему в лицо, чуть закинув голову в соломенной шляпке с пучком перебираемых ветром перьев, и ему хотелось говорить и говорить до скончания века, чтобы быть единственным объектом интереса Лидди и вглядываться в ее внимательное, прелестное лицо.
– Ну что же ты, продолжай! – поощрила она, когда он помедлил.
– Это разбило отцу сердце. Я приехал помочь, чем мог. Скот тонул в сугробах, задыхался в буране, проваливался в расселины, до краев занесенные снегом, сбивался в кучки в руслах высохших рек. В конце концов часть животных померзла, часть погибла от голода прежде, чем их удалось отыскать. Когда оттепель растопила снег, открылись овраги, полные мертвого скота. Отец потерял девяносто процентов своих стад, и вскоре просто… угас. Получив ранчо, я первым делом занялся тем, на что никак не мог получить его согласие, – огородил
