браком?!
В этом и заключалась грустная ирония. Именно Эсме была распутницей, заслуживавшей самого жестокого осуждения, которой сейчас следовало бы жить на континенте, в позоре и одиночестве.
Но Себастьян принес себя в жертву и сам сделал себя парией в глазах соотечественников. И теперь ему приходилось скитаться по миру в разлуке с друзьями и родными.
А может, и нет. Теперь, когда он познал желание и наслаждение, легко найдет красивую женщину, на которой можно жениться. Женщину, которая мгновенно поймет всю степень его благородства, диктовавшего ему столь решительные поступки и приведшего к бессрочной ссылке.
Женщину, которая, возможно, будет безмерно счастлива тем, что этот скандал привел его к ней.
А если Себастьян и вспомнит о распутной Эсме Роулингс, то лишь с гримасой отвращения и презрением к собственной глупости, ибо, соблазнив ее, он навеки испортил себе жизнь.
Эти слезы были горькими, как хина, и отдавали сердечной болью.
Глава 12
Следующее утро Слезы и секреты — лучшие друзья
Утренняя гостиная леди Роулингс была, бесспорно, очаровательна, и ее обитатели по праву должны были испытывать игривое или хотя бы радостное настроение. Генриетта остановилась на пороге, любуясь игрой солнечных лучей, проникавших через розовые газовые занавеси и посылавших по полу веселых зайчиков.
Но это было до того, как она взглянула на леди Роулингс. Элегантная светская львица была бледна как полотно. Под глазами лежали круги, а лимонно-желтые обои отнюдь не оживляли общего впечатления.
— По-моему, я выбрала неудачный момент для визита, — начала Генриетта. — Но я обещала мистеру Дарби помочь подыскать няню, хотя вполне могу…
— Ни в коем случае! — Хозяйка безуспешно попыталась улыбнуться. — Пожалуйста, садитесь, леди Генриетта. Уверена, что Саймон скоро спустится вниз. Могу я предложить вам чаю?
Генриетта села рядом с леди Эсме, с тревогой наблюдая, как по изящному носику последней катится слеза.
— Когда миссис Раддл, что живет в деревне, была в интересном положении, — сочувственно заметила Генриетта, — ее муж клялся, что больше никогда не позволит ей иметь детей. Она непрерывно орала на него, как базарная торговка.
— Неужели?
Леди Роулингс протянула ей чашку и промокнула слезу отсыревшим платочком.
— Я сама слышала, — заверила Генриетта. — Бедный мистер Раддл немного раздался в ширину, и его жена сначала обозвала его обжорой с рожей завзятого мошенника, а потом — свинячьей задницей. Это было лет шесть назад, но я никогда не забуду великолепного эпитета «свинячья задница»!
Она отставила чашку. Слезы дождем покатились по лицу леди Роулингс.
— О Господи!
Хозяйка жалко улыбалась.
— Боюсь, я в отличие от миссис Раддл настоящая плакса. Честно говоря, я никак не могу удержаться от слез. Моя няня твердит, что я могу повредить ребенку.
Генриетта, сунув руку в карман, извлекла чистый платок, которым и вытерла лицо леди Роулингс.
— Я понятия не имела, что дамы в интересном положении подвержены приступам плача, хотя думаю, что ребенку это вряд ли повредит. Правда, плач по утрам — это не лучшая идея.
— Но… но почему? Что может быть лучшей идеей? — растерялась леди Роулингс, которая, очевидно, была не в себе.
— От слез чай становится соленым. Вот, выпейте это. Генриетта давно обнаружила, что всякого рода деятельность имеет тенденцию душить истерику в зародыше.
Эсме послушно выпила чай, но слезы все не унимались.
— Полагаю, вы ужасно тоскуете по мужу, — вздохнула Генриетта. — Мне очень жаль.
— К-конечно, я тоскую по М-майлзу, — прорыдала Эсме. — Именно… по м-мужу.
Генриетте ее тон показался несколько странным. Она, как и все окружающие, знала, что Эсме и Майлз много лет не жили вместе. Более того, никуда не выезжая из Лимпли-Стоук, Генриетта частенько встречала лорда Роулингса в обществе некоей леди Чайлд. Всем было известно об их связи. Но прошлой ночью Дарби намекнул, что перед смертью лорда Роулингса муж и жена воссоединились.
— Говорят, что боль со временем становится легче, — неловко пробормотала она.
— Понимаете, в этих обстоятельствах очень трудно вынашивать ребенка. И теперь, когда Дарби и дети здесь, я чувствую себя так… так…
Она запнулась.
— Может, вам станет легче, если думать о своем малыше?
— Я не могу представить! — истерически взвизгнула леди Роулингс. — Не могу представить, как выглядит мое дитя!
— Но ведь этого никто не знает, верно? И это, похоже, не имеет особого значения. Могу заверить, что вы влюбитесь в него с первого взгляда, каким бы некрасивым он ни показался окружающим. Сын миссис Раддл кругл, как репка, но она в жизни не обозвала его обжорой, хотя, уверяю вас, он именно таков и есть. Прошлой весной выиграл состязание по поеданию пирогов, а ведь ему только семь!
— Вы не понимаете, — прорыдала Эсме. — Я не… не… уверена, как будет выглядеть мой ребенок.
— Но, леди Роулингс… — озадаченно начала Генриетта.
— Не называйте меня так, пожалуйста, не называйте меня этим именем!
Очевидно, сейчас начнется настоящая истерика.
Генриетта огляделась. Подобного рода вещи хорошо лечатся нюхательной солью или нашатырным спиртом. К сожалению, при ней не было ни того ни другого.
К счастью, леди Роулингс не проявляла желания немедленно броситься на пол и забиться в судорогах.
— Меня зовут Эсме! — свирепо прошипела она, кладя в чашку ложечку сахара. — Пожалуйста, зовите меня Эсме. Дело в том… — Она поднесла к губам чашку и устремила взор на Генриетту поверх краев. — Дело в том, что я не уверена, кто стал отцом моего ребенка.
Нечеловеческим усилием воли Генриетте удалось не выказать самого откровенного потрясения. Вместо этого она подняла свою чашку и тоже сделала глоток.
— И… и что… существует много кандидатов?
— Вы высказываетесь, совсем как моя подруга Джина. Герцогиня Гиртон. Она задала бы тот же вопрос. Джина так практична. Уж она никогда бы не оказалась в подобной ситуации. — Эсме снова заплакала. — Я предала нашу дружбу.
Генриетта пыталась придумать слова, которыми можно было бы утешить бедняжку, но не смогла, потому что понятия не имела, о чем та толкует.
— Понимаете, Джина собиралась выйти за лорда Боннингтона, но не вышла, — выдохнула Эсме. — Боюсь, именно он может быть отцом ребенка.
Глаза Генриетты округлились. Она, разумеется, знала о развратном маркизе и его гнусной попытке обмануть герцогиню.
— Тот самый маркиз, который пытался вынудить герцогиню…
— Нет-нет. Вся эта история — сплошной вздор. Он вошел в мою комнату, потому что искал меня. Потому что… искал меня!
— А вместо этого нашел вашего мужа, — догадалась Генриетта. — Какая неудача!
И в ее голосе прозвучало столько мягкости и доброты, что Эсме мгновенно успокоилась, почему-то ощутив себя прощенной.
— Генриетта… вы не возражаете, если я буду звать вас Генриеттой?
Девушка ответила улыбкой.
— Я жалкое ничтожество, — продолжала Эсме, — но люблю его… и так уж ли это невозможно?
Генриетта еще раз попыталась разложить все по полочкам.
— Вы любите лорда Боннингтона?..
— Все слухи, которые ходят обо мне в обществе, правдивы: я распутная женщина, — перебила Эсме. — И провела одну ночь с Себастьяном. Только одну. Ночь перед той, когда мы с Майлзом воссоединились, решив зачать ребенка. Муж твердил, что сначала ему необходимо потолковать с леди Чайлд. — Она уставилась на Генриетту распухшими глазами-щелочками. — Вы знаете о леди Чайлд?
Дождавшись кивка Генриетты, Эсме продолжала:
— Вы, должно быть, считаете нас крайне распущенными людьми. Но это вовсе не так, клянусь. Наш с Майлзом брак был ошибкой, и много лет спустя он нашел некое подобие счастья с леди Чайлд. Его мучило лишь одно: он отчаянно мечтал о наследнике и поэтому был принужден сообщить ей… — Эсме опустила голову.
— Что предыдущей ночью вы и маркиз…
— Совершенно верно, — жалко пробормотала леди Роулингс.
— Но маркиз отправился в Европу, разве не так?
Генриетта смутно припомнила, как Имоджин возбужденно пересказывала крайне неприятную историю о скандале, главным героем которого был Боннингтон. История печаталась в «Дейли рекордерз» под рубрикой «Столичные новости».
— Да. И я теперь не знаю, чей это ребенок, его или Майлза.
— В таком случае не вижу никаких проблем, — объявила Генриетта, ослепительно улыбаясь. — Потому что это дитя ваше, и ничье другое.
— Ну… полагаю, это правда, только… Генриетта положила ладонь ей на руку.
— Я вполне серьезно, леди Роулингс… Эсме. Этот ребенок — ваш. Только что родившись, он будет походить на бесформенный красный комочек, которого никто, кроме вас, не будет любить. Вы когда-нибудь видели новорожденных?
Эсме покачала головой.
— Они довольно уродливы. И, судя по тому, что я слышала, вам придется чертовски нелегко, когда настанет срок привести его в этот мир. И вот они появляются без единого волоска на голове и покрытые красными пятнами. Да еще и шелушатся. Но это ваше. Только ваше. Если вы его хотите.
Эсме обхватила живот руками.
— О да! Хочу! Очень хочу! Его или ее.
— Тогда я не понимаю ваших терзаний. Ребенок родится под защитой вашего брака.
— Если бы дело было только во мне, я не испытывала бы таких безжалостных угрызений совести, — призналась Эсме. — Но речь идет еще и о Дарби.
— Дарби — человек взрослый, — сухо напомнила Генриетта.
— Да, но вы не
