Он не мог придумать никакого другого оправдания тем дурным мыслям, которые теснились у него в голове. Неужели Ли не лучше всех остальных представительниц своего пола? Неужели думает наставить ему рога в его собственном доме?
Холодная логика говорила, что это крайние мысли. Ли не сделала ничего, что бы подтверждало его подозрения. Мальчишка узнал, что женщина, которую он любит, вышла за другого. Разумеется, он расстроен. Разумеется, она старается утешить его, но холодная логика не останавливала желания Ричарда ворваться туда и разорвать щенка на куски.
Только сознание, что у него нет оправдания за шпионство, наконец, заставило Ричарда уйти. Он не шпионил. Дверь была открыта. Он просто повернул голову, проходя по коридору, и волей-неволей увидел их вместе. Он не виноват.
Ричард потер руками лицо, чтобы заглушить стон. Он и вправду тронулся умом, ибо теперь рассуждает, как Джеффри. Нужен свежий воздух, чтобы проветрить голову.
Открыв окно, Ричард краем глаза уловил на террасе какое-то движение. Он отодвинул в сторону тонкую муслиновую занавеску и вытянул шею, чтобы лучше видеть.
Ли и Элисон, держась за руки, не спеша шли к дому, каждая держала в руке по букету цветов. Букет Элисон больше походил на пучок поломанных стеблей и придушенных цветочных головок, чем на что-то хоть отдаленно напоминающее цветы. Они подошли достаточно близко, чтобы Ричард мог слышать их голоса. Элисон болтала без умолку. Ли взъерошила ей волосы.
Обе засмеялись. Нежный, женственный голос Ли, сливающийся с детским хихиканьем, застиг Ричарда врасплох, перехватив дыхание, выпуская опасно соблазнительные мысли из их темницы. Ли опустилась на колени и заключила девочку в объятия, а Элисон прижалась к ней так крепко, что цветы выпали у нее из руки.
Ричард затаил дыхание. Эта материнская сцена породила такую волну желания, которой он никогда еще не знал. Не физического желания, а тоскливой жажды присоединиться к этой счастливой группе.
Мать, отец, ребенок… семья.
Глупые, глупые мысли.
Счастливых семей не существует, за исключением тех выдуманных историй, которые Ричард сочиняет дня Элисон, когда укладывает ее в постель.
И все же насколько иной была бы жизнь Элисон, если б ее матерью была Ли. Он видел искреннюю любовь, которую Ли изливала на Элисон, видел в этом объятии, видел в улыбке.
В этот момент Ричард понял, что его дети будут осчастливлены редким и особенным даром: материнской любовью. Вслед за этой мыслью пришел образ Ли с большим животом, в котором растет его ребенок. Эта картинка наполнила Ричарда чисто мужским удовлетворением и первобытным, примитивным порывом идти создавать этого ребенка – немедленно!
Силы небесные, прилив желания застиг его врасплох, бросив в пот. Это плохо, очень плохо. Они женаты не более двадцати четырех часов, а она уже тревожит его мысли, мешает работать и заставляет тосковать о таком будущем, которого, он знал, никогда не будет, потому что оно не существует.
Здравый смысл велел ему держаться на расстоянии. Ни к чему воскрешать давно забытые мечты.
То, что мертво, лучше оставить похороненным.
Ричард прошагал назад к столу, схватил приходно-расходную книгу и попытался заняться подсчетами. По мере того как минута тикала за минутой, порыв найти ее становился невыносимым. Ричард хотел…
Хватит думать о ней! Ему нужно сосредоточиться на этих цифрах. Он перевернул несколько страниц, вернулся к началу, затем вскочил на ноги и зашагал прямо к ее комнате.
Вот и вся его решимость держаться на расстоянии. Он желает ее. Она нужна ему. И, видит Бог, он ее получит.
Отведя Элисон в детскую, Ли направилась к своим покоям. Повернув за угол, она увидела Ричарда, который стучал в ее дверь, и эхо его стука отскакивало от обшитых дубовыми панелями стен.
Горячая краска залила щеки, когда Ли подошла к нему. Она ничего не сказала. Он тоже. Воздух вокруг них, казалось, сделался неподвижным, безмолвным, заряженным напряжением, пронзительный взгляд Ричарда медленно продвигался по ее лицу.
Ричард не пошевелился, даже не притронулся к ней, но она чувствовала себя опаленной, будто стояла слишком близко к огню.
Когда он поднял руку и провел костяшками пальцев вдоль скулы, у Ли из горла вырвался стон. С ответным стоном он притянул ее к себе, сильными руками обхватив за бедра, прижимаясь неистово, ртом находя ее рот и на ощупь отыскивая ручку.
Ли льнула к нему с тем же пылом, когда он втащил ее в комнату и ногой захлопнул дверь. Он держал ее лицо в ладонях, и, зажатая между его грудью и стеной, Ли оказалась окружена его жаром, его запахом, его властным присутствием.
Стремясь поскорее почувствовать жар его тела, прижимающегося к ней, она стащила сюртук с его плеч, развязала шейный платок. Ричард улыбнулся, и она засмеялась, а потом затрепетала, когда он быстро избавил ее от платья и корсета. Ладони скользнули вниз по ногам, и он наклонился, чтобы снять с нее туфли. Он присел перед ней на корточках, обхватив одной рукой за лодыжку, и замер не шевелясь на долгое, ужасно долгое мгновение. Дыхание толчками вырывалось из горла, пока Ли ждала его прикосновений, изнывая от желания.
Сжав руками край рубашки, он потянул ее вверх, своим горячим дыханием опаляя кожу. Ли ахнула, ноги задрожали. Он втиснул плечо ей между ног, раздвигая колени, давая место своим рукам, губам и языку. Судорожные всхлипы вырывались из ее горла.
Мягкие волосы Ричарда щекотали бедра. Он продвинулся выше, рассылая невыносимую дрожь по ногам. Судорожно вздыхая, чувствуя, как нестерпимо нарастает жар внутри, Ли потянула его рубашку, побуждая заключить ее в объятия.
Успокаивающее бормотание было его единственным ответом. Он продолжал свое медленное
