Россыпь золотых локонов, обрамляющих лицо, делает заметнее янтарные искорки в ярких зеленых глазах. Эти прекрасные глаза широко открыты, но не от испуга, а от непривычности окружающей обстановки. Ричард опустил взгляд на вырез платья из тонкого зеленого шелка, который скрывал больше, чем обнажал, и все равно необузданное желание вспыхнуло, воспламенив кровь и бросив в пот. Ему хотелось привлечь Ли в свои объятия. Хотелось пропустить волосы сквозь пальцы, погладить выпуклость бедер.
Хотелось врезать кулаком по физиономии каждого щеголя, глазеющего на ее грудь.
Сила собственных чувств потрясла Ричарда. Ожившие в памяти предательства открыли старые раны, воскресили былые желания, которые он считал давно похороненными.
Когда Рейчел вышла замуж за его брата, потрясение, сжигавшее Ричарда, казалось невыносимым, но по мере того как боль растворилась в предельном безразличии, он осознал, что на самом деле никогда не любил ее. Он любил всего лишь свои юношеские мечты, которые она воплощала.
Мечты о семье. Мечты о собственном доме.
Его родителей не интересовал никто, кроме Эрика, наследника владений Сент-Остинов. Пока родители порхали по светским раутам и разъезжали по миру по разным делам, именно Ричард заботился о Джеффри.
Он утешал его, когда тот болел, успокаивал, когда он был напуган, и смеялся вместе с ним, когда ему было весело.
Но кто заботился о Ричарде? Он был сам по себе. Ричард с горечью думал, как несправедливо иметь много детей, если любви на всех не хватает.
Он взглянул на Ли. Она наблюдала за ним с дрожащей полуулыбкой на губах. Он хорошо представлял, как мрачнеет его лицо, когда он в очередной раз протаскивает себя по камням прошлого. Ричард улыбнулся.
Ее ответная улыбка осветила лицо такой радостью, что ему захотелось заключить жену в объятия и утонуть в ее сладости. Имеет ли значение, как они поженились? Смогут ли они построить будущее, основанное на обмане? Может ли он поведать Ли правду? Неприглядные тайны своего прошлого? И сможет ли Ли понять? Или глаза ее потемнеют от отвращения? Может ли он так рисковать?
В том, что она любит его, Ричард не сомневался. Он видел эту любовь, светящуюся в глазах, слышал ее в мягком тембре голоса, чувствовал в нежности прикосновения. Он не знал, заслужил ли это, но был уверен в трех вещах.
Он хочет ее любви. Он нуждается в ее любви.
И сильно, просто ужасно боится, как ребенок, дрожащий от привидевшегося во сне кошмара.
Он взял Ли за руку.
– Потанцуем?
– Мне бы хотелось этого больше всего на свете, – призналась Ли с прерывистым вздохом, коснувшимся его губ, словно нежнейший поцелуй.
Единственное, чего хотелось бы Ричарду, – это вскинуть ее на плечо и утащить в постель. Однако пришлось прокладывать путь через толпу к танцевальному кругу, оркестр заиграл вальс.
– Я много раз думал о нашем с тобой последнем танце, пока был в отъезде, – признался Ричард. Заключив Ли в объятия, он вознес безмолвную благодарность тому, кто придумал этот чувственный танец.
Румянец розами расцвел у нее на щеках. Как же она очаровательна! Ричард прижал ладонь к спине, привлекая Ли чуть ближе, чем дозволяли приличия. К черту приличия, свирепо сказал он себе. Она его жена, и он хочет обнимать ее.
– И часто мечтал об этом, – хрипловато проговорил он. – Посмотри на меня, Ли.
Улыбаясь, словно зачарованный, он закружил ее по бальному залу, утопая в колдовских зеленых глазах.
Если б не эти мгновения, Ли была бы несчастна. Если б не этот танец, когда Ричард почти прижимал ее к своей груди, а его ладонь, обнимающая за талию, обжигала даже сквозь одежду. Томная музыка, чувственные чары его черных глаз. Если б только она могла попросить его отвезти ее домой и отнести в постель, но Ли все еще стеснялась быть такой смелой.
– Сколько нам еще нужно пробыть здесь? – спросила она, надеясь, что ни глаза, ни голос не выдают ее желания.
Ричард привлек ее ближе, просто скандально близко, ее грудь едва не касалась его груди, всего лишь вдох разделял их лица. Изумленные взгляды благородных лордов и леди, только и дожидающихся удобного случая, чтобы подвергнуть Ли остракизму, прожигали дыру у нее в спине, но ей было наплевать. Ну и что, если никто не разговаривает с ней и не смотрит на нее? Ли никому не позволит увидеть, какую боль ей это причиняет.
Это его мир, и если она хочет стать частью его жизни, значит, должна приспособиться.
– Я пошлю за каретой, – пробормотал Ричард, когда музыка подошла к концу. Взгляд Ли встретился с его глазами, и она увидела в них горящее желание. Осознание, что он желает ее так же сильно, как и она его, дало ей восхитительное ощущение власти.
Но тут им преградила путь леди Маргарет Монтегю. На ней было темно-голубое платье со скандально низко вырезанным лифом, который едва прикрывал ее пышные формы. Она с наигранной скромностью захлопала ресницами.
Ли охватила неуверенность. Она вцепилась в руку Ричарда, но не могла поднять на него глаз из страха увидеть в его взгляде желание другой женщины.
– Ваша светлость, – пробормотала Маргарет низким, сладострастным голосом.
– Леди Монтегю, – отозвался Ричард вежливо, но не фамильярно, теплом и твердостью своей руки словно бы подбадривая Ли. – Надеюсь, вы помните мою жену.
