что-то добавить, но потом передумала. Когда вдовствующая герцогиня вышла, в комнате стало заметно теплее, но Кэтрин не высказала этого замечания вслух. Однако она не могла не задаваться вопросом: существовала ли антипатия между Джулианой и Монкрифом долгие годы или возникла, когда Монкриф получил титул? Знай, она своего мужа лучше или просто дольше, она могла бы спросить, но манеры Монкрифа не поощряли ее к расспросам, и Кэтрин промолчала.
Через минуту в дверях появился лакей в ливрее, на которой недоставало нескольких пуговиц, а рукава казались слишком короткими. Перчатки выглядели скорее серыми, чем белыми, а галстук был засален. Но сам лакей производил приятное впечатление. Он был высок, глаза смотрели живо, губы приветливо улыбались. Рыжие волосы торчали в разные стороны, и он пытался их усмирить, приглаживая ладонью.
– Ваша светлость, идите, пожалуйста, за мной. И снова потянулся лабиринт коридоров.
– Я никогда не смогу здесь ориентироваться, – сказала Кэтрин, когда они свернули налево, оказались у подножия винтовой лестницы и двинулись направо.
– Я дам вам моток веревки, чтобы вы всегда могли вернуться назад, – улыбнулся Монкриф.
Наконец они поднялись на второй этаж. Лакей остался на площадке.
– Где Барроуз? – спросил Монкриф сверху.
– Умер, сэр. В апреле будет год.
– И его никто не заменил?
– Нет, ваша светлость. Ее светлость полагает, что дворецкий нам ни к чему.
– А миссис Макелви? Надеюсь, она-то здесь?
– Не совсем, ваша светлость, – отвечал лакей.
– Что это значит – не совсем?
– Несколько месяцев назад миссис Макелви сломала ногу и уехала жить к сестре. У нас все считают, что она не вернется. Они с ее светлостью не ладят. – Молодой человек с усилием сглотнул.
– Из-за чего они не ладили?
Лакей, словно охваченный паникой, стал озираться по сторонам, но бежать было некуда, да от Монкрифа и не убежишь.
– Из-за денег, сэр, – смирившись, сообщил лакей. – Миссис Макелви назвала герцогиню скупой ведьмой. Сказала, что она понятия не имеет, как надо содержать такой замок, как Балидон.
Кэтрин еще не видела Монкрифа таким удивленным.
– Вот как… – протянул он.
– Да, ваша светлость. Миссис Макелви хотела, чтобы у служанок была новая форма, а ее светлость отказала. Они даже поссорились. Миссис Макелви угрожала, что никогда больше не заговорит с герцогиней. Тут-то она и сломала ступню.
Монкриф шел по коридору, а молодой лакей спешил следом. Рассказ разгорячил его.
– А как она сломала ногу? – спросила Кэтрин. Лакей повернулся к ней.
– Это случилось, ваша светлость, после одной из ссор. Миссис Макелви пришла в столовую для слуг и от злости ударила в дверь ногой. Тут мы услышали, как она вскрикнула.
– Благодарю вас, э- э-э… – Кэтрин не знала имени лакея.
– Уоллес, ваша светлость. – Лакей поклонился сначала ей, потом Монкрифу и, решив, видимо, больше не надоедать новому герцогу своим многословием, развернулся и ушел.
Монкриф распахнул двойные двери, прошел к окнам, раздвинул портьеры, и внутрь проник тусклый свет осеннего дня.
Никогда прежде Кэтрин не видела спальни таких размеров. Сюда мог поместиться весь первый этаж Колстин-Холла, и еще осталось бы место.
У противоположной стены стояла массивная кровать с четырьмя резными столбами по углам. Тёмно-красные драпировки полога той же ткани, что и портьеры, спускались до темного, безупречно навощенного пола.
Гобелен у кровати изображал сцену расставания Елены Троянской и Париса. На другом был Ахилл в лагере у стен Трои. Но самым примечательным в этой огромной комнате были большие – в натуральную величину – портреты на высоких стенах.
Люди на них имели свойственный Монкрифу высокомерный вид и такой же гордый взгляд синих глаз.
– Неужели вы сможете уснуть под взглядами такой толпы своих предков? – спросила Кэтрин.
Монкриф осмотрелся. Сам он выглядел так, словно сошел с одного из здешних полотен.
– Думаю, мы прекрасно устроимся, – заявил он, подошел к кровати и отдернул штору полога.
– Комната совсем не кажется уютной, – робко заметила Кэтрин.
– Думаю, никто и не старался сделать ее уютной. Здесь герцоги родятся и умирают. Здесь вершатся судьбоносные дела. Укладывание в постель сопротивляющихся богатых наследниц – в том числе.
Кэтрин вдруг испугалась, глаза ее расширились, в ногах появилась слабость.
– Кэтрин, вам нечего бояться. Я говорю о прошлом. Но ведь она как раз и есть наследница, и она собирается сопротивляться.
– А моя спальня выполнена в том же стиле? И украшена портретами герцогинь?
– Я много лет не видел покоев герцогини, а потому не знаю.
Кэтрин была так зачарована Балидоном, что забыла о смысле их появления в замке. Она – его жена. Пусть и не по доброй воле, но она стала законной супругой герцога. Предполагается, что она должна забыть Гарри лишь потому, что Монкриф однажды явился к ней в дом и решил, что она нуждается в спасении. Какая дикость!
Возле одного из гобеленов Кэтрин заметила дверь, подошла к ней и взялась за ручку.
– Кэтрин?
Понимает ли Монкриф, насколько сильно в ней желание освободиться?
Дверь была покрыта изысканной тонкой резьбой. Цветы и листья сплетались в причудливый орнамент. Кэтрин против воли задумалась: сколько времени потребовалось резчику, чтобы создать одну только эту дверь? Разглядывая особенно пышную розу, она слушала приближающиеся шаги Монкрифа.
«Не прикасайся ко мне! Пожалуйста!»
Если он до нее дотронется, она рассыплется, как фарфоровая статуэтка!
– Кэтрин?
Монкриф продолжал стоять рядом. Даже не глядя на него, Кэтрин чувствовала, как жесткие линии прорезали его суровое лицо – герцог до мозга костей, да и только.
– Монкриф, я не готова лечь с вами в постель, – чуть слышно произнесла Кэтрин.
– А я не готов к тому, чтобы мое поместье отошло дальним родственникам. Я должен иметь наследника, Кэтрин.
Как бесстрастно звучит его голос!
– Я не родила наследника для Гарри.
– Вы были замужем недостаточно долго.
Кэтрин в задумчивости водила пальцем по вырезанному цветку – примуле? Ей хотелось бежать. Но куда?
– Еще слишком рано.
Монкриф молчал. Тогда Кэтрин собралась с духом и обернулась к нему.
– Мы знакомы меньше недели, – сказала она, поднимая глаза навстречу его напряженному синему взгляду. – Неужели вы не можете дать мне немного времени?
– Какой период вы сочтете достаточным, мадам? – Губы герцога изогнулись в едва заметной усмешке, но взгляд оставался суровым.
Кэтрин не ожидала такого вопроса и не успела найти ответ, как он продолжил:
– В этом браке я не собираюсь вести жизнь холостяка, Кэтрин. А если вы полагаете, что наша близость должна возникнуть после долгих лет знакомства, то я с вами никогда не соглашусь.
– Месяц.
– Отлично. Пусть будет месяц. Но до тех пор вы будете спать в моей постели.
– Разве это необходимо? У нас с Гарри даже не было общей спальни.
Монкриф долго смотрел ей в лицо, затем на его губах появилась странная полуулыбка.
– Едва ли это может служить добрым примером, мадам. Вы будете спать здесь.
И, не сказав больше ни слова, он вышел из комнаты. Дверь осталась открытой.
Кэтрин прижала лоб к деревянной панели и несколько секунд оставалась неподвижной. Пока герцог не вернулся, она может располагать собой. Хоть несколько минут покоя и мира.
Внезапно в голове стали возникать обрывки воспоминаний о ночи их венчания. Это было похоже на вспышки во тьме. Кэтрин искренне надеялась, что кое-какие из них все же были частью кошмара.
В какой-то момент она вспомнила, что стояла перед Монкрифом абсолютно обнаженная, чувствуя тепло от камина и странную апатию, которую вызвал в ней наркотик. В тот момент она испытывала лишь физические ощущения, но никаких чувств. Исчезла заполонявшая душу боль от безвозвратной потери, которая сопровождала ее много месяцев наяву.
Кто знает, возможно, Монкриф прав и она действительно слишком часто искала утешения в опии? Ей стало противно, что она поддалась слабости.
Теперь, как никогда раньше, ей потребуется стойкость.
Глава 7
Монкриф вышел из спальни и спустился по главной лестнице.
Вероятно, в замке остались слуги, которых он помнил с юных лет, но ему было трудно примириться с мыслью о смерти Барроуза. Старик гладил его по голове, следил, чтобы он вовремя чистил ногти, а если требовалось, то давал выволочку. Кухарка тайком совала Монкрифу лишнюю булочку. В комнате миссис Макелви он искал спасения от своих детских бед. В такие минуты домоправительница угощала его мятным леденцом, болтала о пустяках и делала вид, что не замечает, что он почти не может сидеть после порки.
Монкриф легко снял с себя военную форму, а вот воспоминания отбросить оказалось непросто. Мальчик уходил тяжелее, чем полковник.
На нижней площадке Монкриф свернул налево и спустился по лестнице для слуг в огромную кухню. Лакеи в ливреях, которые следовало заменить еще несколько лет назад, сидели за большим деревянным столом с кружками в руках. Возможно, Балидон и пришел в упадок, но виски здесь, очевидно, по-прежнему было хорошим.
Уперев обе руки в дверной косяк, Монкриф хмуро позвал:
– Уоллес.
При звуке своего имени молодой человек вскочил так поспешно, что едва не перевернул скамью. Двое других тоже поднялись на ноги.
– Да, ваша светлость.
– Ты говорил, что в Балидоне нет
