не подавилась. Она совершила грубую ошибку. “Лги, – приказала она себе, – лги, или все пропало”.
– Не будь глупцом, – проговорила она, вздернув подбородок. – Естественно, я не увидела ничего нового. – Она картинно пожала плечами. – Впрочем, кое-что новое все же было – полотенце.
– Я так и думал. – Он усмехнулся. И Эванжелина поняла, что Ричард опять подшучивает над ней, да еще получает от этого удовольствие. – Я уже понял, какая ты женщина, после того как прошлой ночью… Нет-нет, не буду больше об этом, лучше помолчать. Доедай свой ленч, Эванжелина.
Девушка покачала головой:
– Знаешь, по-моему, ты просто оттачиваешь на мне свой острый язык.
– Справедливое замечание, – кивнул Ричард. – Обычно моя мать так же подсмеивается надо мной, но постарайся правильно меня понять. Ты так быстро на все реагируешь, у тебя тоже острый язычок… Нет, пожалуй, я не буду об этом, а то, того и гляди, от язычка невольно перейду к тому, что пониже.
– Думаю, мне пора идти, – проговорила девушка, приготовившись встать из-за стола.
– Нет, не уходи, а то я сочту, что ты сбежала от меня. Давай же, Эванжелина, признавайся, что пытаешься обойти меня в острословии.
Эванжелина снова села и, сложив руки на груди, подняла голову.
– Я никогда ни от чего не бегу, – заявила она, – даже если дело касается моих собственных интересов. Что до острословия… Вынуждена признать, что ты и впрямь не такой олух, как прочие англичане.
Ричард согласно кивнул.
– Раз уж ты выросла в провинции, в Сомерсете, то я не удивляюсь твоим предрассудкам. Представляю – вокруг тебя были только красномордые помещики да деревенские прощелыги. Мало кто из этих людей носит голову поднятой вверх и имеет мозги больше куриных. Так что, пожалуй, никто из этих господ не мог преподать юной девушке уроков хорошего тона, грации и элегантности.
– То есть качеств, которыми обладаешь ты?
– Вот именно, – подтвердил Ричард. – Надеюсь, ты говоришь это без иронии. А скажи-ка мне вот что: твой муж был таким же, как эти господа из Сомерсета? Вечно мямлил что-то невнятное в твоем присутствии? И думал только о лошадях? Бывал чрезвычайно скучен за обедом? А после обеда дремал в гостиной, перепив портвейна?
– Да нет, конечно, – возразила девушка. – Он был французом.
– А-а-а, – протянул Ричард. – Описать его? Погоди-ка. Он был коротеньким, смуглым, узкогрудым, быстро бегал на кривых ножках, отпускал сальности и, конечно же, не мылся каждый день.
Эванжелина опустила глаза. Говоря о своем мифическом муже Андре, она имела в виду Анри, который домогался ее во Франции. Описание герцога идеально походило на Анри.
– Нет, он часто мылся, – поспешно проговорила она. И тут же вспомнила, что Анри вечно таскал с собой флакон с одеколоном. Она терпеть не могла этот мускусный, кисловатый запах. Девушка нахмурилась. – Во всяком случае, мне казалось, что он часто моется.
– Тебе казалось? – изумился Ричард. – Послушай-ка, Эванжелина, если бы ты испытывала к мужу хоть половину того любопытства, какое проявила ко мне за последние два дня, то сомневаюсь, что у тебя остались бы хоть какие-нибудь сомнения насчет этого человека.
Девушка молча смотрела на герцога, сознавая, что силки, в которые она сама себя загнала, затягиваются все туже.
– Ммм, вообще-то Андре… Видишь ли, я не уверена… Ну-у.., надо сказать, он был очень скромным человеком, – нерешительно пробормотала она.
– По твоим рассказам, он производит впечатление полного идиота… – Ричард осекся, заметив, что Эванжелина до корней волос залилась краской. – Прости, пожалуйста, – проговорил он, вставая из-за стола. – Он же был твоим мужем. Пожалуй, я пойду, хочу купить охотничью собаку. Надеюсь, Эдмунд будет хорошо себя вести. – У стула он задержался, опустив на нее глаза. – Я могу что-нибудь привезти тебе в подарок?
"Да, – подумалось ей, – он мог бы подарить мне совсем иную жизнь, даровав ее отцу свободу, а потом не стал бы смотреть на меня с ненавистью и презрением”. Девушка молча покачала головой.
– Ну ладно. Когда я вернусь, прокатишься со мной верхом? Мне надо навестить некоторых арендаторов. Я мог бы показать тебе свои любимые места.
"Еще раз, – мелькнуло у нее в голове. – Если я еще раз побуду с ним наедине, то от этого никому не будет хуже”.
– С удовольствием, – кивнула Эванжелина.
– Отлично, тогда увидимся позднее.
Глава 17
– Слишком много букв. Никогда не знаешь, какую поставить впереди, а какую – за ней. И вечно написано одно, а читаешь что-то совсем другое. Может, мне не надо учить так много букв? Может, выучить только самые простые? – спросил Эдмунд.
Погладив мальчика по голове, Эванжелина проговорила:
– Я знаю, что букв очень много. Маленькой я тоже никак не могла понять, зачем столько. Возможно, ты прав. Но комбинации букв бесчисленны, Эдмунд. Так что, боюсь, тебе придется забыть о том, что их так много, а запомнить лишь то, что никуда не деться – выучить надо все. У тебя нет выбора. И не огорчайся: ты умный мальчик и быстро все запомнишь. Я же запомнила.
Эванжелине на мгновение показалось, что она сумела убедить его, но, похоже, девушка ошиблась. Такое начало не было многообещающим.
– А я считала, что ты хочешь вырасти похожим на папу, Эдмунд, – продолжала девушка.
Личико мальчугана тут же переменилось. Он выпрямился и важно произнес:
– А я и есть такой же, как папа. Бабушка сто раз мне говорила, что я очень похож на папу и на дедушку тоже. Я помню дедушку. Он был очень хорошим, а потом умер, как мама, и больше я его не видел.
– Но твой папа умеет читать и считать, да и дедушка тоже умел. Твой папа старался, часами просиживал за книгами, но выучил все буквы и их сочетания.
– Ты права, – медленно проговорил Эдмунд. – Я видел, как он читает. А как ты думаешь, он не делал это нарочно, чтобы я тоже захотел читать? Не притворялся?
– Думаю, он очень любит читать. Ребенок с подозрением посмотрел на тетушку, а та внимательно рассматривала ноготь на большом пальце.
– Если ты выучишь буквы, Эдмунд, то обещаю тебе, что после отъезда папы в Лондон я буду ходить с тобой купаться – если, конечно, будет теплая погода. – Даже думать о том, что в эту ледяную воду можно сунуть ногу, не хотелось, но если будет так же тепло, она решится. И научит мальчика плавать лучше, чем его научил отец.
Эдмунд оглядел ее с головы до ног.
– Вроде ты довольно большая, – задумчиво промолвил он. Наклонившись к Эванжелине, он пощупал мышцы на ее руке, которую девушка тут же напрягла. – Да, – заключил он, – для девушки ты сильная. – Однако Эдмунд вес еще сомневался, глядя на кубики, разбросанные по его парте.
Глубоко вздохнув, Эванжелина прижала руки к сердцу.
– Хорошо, если выучишь буквы, будем играть в разбойника. Я буду разбойником, и ты меня застрелишь.
– А я смогу застрелить тебя сразу, как только поймаю?
– Да, – согласилась она, уронив голову. – Ты сможешь застрелить меня.
Улыбнувшись, Эдмунд расправил плечи.
– Хорошо, – кивнул мальчик. – Я это сделаю.
– Буква “а”, – заговорила Эванжелина, водя пальчиком ребенка по букве. – На букву “а” начинается слово “апельсин” – большой и сладкий. А какое еще слово начинается на “а”?
Не раздумывая, Эдмунд выкрикнул:
– Ассл! На “а” начинается слово “асел”! Папа всегда называет Филипа Мерсеро ослом! А вот как тот его называет, я сказать не могу. Это нехорошее слово, папа не велел мне повторять его, он разрешил лишь прошептать его на ухо моему пони. И еще папа сказал, что это слово не для нежных женских ушей.
– Ну хорошо, тогда не говори. Только пишется не “асел”, а “осел”. “Осел” начинается на букву “о”.
Они продолжали заниматься. Эванжелине удалось сохранить серьезное выражение лица, когда мальчик заявил, что буква “г” похожа на “гордость” – как и его папа. Взглянув на часы, девушка изумилась, как быстро пролетело время. Когда Эдмунд написал свое имя, она крепко обняла мальчугана.
Подняв глаза, девушка заметила очень высокого тощего мужчину, который только что бесшумно вошел в комнату. Она несколько раз видела его, но еще не познакомилась. Он был одет во все черное.
Выскочив из-за стола, Эдмунд бросился ему навстречу и обнял за ноги.
– Баньон! – воскликнул он. – Ты пришел, чтобы спасти меня?
– Признаться, я еще не знаю, кого тут надо спасать. Прошу прощения за вторжение, мадам, – проговорил Баньон, высвобождаясь от рук мальчика и направляясь к столу. – Его светлость предложил мне освободить вас, пока молодой лорд не свел вас с ума. Я Баньон, слуга его светлости, – представился он.
– Баньон, только посмотри, я научился писать! – тараторил ребенок. – Вот смотри, я сам написал свое имя.
В противоположность Эллен Баньон не выражал никакого восторга по поводу успехов Эдмунда и не радовался его вниманию к своей персоне. Он даже не посмотрел на ребенка, а не сводил с Эванжелины своих темных глаз.
Улыбнувшись, девушка встала из-за стола.
– Да нет, ничего, я еще не заикаюсь от усталости. Эдмунд уже выучил много слов, он хорошо запоминает их. И научился писать свое имя. Вот, взгляните.
Баньон внимательно осмотрел большие печатные буквы, написанные ребенком.
– Его светлость, – заявил он, – будет доволен. Вы хорошо поработали. – Баньон пожал мальчику руку. – А вам пора ложиться спать, молодой человек. Ненадолго, всего на час.
– Но Ева сказала, что разрешит мне застрелить себя, если я выучу буквы. Ты поможешь мне разработать план? Чтобы я мог поймать и убить ее?
– С радостью, – отозвался Баньон. – А мадам известно, что ее ждет?
– Скажи ему, Ева! Скажи, что обещала сыграть в
