семейства собачьих, – ухмыльнулся Флетч. – Все, кажется, я закончил.
С этими словами он провел гребнем по оставшимся локонам.
– А я не закончила, – возразила герцогиня. – Надо сменить воду, в этой мыться невозможно.
Флетч подобрал с пола ее платье и благоразумно набросил его на висевшее в углу зеркало, потом подал жене купальную простыню.
Поппи с сомнением посмотрела на простыню – она была совсем небольшая – и перевела взгляд на мужа.
– Ты помнишь, что интимные отношения меня больше не интересуют? – сказал он. – Все в прошлом.
Но она не отводила от него требовательного взгляда. Флетч заставил себя улыбнуться.
– Хорошо, я пойду вниз, попрошу хозяина сменить воду в ванной, – сдался он.
Из-за безумного возбуждения спуск по лестнице прошел довольно болезненно, но в душе Флетч ликовал: начало было положено.
Глава 38
Герцог оставался внизу все время, пока его жена второй раз принимала ванну. Воспользовавшись предоставленной ей свободой, Поппи первым делом открыла зеркало. Вид неровно выстриженных прядей заставил ее разрыдаться. Однако она быстро взяла себя в руки, забралась в наполненную чистой водой ванну, от которой шло приятное тепло, и тщательно вымылась. На сей раз она могла быть уверена, что действительно освободилась от пудры, перьев и прочего, потому что не сидела сложа руки, предоставив все служанке, а сама промыла голову, пройдясь по каждой из оставшихся прядей.
«Никогда больше не доверюсь ни одной горничной!» – поклялась себе Поппи.
Она уже вытиралась у огня, когда ей в голову пришла мысль, что слово «никогда» должно относиться и к лавандовой пудре. Какой смысл каждый день пудрить волосы, чтобы привлекательно выглядеть, если ее муж больше не желает ее как женщину?
Очень странно, но эта мысль задела Поппи.
– Собака на сене, – обругала она себя, стряхивая с волос воду и откидывая их за спину. Казалось, теперь они почти ничего не весили, но ощущение легкости пришлось Поппи по душе. Увы, ей очень хотелось, чтобы Флетч ее желал, пусть даже она не собиралась заниматься с ним любовью.
«Переживать из-за того, что он больше меня не хочет, очень глупо», – убеждала себя Поппи. Она целых четыре года умирала от смущения и, конечно, от ужасного зуда, терпя домогательства мужа, молясь про себя, чтобы он скорее закончил и ушел. С какой стати теперь тосковать по его ласкам?
Разумеется, она совсем не тосковала.
Только почему-то эта просторная комната в присутствии Флетча казалась тесноватой – такой он был рослый, и Поппи то и дело ловила себя на том, что любуется его широкой грудью с буграми мышц, особенно заметными под мокрой рубашкой. Он был теплый, твердый, мускулистый, тогда как ее тело было мягким и, конечно, не имело такой мускулатуры, как у Флетча.
«Так вот оно что! Наверное, он интересует меня именно с научной точки зрения, – решила Поппи, – ведь я, в конце концов, изучаю природу». Тело Флетча отличалось от ее тела так сильно, как если бы он был белкой-летягой. Какие у него прекрасные шелковистые волосы! А вот у нее… Она поежилась от отвращения. Как можно было столько времени не замечать, что творилось с ее шевелюрой? Неудивительно, что муж ее больше не хочет.
Она бы и сама ни за что не захотела иметь дело с мужчиной, у которого омерзительные колтуны в волосах. А вот у Флетча волосы на ощупь нежнее атласа…
Поппи облегченно вздохнула: теперь она чувствовала себя абсолютно чистой – кожа, которую она нещадно терла мочалкой, покраснела, голове было легко. Отныне никакой пудры, никакого свечного сала, перьев, завивки. И никаких французских горничных.
Из-за двери послышался шум, и Поппи нырнула в кровать, прикрывшись одеялом. В комнату заглянул Флетч, осмотрелся, удивленно поднял брови и вошел внутрь, сопровождаемый лакеем с оловянной ванной в руках. Лакей, имевший довольно усталый вид, поставил новую ванну на пол, а старую вынес из комнаты.
– Там внизу все просто сбились с ног, – сообщил герцог жене. – На здешней кухне вряд ли когда-нибудь греют так много воды, как сегодня, разве что в приходской банный день. Я распорядился прислать нам на ужин несколько блюд в закрытых судках, поскольку мы не можем переодеться и спуститься в общую залу. Чемоданы-то вернулись в «Лисицу и колибри».
– А я тут отлично вымылась, – сказала Поппи. К собственному удивлению, она совсем не чувствовала себя униженной.
– Я не очень побеспокою тебя, если приму ванну? – спросил Флетч, вытащив рубашку из брюк и принимаясь расстегивать пряжки на коленях. – Ты достаточно часто видела меня голым и ни разу даже глазом не моргнула, – продолжал герцог, снимая рубашку.
– Это не так, – усмехнулась Поппи, отводя взгляд от мужа. – После свадьбы я очень нервничала и даже боялась, что меня стошнит, когда ты придешь ко мне в спальню.
Флетч пристально посмотрел на нее и взялся за пояс, чтобы снять брюки. Поппи почувствовала, что краснеет. У нее было ощущение, что между ними происходит что-то очень интимное, ведь она никогда раньше не видела, как Флетч раздевался. Он приходил к ней в спальню в халате, сопровождаемый горничной, как и подобает джентльмену в подобных случаях. Сейчас же все было совершенно иначе – Поппи окинула взглядом обтянутые брюками узкие бедра Флетча, широкий разворот его груди с темной порослью посредине, не скрывавшей, однако, могучие мышцы, бугрившиеся под кожей…
– Опять боишься, что тебя стошнит? – спросил Флетч.
– Маму стошнило в первую брачную ночь, – объяснила Поппи. – Ох, ну и жара же здесь! Ты не чувствуешь? – Она помахала рукой, словно веером.
– Неужели леди Селби стошнило? – удивился Флетч. – Не знал.
– Потому что интимные отношения для женщин – сильное нервное потрясение. И еще они так…
– Неприятны? – помрачнев, закончил герцог и одним плавным движением стянул брюки.
У Поппи противно засосало под ложечкой, но все обошлось. Флетч был прекрасен: отлично сложен, золотистая кожа, длинные мускулистые ноги. К счастью, герцог стоял к Поппи боком и она не видела его паха – эта часть мужского тела, разумеется никак не могла вызывать восхищение, о чем столько лет твердила дочери леди Флора.
Флетч опустился в ванну и откинулся назад. Черные ненапудренные волосы упали на спину – теперь и Поппи собиралась тоже носить простую, без парикмахерских ухищрений, прическу. Он был так хорош, что у нее пересохло во рту. Эти могучие мышцы, золотистая кожа и… что это там, между ногами?
Она не понимала, как он умудрялся все время скрывать этот орган, явно не желавший оставаться незамеченным. Герцог должен каким-то образом держать его в узде – надевает же она корсет, чтобы стянуть грудь. Глаза у Флетча были закрыты, поэтому Поппи откинулась на подушки и стала, не таясь, рассматривать мужа.
В нем удивительно гармонично сочетались красота и сила.
Поппи начала мелко дрожать – ей вспомнилось, как он, приходя в ее спальню, спрашивал: «Дорогая, ты готова?», и она всегда кивала, потому что хотела побыстрее освободиться от этой тягостной повинности. После этого он принимался ласкать ее, прижимался к ней и иногда…
Почувствовав, что внизу живота стало горячо, герцогиня отвернулась.
Флетч зажмурился сильнее и про себя улыбнулся – кажется, дела идут хорошо. В его душе забрезжил тоненький лучик надежды.
– Дорогая, ты не помоешь мне голову? – позвал герцог, прислоняя колени к стенкам ванны, чтобы предоставить жене полный обзор своих сокровищ. – Ты можешь надеть мою рубашку, она уже высохла.
Разумеется, Поппи не могла ответить отказом, ведь он тоже помог ей вымыть голову, поэтому она осторожно приблизилась к ванне сзади и взялась за дело. Флетч выгнул спину, наслаждаясь ее прикосновениями, и глухо застонал.
Ее руки замерли.
– Что с тобой? Тебе нехорошо?
Флетчу показалось, что жена затаила дыхание.
– Нет, что ты, мне очень хорошо, – проговорил он низко, с хрипотцой, но так, чтобы не испугать Поппи.
– Тогда продолжим, – сказала она, и с удвоенным рвением принялась тереть ему голову.
К тому времени, когда она закончила, у него возник еще один план.
– Дорогая, ты не могла бы помыть мне ноги? Я такой большой, боюсь, переверну ванну, если начну это делать сам.
Для убедительности он несильно качнул ванну, немного расплескав воду на пол.
– Осторожнее! – воскликнула Поппи. – Не хватает только, чтобы сюда опять явились здешние лакеи. Они и так думают, что мы с тобой не в своем уме!
– Тогда, если не возражаешь… – Флетч вытянул перед ней правую ногу. Он всегда гордился своими ногами, но сейчас ему хотелось, чтобы жена обратила внимание не на них, а на его главное сокровище. Зарумянившись, как пасхальный пирог, Поппи принялась тереть мочалкой его лодыжку. Флетч согнул ногу в колене, чтобы жене было легче достать до бедра.
Она продолжала украдкой рассматривать его, поэтому он сделал ей одолжение – откинул голову назад (это было очень кстати, потому что от напряжения у него уже заболела шея) и закрыл глаза.
– Спасибо, моя конфетка, – пробормотал он.
Мочалка медленно продвигалась вверх по его бедру. Флетч даже не отваживался смотреть на Поппи из-под ресниц: если бы она как-то проявила к нему интерес, то герцог не удержался бы, выскочил из ванны и набросился бы на жену. А это не входило в его планы.
Он подождал, пока она приблизится к его главному сокровищу, но не настолько, чтобы его можно было потрогать.
– Теперь, пожалуйста, другую, – попросил Флетч, убирая вымытую правую ногу и вытягивая левую.
Он ожидал мягких неторопливых прикосновений, но Поппи начала тереть его с такой
