Жозеф смотрел без интереса. Удивительно выражение ее глаз, когда она ищет подходящее слово, как поджимает под себя ноги, уютно устраиваясь на мягком подоконнике. Удивительны ее рыжие волосы, отражающие свет всех свечей в комнате, и ее глаза, сияющие внутренним светом. Удивительно, как эту девушку увлекают сложности обсуждаемого предмета и как радует возможность проявить свой интеллект.
Пока она не зевнула, положив конец всему и показав, насколько бессмысленными были его представления. Хорошо еще, что благодаря его смуглой коже не было заметно, как он покраснел. Виконт чувствовал глубокую досаду за свою невнимательность.
Как он мог не заметить, что она совершенно измотана? Ее рука дрожала, под глазами были синие круги.
Как он мог считать проявлением такта то, что не принимал во внимание, что она делала весь этот день? Как будто физический труд был чем-то постыдным, достойным лишь жалости.
А что же она делала целый день?
Все, что он знал, ограничивалось тем, что Мари-Лор помогала приготовить торжественный обед — превосходные блюда, которые он с удовольствием ел. И еще то, что она трудилась в судомойне.
Но что именно слуги делали там? Виконт полагал, хотя и не был в этом уверен, что там мыли посуду, горшки. Пищу варят в горшках, не так ли? Или они там пользовались сковородами? Горшки, сковородки — какая разница? Он, вероятно, все равно не смог бы отличить одно от другого.
Жозеф имел слабое представление о том, как делают омлет. Человек просто садится за стол, и на нем появляется еда, слегка прикрытая слоем теста, или ароматная с краснеющим наверху клубничным соусом, так хитро и умело разложенным, что напоминает женщину, приготовившуюся к встрече с любовником. И такая же молчаливая, хранящая тайну своего приготовления.
Он взглянул на девушку у окна. Даже веснушки не скрывали ее бледности. Она поднесла ко рту огрубевшую руку, пытаясь скрыть еще один зевок, но это была жалкая попытка.
— Вы устали. Работали целый день. Приготовление такого обеда, должно быть, требовало большого труда.
— По правде говоря, я его не готовила. — Мари-Лор пожала плечами.
— Ну тогда делали… э… что-то, что там надо было… А я задерживаю вас так поздно всеми этими разговорами.
— Мне приятно разговаривать с вами. У меня больше нет возможности поговорить.
— И все же… — Ему было стыдно. Жозеф думал, что это он трудился в поте лица, кланяясь, жеманничая и очаровывая гостей. Он считал, что проявляет великодушие, не обращая внимания на ее низкое положение. И к тому же героем и мучеником, потому что не трогает ее.
Черт бы побрал его эгоцентризм — видимо, он даже неправильно понял те жаждущие взгляды, которые она бросала на его кровать. Жозеф полагал, что она думает о том же, о чем и он.
— Вам надо поспать. Я скажу Батисту, чтобы он отвел вас обратно. Или… — вам было бы намного удобнее — не желаете ли немного поспать здесь? Вы знаете, что вполне можете мне доверять.
— Я знаю.
— Потому что я никогда…
— Не злоупотребите своей властью над служанками. Да, вы упоминали об этом. — Мари-Лор говорила спокойно, но ее чуть скривленные губы, как ему показалось, намекали на иронию. — Хорошо, может быть, я прилягу, совсем ненадолго. — Она спустила ноги. На левом чулке около лодыжки виднелась маленькая дырка.
Кровать у него была высокой. Может быть, ему надо подсадить ее? Нет, лучше не надо.
— Отдохните немного, — прошептал виконт, когда девушка погрузилась в подушки. Она вздохнула и вытянула ноги, устраиваясь поудобнее. — Отдохните… немного. — У него сжало горло. Но она не слышала этого. Мари-Лор уже заснула. Она лежала неподвижно, и только ее грудь медленно опускалась и поднималась. Прошел час. Потом виконт оторвал от нее взгляд и шепнул Батисту, чтобы тот разбудил Мари-Лор и отвел ее в комнату наверху.
Ее лицо залилось румянцем, когда первые лучи солнца заглянули в комнату и Мари-Лор вспомнила о событиях прошедшей ночи.
Неужели на самом деле она заснула в его постели? Как неловко все получилось. В какой невинной близости они провели этот вечер.
«Знаете, вы вполне можете мне доверять». Действительно могла, и это было хорошо. Очень хорошо, что он порядочный человек.
И пусть вечер оказался совсем не похож на ее мечты о встрече с месье X в его спальне. И уж совсем не таким, каким его представляли обитатели замка.
Да черт с ними, с обитателями замка! Черт с ними и их распутными фантазиями.
Луиза, делившая с Мари-Лор постель, вернулась с похорон матери поздно ночью, когда ее соседка была в комнате Жозефа. Конечно, Луиза это знала. Ее жених, конюх Мартен, рассказал ей все, когда встречал возлюбленную у гостиницы.
Луиза была благочестива и верила в святость заповедей. Как она сказала Мари-Лор, они с Мартеном ждали, когда смогут пожениться. Ночью, когда вернулась Мари-Лор, Луиза уже спала, что подтверждал ее громкий храп. Но Мари-Лор показалось, что даже во сне подруга не одобряла ее, судя по тому, как она лежала, отвернувшись к стене.
Наконец храп прекратился и девушка почувствовала на себе пристальный, полный жалости взгляд Луизы.
Ее жалость к Мари-Лор и ее грехам было бы труднее переносить, даже не совершав их, чем похотливые, разнузданные предположения остальных.
Мари-Лор напомнила себе, что смысл ее ночных посещений комнаты Жозефа и состоял в том, чтобы создать такое впечатление. Она старалась убедить себя, что от них будет мало толку, если хотя бы один человек узнает правду.
Она посмотрела в лицо Луизе. У Луизы были большие светло-голубые глаза, обрамленные длинными черными ресницами. Если бы ее лицо не искажала заячья губа, она была красавицей. Выражение этих красивых глаз было серьезным и встревоженным. Мари-Лор обняла подругу.
— Это не то, что ты думаешь, дорогая, — прошептала она…
Утром, пока они с Луизой одевались, Мари-Лор, как могла, объяснила ситуацию.
— Потом я расскажу тебе больше, — пообещала она, спускаясь вниз к завтраку. — Но не говори никому. Даже Мартену. Совсем ничего не говори.
«Возможно, я совершила ошибку», — подумала Мари-Лор после завтрака, опуская руки в таз с водой. Но она не сожалела об этом. Ей необходимо было поделиться с кем-нибудь, и если повезет, Луиза ее не выдаст. Все слуги любили посплетничать о хозяевах, но держали язык за зубами, когда дело касалось их секретов, и не выдавали друг друга. Мари-Лор об этом напомнили пару недель назад, когда Арсен, с серьезным видом что-то объяснявший Николя — речь, по-видимому, шла о его семье, — сразу же замолчал и стал суровым, как только она вошла в буфетную.
Невыносимая спешка на кухне закончилась. После тяжелых дней это казалось праздником: в этот вечер на обед были приглашены только викарий и судья.
— Мы приготовим тушеных кроликов, — распорядился месье Коле. — Для местных подхалимов обычный обед.
Мари- Лор держала в руке граненый хрустальный бокал и смотрела, как солнечный лучик изгибается в нем в радужную дугу.
«Никаких мечтаний о красивых джентльменах», — напомнила она себе, когда мимо нее прошел Николя, направлявшийся к месье Коле проверять счета. Но она и не мечтала, по крайней мере не так, как подозревал Николя. Она была счастлива, перебирая в голове мысли и желания, давно Уже не пробуждавшиеся в ее душе.
Книги и рассказы — вот что она любила больше всего на свете. Большую часть своей жизни Мари-Лор провела в обсуждении их, последние несколько месяцев она просто изголодалась по литературе. Какое счастье найти кого-то с такими же интересами и стремлениями, более того, человека, который занимался таким великолепным делом — писал книги и издавал свои сочинения. Она знала из прекрасно сложенных фраз виконта, что он разделяет ее благоговение перед литературой. Она бы считала честью познакомиться с ним, даже если бы он не был таким… удивительным и в другом отношении.
С ним можно говорить, его можно слушать и учиться у него.
Конечно, в нем было еще что-то — у него было тело, о котором она уже знала слишком много.
Но в остальном он оставался загадкой. Вчера ночью, будучи такой усталой и растерянной, она почувствовала, как неохотно он раскрывал перед ней свои чувства и мысли. Она могла бы поспорить на свое годовое жалованье, что он избегает касаться каких-то мучительных воспоминаний или печального опыта. Но, думала она, это его дело, а не ее.
Там, дома в Монпелье, она иногда не ложилась всю ночь, чтобы дочитать особенно интересную книгу и узнать, чем все кончится. А следующий день проводила словно в тумане, размышляя о прочитанном. Он сказал, что она «умная читательница»; может быть, она просто очень упорна.
Пожав плечами, Мари-Лор снова занялась хрустальными бокалами. Он написал изящные подробные мемуары, но девушка была уверена, что существовала одна история, которую он не смог изложить на бумаге. Хотя это и не ее дело, она знала, что не успокоится, пока не узнает эту повесть.
Глава 9
По мере того как лето близилось к концу, Жозеф все больше узнавал о своих читательницах, во всяком случае, о той умнице, которая посещала его каждую ночь. Он быстро понял, что она умеет слушать, сразу же замечает каждую и находит недостатки и противоречия. Она хорошо знала, о чем говорит, и виконту льстило, что Мари-Лор почти наизусть знала рассказы месье X. Она, не смущаясь, являла любопытство, обезоруживала своим пониманием глядя на собеседника большими, ясными, невинными лазами, задавала ему чертовски простые вопросы.
— И что он затем сделал? Почему принц так рассердился? Она была хорошенькой? А это
