действительно насмехается, или это такая у него улыбка?
— И девице, — добавил он (может быть, это все-таки была улыбка), — с испачканными чернилами пальцами.
Она не знала, смеяться ли ей, или сердиться, или краснеть, когда этот полуголодный оборванец брезгливо наморщил нос (неплохой нос, надо признаться), глядя на несмываемые пятна чернил от частых записей, которые она делала в расчетных книгах и дневнике. Не найдя подходящего ответа, девушка пожала плечами:
— Но, месье, конечно, вам известно, что «самое увлекательное открытие — это обнаружить в женщине соблазнительные несовершенства».
От изумления он открыл рот, а она удивилась, что заставило ее это сказать. Изящная фраза была из ее любимого романа «Воспитание вольнодумца», псевдоним автора — месье X. Но этот человек, самое большее, читал лишь названия книг, которые перевозил.
Она всегда считала неприличным, когда люди хвастались своей начитанностью, но сейчас сделала то же самое. Он вывел ее из равновесия неожиданностью своего появления и своим присутствием. Казалось, в маленькой, тесно заставленной комнате для двоих людей не хватало кислорода.
Она перевела дыхание.
— Пожалуйста, садитесь сюда, месье.
Мари-Лор подтащила отцовское кресло к столу. Может быть, он будет меньше подавлять ее, если ей не придется смотреть на него снизу вверх.
Девушка села на табурет, освободила место для новых книг и обмакнула перо в чернильницу, а он вытащил из мешка несколько томов. Кресло закачалось — папа обычно подпирал сломанную ножку томом английских пьес. Но Мари-Лор сгорала от нетерпения, ей было не до таких мелочей.
Она начала быстро проверять названия вынутых им книг, новых и заказанных повторно, среди которых был и роман месье X. Она обрадовалась, увидев мраморные листы под обложкой одного нового издания, и, не удержавшись, погладила кремовые страницы другого. «Какие у него ловкие, изящные руки», — рассеянно подумала она.
В его мешке должно было быть больше экземпляров «Историй мадам Дюбарри».
— Всего два? — нахмурилась она. — Но мы хотели получить шесть. О книге узнали, и мы приняли уже четыре заказа.
Он пожал плечами.
— Это все, мадемуазель, — заявил он, откинулся назад, закашлялся, потянулся и почесал шею. Мари-Лор только теперь вспомнила о вшах, поселившихся в рваной обивке кресла.
— Как, это все? Этого не может быть. А «Исповедь» месье Руссо?
Клиенты требовали ее уже не один месяц.
Контрабандист сгорбился в кресле, кутаясь в плащ, из-под которого торчали его острые колени в грубых штанах. Носок левого башмака был привязан к подошве куском тряпки.
— Печатники не успевают, — проворчал он. — Сожалею. Мари-Лор не поверила. Она ощутила тошнотворную, как исходящий из желудка горький привкус, уверенность.
— Мы, конечно, последние, к кому вы заходили? — тихо спросила она.
— Конечно, нет! — отрезал он. — В Ним ездит другой человек.
— Не притворяйтесь глупым, — ответила она на этот раз более громко и с преувеличенно снисходительным терпением. — Я хочу сказать, что вы пришли в лавку моего отца после того, как обошли всех книготорговцев Монпелье. И ставлю десять ливров, — продолжала она, — что месье Риго получил все, что заказывал. Возможно, даже немного больше.
По виноватому выражению его лица она поняла, что уличила его.
Риго. Мари-Лор словно слышала его вкрадчивый, льстивый голос: «Поверьте мне, мой мальчик, Берне не интересует Руссо. Он, знаете ли, оригинал, немного разборчив». Вероятно, Риго к тому же сунул ему несколько лишних су.
Контрабандист неуверенно поднялся с кресла. Он поморщился; и она обрадовалась. Мари-Лор надеялась, что как смогла смутила и пристыдила его.
— Вы всегда можете пожаловаться, — пробормотал он, — управляющим в Швейцарии.
— Мы так и сделаем, — мрачно ответила девушка. Типографское общество Невшателя следило за поставками нелегальной литературы так же тщательно, как и легальной.
И все должно было на этом закончиться. Она должна расписаться в получении и отпустить его.
Вместо этого Мари-Лор услышала собственный голос:
— Мы будем им жаловаться, но сейчас я предъявляю жалобу вам.
Хуже и хуже. Как будто его присутствие каким-то образом высветило ее тревоги и раздражение, которые она обычно подавляла.
— Вы видите, не можете не видеть того, что видно любому идиоту! Что мы бедны, что у моего отца больное сердце, что мы живем в постоянном страхе потерять клиентов, что их переманит этот хищник Риго! — Она, казалось, не могла остановиться, — И что мне ужасно хочется почитать Руссо, и теперь кто знает, когда я сумею это сделать!
Она посмотрела ему прямо в лицо, по крайней мере, на ту часть, которую не скрывали повязка на глазу, бандана и воротник плаща, поднятый выше подбородка. Он тоже смотрел на нее здоровым глазом. И выражение его менялось с невообразимой быстротой — вина, гнев, насмешка. На какое-то мгновение оно стало явно похотливым, затем изменился в лице, как будто участник карнавала снял веселую маску, под которой оказывалось лицо страдальца.
Она застыла в недоумении, а его глаз закатился, и он свалился в глубоком обмороке, опрокинувшись через кресло и с грохотом рассыпав по полу книги…
— Горох, Мари-Лор!
Девушка заморгала. Как долго простояла она, углубившись в свои мысли?
— Тебе надо побыстрее вылущить его. — Робер, ее товарищ по судомойне, тронул ее за плечо.
Конечно! Семейство герцога должно есть и сегодня, а не только на завтрашнем банкете. Робер поворачивал в очаге ряды шампуров с утками.
Как только ее пальцы принялись лущить горох, она без труда вернулась к воспоминаниям о том зимнем дне в Монпелье…
«Не умер ли он?» — подумала она. Нельзя сказать, что она испугалась за него. Но вдруг явится полиция, расследующая убийство барона? Она вздрогнула, представив, как полицейский находит в их лавке мертвого контрабандиста.
Веко на здоровом глазу дрогнуло: нет, не умер, слава Богу. Мари-Лор наклонилась. Кровь сочилась сквозь его грязный плащ и пачкала ее передник. Она откинула материю. Штанина на ноге намокла. «Он истекал кровью, — подумала она, чувствуя себя виноватой, — а я в это время кричала на него».
У входной двери послышались какие-то звуки, неужели она забыла запереть ее? Нет, это всего лишь Жиль. Она обрадовалась, услышав, как брат поворачивает ключ в замке.
До окончания медицинской школы Жилю оставался еще год, но он всегда был доктором по натуре — уверенным, наблюдательным, готовым распоряжаться и умеющим заставить любого мгновенно исполнять его поручения.
— Ради Бога, Мари-Лор, зажги лампу. — Властный братец отогнал ее от лежавшего и занял ее место. — У нас есть чистые тряпки? Вода греется? Принеси свою корзинку для рукоделия. И оставшийся бренди.
Свет лампы освещал рыжие волосы Жиля и бросал глубокие тени на худые щеки контрабандиста. Мари-Лор услышала, как рвется ткань, сначала тряпки, а затем окровавленные штаны. Она следила за точными и четкими движениями Жиля и слушала сопровождавшие их рассуждения.
— Рана на бедре, близко от артерии. Мне может понадобиться жгут. — Ни одна из тряпок не была достаточно длинной. Он огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно перетянуть ногу выше раны, чтобы остановить кровотечение. — Твоя косынка, — сказал он.
Длинная полотняная косынка перекрещивалась над вырезом платья Мари-Лор и завязывалась сзади на талии. Она развязала ее, а Жиль продолжал обследовать, прощупывать и промокать кровь на ране.
— Лучше, лучше, не так плохо, как сначала казалось, — тихо говорил он. — Нет, не артерия, но есть инфекция, я сначала прочищу рану, а потом зашью ее. — Он достал маленький острый ножик. — Странно, — заметил он, обращаясь, скорее всего к себе самому. — Она выглядит словно дуэльная рана.
На самом деле ран было две, объяснил брат. Более свежую он, вероятно, получил, упав в лесу на каменистую тропу, и от этого открылась старая болячка, похожая на рану, полученную на дуэли, чего, конечно, не могло быть. Жиль полагал, что она — результат удара ножом в какой-нибудь драке, возможно, в кабаке. Но, уж конечно, не на дуэли: одни только аристократы устраивают церемонии из своих драк.
Горох вместе с куском бекона благополучно варился в печи, и Мари-Лор вернулась к тазу с грязной водой.
Ее больше не беспокоили чернильные пятна, бесконечное мытье посуды решило эту проблему. Руки стали красными, и кожа растрескалась, покрылась следами ожогов от печи и каминов. Она больше не торговала книгами, а он не занимался контрабандой.
Она думала, что ей сразу же следовало бы понять, что такие, как он, не перевозят запрещенные книги. Особенно после того, как обнаружилась дуэльная рана… И из-за повязки на глазу.
…Она продела в большую иглу крепкую нитку и протянула ее Жилю.
— Теперь дай ему немного бренди, — сказал брат, — чтобы ты смогла держать его, пока я буду зашивать.
Он осторожно перевернул контрабандиста на спину. Им требовалось большое свободное пространство для своей работы. Мешала стопка книг. Мари-Лор протянула через раненого руку, чтобы оттолкнуть ее. Пуговка на ее рукаве зацепилась за его бандану и сдвинула повязку с глаза.
Она отшатнулась, ожидая увидеть пустую глазницу. Но он открыл глаза, и они оба были прекрасны. На минуту она забыла указания Жиля и лишь смотрела на пару бездонных черных глаз, от взгляда которых сегодня в библиотеке у нее чуть не остановилось сердце.
— Быстрее, Мари-Лор! — В голосе Жиля звучало нетерпение.
— О… да. — Все еще потрясенная, она положила голову мужчины себе на колени. — Выпейте, месье, — сказала она, открывая бутылку и поднося ее к его губам. —
