величину и длину того, что неожиданно появилось из его панталон. По наивности она представляла себе что-то более приличное, не такое пугающее. Не такое возбуждающее. Неожиданно для себя Мари-Лор наклонилась и поцеловала темную багряную плоть. «Вкус гриба, напитавшегося дождем», — подумала она. Она слизнула соленую влагу с кончика и с любопытством медленно провела пальцем, как зачарованная наблюдая, как он увеличивается и твердеет.
Жозеф издал непонятный горловой звук, резко отстранился и сел.
Вся ее храбрость исчезла, и она застыла от смущения.
— О нет, — спохватилась Мари-Лор. — О, прости меня. Боже, я сделала что-то ужасное? Наверное, люди не делают так своим языком, но ты выглядел так… так славно, и мне захотелось…
Жозеф что-то достал из кармана жилета. Что-то беловатое и прозрачное. Она изумленно смотрела, как он надевает презерватив на свой пенис. Ах да, Жиль объяснял ей, что это такое. Его слова тогда звучали как сожаление. Теперь и она с сожалением дотронулась до эластичного материала, облегавшего его плоть.
— Это важно, Мари- Лор…
«Хотя едва ли это надежно», — предупреждал ее Жиль.
Все равно как мило, что Жозеф подумал о мерах предосторожности. Вероятно, ей следовало поблагодарить его.
Но уже не было времени. Не было времени, чтобы что-то сказать, ибо теперь она лежала на соломе и он возвышался над ней, поднимал ее юбки и раздвигал ноги. Все происходило очень быстро, тяжесть его тела на ее бедрах… он вошел в нее… его губы на ее щеках, шее. Это происходило так быстро и так долго, было приятно и непонятно. Чудесно, а затем осталась только боль.
Он прижимал ее к себе, губами собирая слезы с ее лица.
— О, дорогая, — сказал Жозеф, — я бы не поступил так, но ты неожиданно овладела мной.
— Я… овладела… тобой? — Он кивнул.
— Никогда раньше меня не соблазняли с таким проворством. Это все, что мне оставалось сделать, чтобы не выглядеть полным дураком.
Он сел, улыбаясь ее изумлению.
— Такой решительный рот, — прошептал он, обводя мизинцем ее губы.
С легкостью пушинки Жозеф дотронулся до кончика ее языка своим.
— Да, — добавил он, — люди делают так. Всегда, но не так очаровательно, как ты. Но ты еще увидишь.
Ей удалось улыбнуться в ответ.
— Я не думала, что это окажется так легко. Ведь целый месяц ты выполнял очень достойное и благородное решение не трогать меня.
Жозеф засмеялся:
— А мы проводили время вместе в одной спальне. Может быть, нам просто была нужна нейтральная территория.
— Сегодня ночью, — крикнул ей вслед виконт, когда Мари-Лор несколько неуверенным шагом пошла по дороге, направляясь обратно на кухню.
«Сегодня ночью, любовь моя».
Месье Коле был в гневе, а Робер в ней разочаровался. Мари-Лор не просто опоздала на работу, а опоздала более чем на целый час!
Она могла бы придумать какое-нибудь объяснение — чувствовала себя нездоровой, или (вероятно, более убедительное) что месье Жозеф в это утро был очень настойчивым и не хотел отпускать ее. Но девушка ничего не сказала. Она оставалась удивительно молчаливой, не желая нарушать хрупкое равновесие между душой и телом лишними словами.
В наказание ее оставили после ужина чистить металлические каминные экраны. Это была грязная работа, и Мари-Лор не осталось времени переодеться до прихода Батиста. Она смогла только смыть с рук грязь и сажу и пригладить волосы.
На лице Батиста было обычное выражение — понимающее, спокойное, с чуть заметной иронией, вполне безобидной.
Она приветливо кивнула. Интересно, изменилась ли она? Но она должна выглядеть по-другому. Она стала другой.
Все теперь изменилось.
Глава 12
Он встретил ее в том же самом расшитом халате и домашних туфлях, которые надевал прежде. Но если обычно его халат был распахнут и под ним виднелись рубашка и панталоны, то сегодня он был плотно запахнут и крепко перевязан поясом на тонкой талии. Мари-Лор поняла, что под ним ничего нет. Волосы Жозефа, не забранные в косичку, падали ему на плечи. Уголки губ слегка приподняты. Блики желтого света играли на его шее, черные непроницаемые глаза блестели, как у насторожившегося лесного зверя.
Девушка медленно сделала несколько шагов и остановилась. Ее смутила его неподвижность. Стыдясь своего поношенного платья, она к тому же заметила пятна сажи на своих чулках.
«Какой красивый халат, — подумала она, — темно-серый бархат, расшитый сложными узорами пурпурных и золотых нитей». Как жаль, что у Мари-Лор нет ничего красивого, в чем бы она могла приходить сюда.
Жозеф покачал головой:
— Это не важно, Мари-Лор. Честное слово.
Неужели ее мысли так легко прочитать?
Но в таком случае он должен знать, как сильно она хочет его.
Он протянул руку ей за спину, расстегнул платье и осторожно через голову снял его и бросил на пол. Потянул за шнуровку корсета, и нижняя юбка последовала за платьем. Было ясно, что ему знакомы все ее завязки и застежки не хуже, чем ей пуговицы его панталон. Когда Жозеф опустился на колени и по очереди снял каждую туфлю и стянул чулки, Мари-Лор положила руки ему на голову, перебирая пальцами пряди густых волос. Он целовал ее ноги.
Потом быстро поднялся и отступил на несколько шагов назад. Она собрала всю свою волю, чтобы не закрыть глаза, и стояла перед ним, опустив руки, а его взгляд медленно скользил вниз и вверх по ее обнаженному телу. Широкая улыбка расплывалась по его лицу.
— О да! — Это был скорее вздох, а не звук, туманный теплый воздух обволакивал ее тело. Она чувствовала его формы по движению взгляда и дыханию — ямочки, округлости. Довольно приятные формы: конечно, она невысокая, но в целом очень даже неплоха.
Мари-Лор знала, что хороша собой. Ей всегда говорили об этом, совершенно очевидно, что не только ее знание книг привлекало часть небольшой клиентуры папа. Из-за этого она несколько пренебрежительно относилась к своей внешности, предпочитая не обсуждать эту тему и притворяясь, что внешность ее не волнует.
Однако сейчас она волновалась, ей хотелось быть красивой… для него.
Жозеф хотел поднять ее и отнести на кровать.
— Нет, — сказала она. Он поднял брови.
— Не сразу.
У него дрогнули губы.
Она, быстро сообразив, каким узлом завязан его пояс, осторожно потянула за конец.
Он стряхнул с плеч тяжелый бархатный халат, который тут же упал на пол, и ногой отшвырнул его в сторону.
Жозеф стоял в непринужденной позе, слегка покачиваясь на стройных мускулистых ногах. И с веселым вызовом смотрел на нее. Сможет ли она разглядывать его тело с той же смелостью, которую видела в его глазах?
Сможет ли она так свободно и уверенно скользить взглядом по его плечам, торсу? Или она, ошеломленная, будет просто глазеть на его крепкие мускулы, на полоску темных волос на животе? На плоские розовые соски и мощный символ его пола, поднимающийся из темной заросли волос?
Мари-Лор не могла притворяться равнодушной, все это было слишком ново, слишком удивительно. Она широко раскрыла глаза, и вздох вырвался из ее полураскрытых губ.
— Бог мой, — прошептала девушка, — как ты прекрасен.
— И ты, Мари-Лор, и ты, — шептал Жозеф. Он подошел так близко, что касался ее груди. Отведя назад ее густые волосы, он дотронулся губами до кончика ее уха, не переставая крепче прижимать ее к себе. Всем своим телом она чувствовала его возбуждение. Она нерешительно пошевелила бедрами, поглаживая ими низ его живота. Это было так приятно!
Но он уже поднял ее, и она обхватила ногами его талию, тихонько постанывая от наслаждения. Она думала, что он спешит, как это было днем. Она вспомнила, как однажды подслушала разговор Жиля с друзьями, они шутили над тем, что бывает момент, когда невозможно больше ждать.
Но Жозеф, казалось, умел ждать.
Он перенес ее на постель, сел рядом, взял что-то со столика и протянул ей.
— На этот раз, — сказал он, — ты наденешь его на меня сама.
Это значило, что она может его потрогать. Ей захотелось сделать это, как только он снял халат. Но после того, что произошло днем, не решалась. Мари-Лор подумала, нет ли особых правил, по которым, как в танце, что-то можно трогать сначала, а что-то потом?
Или — потрясающая мысль! — все позволено? Можно делать все, что тебе нравится? То, что доставляет удовольствие, и… как это чудесно, то, чем ты можешь доставить удовольствие другому?
Она осмотрела эту штуку и решила, что ее надо надевать, как очень тонкий чулок. Медленными и осторожными движениями она натянула презерватив на головку его пениса.
Губы Жозефа дрожали. Ей приятно было это делать, и она только удивлялась, что пенис от ее прикосновений становится все больше. Но как жаль, что приходится таким образом его прятать.
— Ложись, — сказал Жозеф.
На столе стоял большой тяжелый канделябр. Жозеф придвинул его ближе к кровати и раздвинул полог.
— Я хочу как можно больше света, — тихо объяснил он. Легкими поцелуями он покрывал ее груди, шею, живот. Мари-Лор не сразу поняла, что он старается не пропустить ни одной веснушки и целует каждую из них.
Если бы ей хватало воздуха, она бы рассмеялась.
— Я так долго думал об этом. — Он улыбнулся и снова наклонил голову, быстро облизывая языком каждое бронзовое пятнышко, как кот, слизывающий пролитые сливки.
Он спускался все ниже. На бедрах и животе Мари-Лор было мало веснушек, но он не пропускал ни одной из них, его шелковистые волосы гладили ее кожу при каждом неторопливом изучающем поцелуе.
Затем Жозеф вернулся к ее груди,
