взглянул он на жену, — для вас, мадам.
Коротко кивнув, он взял письма с серебряного подноса, который держал перед ним высокий молчаливый лакей.
— Это все. Нечего тебе стоять здесь, разинув рот. А письмо, адресованное мне, — добавил он, нахмурившись, — кажется официальным, и, вероятно, от меня требуют чего-то неприятного.
Жозеф узнал знакомый почерк на письме, которое дал ему брат.
— Это от Жанны, — сказал он. — Маркизы де Машери, — добавил он через минуту, когда стало ясно, что его брат и невестка забыли имя женщины, которую сосватали ему.
— А! — Сладкая улыбочка герцогини не скрыла ее беспокойства.
Жозеф знал, что она не будет спать спокойно до тех пор, пока его не доставят к нареченной и он не произнесет слова брачного обета на пышной церемонии в парижском соборе в присутствии самых знатных дворян королевского двора.
— Как приятно, — сказала она, — письмо от невесты. Помню, как я волновалась после подписания контракта, посылая первую надушенную записочку своему будущему мужу…
Беспокойство делало ее болтливой. Эта свадьба будет ее дебютом в парижском обществе; она готовила роскошные наряды для себя и новые костюмы для Юбера.
Жозеф полагал, что, возможно, дебют этот будет успешным. Хотя Амели по-прежнему оставалась мегерой в доме, на людях она теперь выглядела вполне презентабельно, переняв некоторые хорошие манеры у своих подруг, или, лучше сказать, союзниц, из местного дворянства. Как бы она ни ссорилась с Юбером, было ясно, что она обрела уверенность и общественный статус, став герцогиней. Юбер оказался прав, говоря о ее силе воли и энергии. Без сомнения, Амели воспользуется каждым случаем проникнуть в высшее общество, который ей предоставит эта свадьба в Париже; возможно, ей даже удастся получить приглашение в Версаль.
Жозеф ответил ей вежливым кивком, в то время как Юбер поморщился при упоминании «надушенной записочки».
Конечно, письмо Жанны не будет робким посланием испуганной девушки, которую выдают замуж. Это будет непринужденное умное письмо от старого друга.
Он сломал печать и развернул плотный лист бумаги.
Письмо было написано крупным, четким ученическим почерком с витиеватыми заглавными буквами.
Он улыбнулся. Трудно было бы не узнать ее стиль: гиперболический, непререкаемый и всегда увлекательный. Проницательный политический наблюдатель и язвительная сплетница, она всегда была в курсе того, что обсуждалось ведущими интеллектуальными светочами города. И она любила сдобрить свои новости остротами, услышанными от ее друзей-актеров из «Комеди Франсез».
«Ах да, — подумал Жозеф, — неплохо бы очутиться снова в Париже. О нет, — тут же спохватился и поморщился. — Нет. Я не хочу уезжать. По крайней мере сейчас».
К этому времени он уже должен был бы быть готовым к отъезду. Ведь с того восхитительного утра в амбаре прошло четыре недели (четыре недели и один день!).
Смешно подумать: четыре недели — это целая жизнь для распутника, даже для такого, кто нарушил правило не пускать в свою душу женщину, с которой спишь. Четыре недели с одной и той же женщиной — позор, естественно, к этому времени страсть неизбежно должна бы утихнуть.
Пару ночей он искал в себе признаки этого; как мнимый больной, находящийся в дурном расположении духа, он был уверен, что охлаждение неизбежно. Расхаживая по комнате или лежа среди смятых простыней, он отыскивал в своих чувствах знакомые признаки: ощущение скуки, притупление желаний, сожаление, что мог бы провести вечер лучше с хорошей книгой. Короче, все те симптомы, которые месье X описывал как «оскомину от затянувшегося романа».
Но Жозеф не находил их (и даже если бы его увлекла хорошая книга, ему бы обязательно, захотел ось узнать мнение Мари-Лор о ней). И во рту было не ощущение оскомины, а вкус молодого красного вина. Его страсть не ослабевала. Даже сейчас она была более желанна, чем раньше.
Всему этому он не находил объяснения. После чувственных бурь, пережитых за эти недели, он казался себе выброшенным без компаса на необитаемый остров во власть своих желаний. «Следует вырвать лист из книги месье X, — подумал он. — Вырезать место, где говорится о связях, убрать эту ужасную метафору о кораблекрушении и компасах». В любом случае его теперешняя связь, безусловно, скоро закончится. Прогнав эти мысли, он вернулся к письму Жанны.
Черт бы побрал Жанну! Жозеф был рад, что все складывается для нее так хорошо, но это не давало ей права подшучивать над ним.
Даже если она делала это по-дружески.
И проявляла такую возмутительную проницательность.
Он оторвался от письма и посмотрел на огонь.
— Надеюсь, ничего не случилось? — Невестка не спускала с него глаз.
Жозеф притворился, что не расслышал. «Пусть поволнуется, — подумал он, — хотя бы еще несколько минут. Пусть побеспокоится, не встретят ли ее замыслы какие-либо препятствия».
— Ну а с письмом, которое я получил, большие неприятности, — подал голос Юбер. — Этот чертов полицейский инспектор приехал из Монпелье и настаивает, чтобы я принял его завтра утром. Вы не поверите, но эти неумелые дурни все еще не нашли убийцу барона Рока! Да к тому же охота на куропаток в самом разгаре, и завтра будет прекрасная погода.
В его голосе зазвучали жалобные нотки.
— Какой толк быть герцогом, — вопросил он, — если я не могу охотиться, когда захочу?
— Я приму инспектора, месье. Можете убить завтра еще несколько этих существ, — повернулась герцогиня к мужу. — Так о вашей невесте, Жозеф, — снова обратилась она к родственнику. — Надеюсь, она здорова. Вам не следует беспокоиться, если она немного нерешительна. Нервы, вы понимаете, даже приступ меланхолии — это вполне нормально для девушки в ее положении.
Смешно представить Жанну с приступом меланхолии.
— Она вполне здорова, мадам, — пробормотал Жозеф. — Она в, прекрасной форме, по крайней мере судя по письму.
— Однако если говорить о ее настоящей телесной форме, — усмехнулся Юбер, — то нам известно, что она не так уж прекрасна.
Обрадованный, что ничто не помешает охоте, герцог попытался блеснуть остроумием:
— Или более чем прекрасна, можно сказать. Она — толстая. — Его глупый смех заполнил паузу, наступившую в разговоре смутившихся собеседников.
— Дайте мне письмо инспектора, — сказала Амели, — чтобы я знала, чего он от нас хочет. Вы говорите, он расследует убийство? Ну, это все-таки может быть развлечением.
Жозеф скользнул взглядом по восклицаниям и пожеланиям внизу страницы. И вернулся к ее замечаниям о «потребности месье X в любви».
Он встал и поклонился брату и невестке:
— Тысяча извинений, месье и мадам, но я должен оставить вас в приятном обществе друг друга. Мне надо…
Он не знал, что ему надо. Гулять, поехать верхом или броситься в реку и плавать до тех пор, пока холодная вода не успокоит его кровь. Ибо ему в голову пришла идея, которая могла оказаться или очень удачной или совершенно безумной. Он не мог разобраться, но понимал, что ему это не удастся в обществе двух невыносимо скучных людей.
Словно опьяненный своими мыслями, Жозеф вышел из комнаты. Ему показалось, что пришлось ждать непривычно долго, пока Арсен откроет дверь.
Предстоящее путешествие, до которого оставалось три дня, доставляло слугам много забот. Надо было упаковать множество вещей, не говоря уже о стирке, глаженье и починке. Для гардероба мадам Амели потребовалось семь сундуков. Мелкие вещи, такие как драгоценности, надо было переписать и аккуратно уложить. Ожерелье, обещанное старой герцогиней невесте, все девять дней путешествия в Париж будет находиться в кармане месье