ужасными башмаками, у меня голова заболит. Сними их. Вот так, ты можешь постоять босиком и внимательно выслушать, что я тебе скажу.
Прохладный натертый воском паркет приятно холодил босые ноги, но Мари-Лор чувствовала себя нищей, просящей подаяния, или преступницей, публично признающей свою вину. Как она догадывалась, именно этого добивалась герцогиня.
— Стой прямо. И смотри на меня! Проявляй уважение, когда я говорю с тобой. Да, так-то лучше. Мне все равно надо было взглянуть на тебя. Мой муж последнее время был слишком занят, и мы не часто пили чай вместе, и я как-то перестала следить за твоим состоянием. Совершенно ясно, что скоро от тебя не будет никакой пользы на кухне. Я не удивлюсь, если через неделю-две ты не сможешь стоять на таких отекших ногах.
«Не стоит обращать внимания, как бы она ни оскорбляла меня, — подумала Мари-Лор. — Но не права ли она насчет ног? За последние дни они заметно распухли».
— Но к счастью, Мари-Лор, — голос герцогини стал еще слаще и еще язвительнее, а в острых зеленых глазах вспыхнул злорадный огонек, — к счастью, провидение устроило все к лучшему. И предоставило тебе возможность исправиться и искупить свое плохое поведение. Видишь ли, моему мужу, герцогу, и мне нужна такая девушка, как ты. Нам нужна сильная и здоровая девушка, чтобы сыграть немаловажную роль в будущем нашей семьи. Ты, должно быть, знаешь, как трудно найти чистую, здоровую и добросовестную кормилицу для ребенка. И не просто для какого-то ребенка, а, — она помолчала, слегка нахмурившись, — для будущего герцога де Каренси Овер- Раймона. И только подумай, как воздал нам Бог, как вознаградил нас за наши добрые дела, — мы находим такую женщину в нашем собственном доме. И более того, чей срок беременности больше моего на несколько недель. И у тебя будет время научиться всему и попрактиковаться на своем отродье и стать покорной, надежной дойной коровкой к тому времени, когда моему ребенку потребуются услуги. Ты будешь много отдыхать, больше никакой тяжелой работы на кухне. И у тебя будет много времени, чтобы поразмышлять в одиночестве о том, как скверно ты себя вела и как тебе исправиться. Тебе нравится это платье? Ошеломленная Мари-Лор кивнула.
— Оно будет твое. Укороти его и распусти ворот, чтобы всегда быть готовой, если наследник проголодается. Около реки есть очаровательный домик, — продолжала герцогиня, — мы послали плотников подновить его. Он очень удобный. Уединенный и живописный. Я бы сказала, в духе Руссо. Ты ведь читала Жан-Жака Руссо, Мари-Лор?
— Да, мадам герцогиня.
— Значит, ты знакома с его скучными проповедями о матерях, кормлении детей и так далее. При дворе все более становится модным это новшество, утешение для дам, чьи бюсты были увековечены придворными художниками и которые не боятся испортить их, кормя грудью младенцев. Но мода приходит и уходит, а у нас всех есть наши обязанности, не правда ли, Мари-Лор? И мой долг, как это ни печально, оставить семью, поскольку я должна уехать в Париж только с Арсеном и Гортензией. Уехать в Версаль, куда меня пригласили милые друзья, с которыми я подружилась зимой, и там, при дворе короля, представлять нашу семью. Но не беспокойся, мой муж останется здесь заниматься хозяйством и заботиться о благополучии наследника. И конечно, о тебе, Мари-Лор.
Так вот к чему это все ведет.
— Он проявил необычный интерес к этому домику, устраивая его по своему вкусу, таким уютным и уединенным, удобным для охоты и рыбалки. Я знаю, что ты постараешься выполнять свои новые обязанности. Да к тому же у тебя нет иного выбора. Собери свои вещи. Мы сегодня перевезем тебя на новое место, и я пришлю своего доктора осмотреть тебя.
Голос герцогини сделался еще мягче, она заговорила заговорщическим тоном, и ее шея, казалось, удлинилась, а глаза остекленели, как у рептилии.
— Бедный Юбер, — сказала она. — Теперь, когда все почти закончилось, я поняла, что иногда буду скучать по нему. Знаешь, из него могло бы получиться нечто большее, если бы он так не проигрывал при сравнении с его драгоценным братцем. Но уже слишком поздно говорить об этом. Как гласит пословица, над пролитым молоком… Ты не находишь, как она здесь подходит? Что же касается брата-Мадам Амели взглянула на папку с письмами, лежавшую на столе.
Что-то случилось с Жозефом?
Герцогиня отмахнулась от вопрошающего взгляда Мари-Лор.
— Наконец это стали обсуждать скандальные газеты. Я обязательно пришлю тебе все самые лучшие статьи.
Она раскрыла папку, мельком взглянула на плотный лист гербовой бумаги, покрытый уверенным четким почерком, и вытащила из стопки более тонкие, знакомые листы бумаги, скомкала их и бросила в огонь.
— Ты могла бы найти более поэтические слова, сообщая ему о ребенке, — заметила она. — Или проявить больше уважения в своих отзывах обо мне и герцоге. Но сейчас это едва ли важно. Конечно, я не литературный критик, — продолжала герцогиня, в то время как Мари-Лор не сводила глаз с кучки пепла, в который превратились ее письма, — но можно сказать, что у тебя неплохой комедийный дар, по крайней мере для описания бытовых сценок низших классов. Чувство юмора — прекрасный дар, Мари-Лор, и я уверена, он поможет тебе в будущем.
Она вынула более толстую пачку писем.
— В то время как виконт… Боже мой, о чем он только думал, посылая порнографические трактаты служанке в приличный дом?
Она свернула в трубку письма Жозефа и отправила их в огонь вслед за письмами Мари-Лор.
Герцогиня достала еще несколько листов.
— И послать еще такую возмутительную историю о султане и его извращенке, отвратительной… Ну, это может позабавить кого- нибудь моего положения, но я только благодарю Бога за то, что простые люди Франции находятся под защитой королевских цензоров. И за то, что я могу оказать тебе такую же услугу и защитить тебя от этой грязи.
Султан и английская знатная дама. Равные в своей страсти и желаниях. Оба превращены в пепел.
Мари-Лор показалось, что она сейчас закричит. Или на мгновение она была готова стащить герцогиню с кресла, столкнуть на пол. Ударить ногой. Вылить мятный чай ей на голову и разбить чайник.
«Мари-Лор, это плохая идея!»
Как и то, что не следовало говорить того, что она сказала:
— Для вас это грязь, потому что вы не знаете, что такое любовь и страсть. Потому что вас никто не хотел, хотя вы сами хотели Жозефа. Знаю, что хотели. Я знаю, что вы мне завидуете.
Герцогиня едва не изменилась в лице, но в последний момент сдержалась и только кивнула.
— При данных обстоятельствах, — ответила она, — я думаю, «зависть» слишком сильное слово. Я раздумывала над нашими судьбами, твоей и моей, сравнение напрашивается само, не так ли? Похоже на сказку, не правда ли? О двух молодых женщинах, обе незнатного происхождения, обе связаны с той же самой разлагающейся ветвью старой аристократии. Обе энергичны, умны и прекрасно видят что к чему. Пока одна из них не ослеплена… страстью, вероятно, скажешь ты. Или наслаждениями, которые пока еще неведомы другой. Но я познаю их, Мари-Лор. Разница между нами в том, что твои радости уже позади, а мои еще впереди. Как интересно, даже поэтично в некотором смысле то, что именно благодаря тебе я буду свободна и буду пользоваться жизнью, которую заслужила.
«Это было интересное заявление», — подумала Мари-Лор. Она открыла рот, чтобы заговорить, и снова закрыла его. Наверное, у нее нашелся бы достойный ответ. Но дальнейшие оскорбления были бы излишни.
Ибо как бы ни находчива была Амели, ей не удалось скрыть, что она действительно завидует Мари-Лор и всегда будет завидовать. Отвергнутая ради судомойки герцогиня уже не могла подавить в себе ненависть и зависть.
Поэтому Мари-Лор неподвижно стояла и молчала. Конечно, ее трясло. Перед глазами поплыло красное облако, сквозь которое она видела хозяйку и ее белую розу. Но часть ее мозга, холодная, рассудительная, оставалась кристально ясной и даже любопытной.
Самое лучшее — выслушать до конца. Ибо совершенно очевидно, что герцогиня приготовила свою речь заранее.
Мы должны выглядеть как можно лучше перед теми, кому завидуем.
«Как это все странно», — думала Мари- Лор.
Странно или нет, но опытные читатели знают, как распознать и оценить умение вызвать интерес. И Мари-Лор обнаружила, что ей хочется услышать, какими будут заключительные слова герцогини.
Она приготовилась слушать, а дама в зеленом кресле сделала еще глоток чаю.
— Так о чем мы говорили? Ах да. Я полагаю, что ты убедишься, что потребности Юбера совсем простые. В свое время он сообщит тебе о них; не бойся, такая девушка, как ты, прекрасно справится. И тебе не надо беспокоиться, что забеременеешь от него. Он никогда не был в этом силен. У него на самом деле очень мало потребностей, — продолжала герцогиня. — Он вполне счастлив, пока может убивать птичек и зверьков, и у него есть охотничьи собаки и маленькая судомойка младшего брата для развлечений. Ему доставит удовольствие смотреть, как его дитя насыщается от твоей груди, особенно…
«А вот здесь ловкий прием, — подумала Мари-Лор. — Пауза, многоточие, опущенные слова, чтобы подчеркнуть значимость предыдущего слова».
«Особенно».
Медленно, с удовольствием герцогиня протянула звук «с-с-с», показывая при этом зубы. И внезапно оборвала фразу, оставив ее как змею, готовую укусить. Она знала, что Мари-Лор поймет ее: «Ему доставит удовольствие смотреть, как его дитя насыщается у твоей груди, особенно потому, что меньше молока, меньше заботы и меньше внимания достанется ребенку его брата».
Браво, мадам!
Но в конце оказалось, что герцогиня не
