насмешки.
– Я знаю, что случилось, – возразила Ферн, презирая себя за тупость.
– Вы не знаете, что это было? Что это значит?
Она смотрела на него, пытаясь разгадать смысл его слов, но с таким же успехом она могла бы смотреть на мужской портрет.
– Это было ужасно, – прошептала она, тут же поняв, что сказала намного больше, чем ей хотелось. – А еще ужаснее от того, что казалось не таким ужасным, как следовало бы. Вы сделали мне больно. Вы забрали… какую-то часть меня, и я никогда ее не верну. Но часть меня этого хотела, наслаждалась этим. Я знала, что вы меня обкрадываете, и не могла вам отказать, пока не стало уже слишком поздно. Даже тогда… часть меня не хотела… отказываться.
Во время долгого молчания лицо Колина оставалось неподвижным как маска, а потом он вдруг засмеялся, подняв ее волосы на затылке.
– Ах, Ферн, вы должны еще многому научиться. Вчера такое непонимание раздражало бы меня, но теперь рад возможности стать вашим учителем. Прошлой ночью я, вероятно, был неуклюжим. Если так, могу вас заверить, что сегодня все будет по-другому. – Колин помолчал. – Да, совершенно по-другому.
– О чем вы говорите?
– Прошлой ночью, Ферн, мы делали то, что полагается делать мужчине и его жене.
Ферн покачала головой:
– Я не верю. Женщины не могут так жить.
– Дело совсем не ужасное, Ферн. Конечно, вы были удивлены, смущены, но я не верю, что даже вы считаете это ужасным.
– Я не могла вас остановить, – сказала она, избегая прямого ответа.
– А вы хотели?
– Не знаю. – Ответ вырвался неожиданно, и Ферн прикусила губу.
– Вам это понравилось? – настаивал Колин. – Хоть немного?
– Да… Да.
– Тогда что неправильно?
– Я не могла вас остановить, – беспомощно повторила она. – Я не могла ничего сделать. Я была бессильна.
На лице Колина появилось странное выражение, словно он прислушивался к себе.
– Вы были не такой уж бессильной, когда прокусили мне губу.
Вспыхнув, Ферн посмотрела на упомянутую губу, где образовался пурпурный синяк, и нерешительно прикоснулась к нему.
– Больно?
– Этого вы бы тоже хотели? – Он поцеловал ей руку.
Она замерла, испуганная вопросом, и убрала руку.
– Нет. Не думаю.
– Если бы я снова поцеловал вас так, вы бы опять это сделали?
– Да, – обиженно сказала Ферн. – Конечно бы, сделала.
– Конечно бы, сделала, – пробормотал Колин. – Я это запомню.
– Почему вы хотели, чтобы мы уехали из Брайтона? – вдруг спросила она, желая сменить тему.
– Я не мог там больше оставаться. Это все, что вам следует знать. – Он снова наклонился и поцеловал ее в губы.
– Не понимаю.
– Обещаю, что скоро вы все поймете. Не беспокойтесь.
Его следующий поцелуй был таким же грубым и беспощадным, как недавно в карете. Что он делает? Зачем? Его руки дергали черепаховые пуговицы на груди платья. Его язык настойчиво упирался в ее зубы. Он спрашивал, укусит ли она его снова, хочет ли этого? С таким же успехом она могла задать вопрос ему: зачем он играет в эти игры?
Ладно, с внезапным гневом подумала Ферн, хотя причина ей не известна, она все равно выиграет. Ее рука на шее Колина превратилась в когтистую лапу, и ногти вонзились ему в кожу. Она безжалостно царапала его, и он вздрогнул, неистовость поцелуя немного ослабела, пальцы уже не так лихорадочно расстегивали платье.
– Я не буду это делать, – сказала она, когда поцелуй закончился. – И я, разумеется, не стану делать это здесь.
– Только не говорите мне, что часть вас этого не хочет, – ответил Колин.
Она сжала кулаки, чтобы он не мог стянуть с нее рукава.
– Я не хочу причинять вам боль, однако не позволю снова обокрасть меня.
– Это дар, а не кража, – прошептал он ей на ухо. – В конце вы получите больше, чем я.
Поняв смысл его слов, Ферн отпрянула и ударилась головой о деревянную стенку кареты.
– Сэр!
– А как, вы думаете, появляются на свет дети? – спросил Колин, расстегивая последнюю пуговицу.
– Я не знаю, – решительно сказала Ферн и оттолкнула его руки.
– Ребенок похож на обоих родителей, потому что начался с части мужчины, входящей в женщину, – с насмешливым удовольствием объяснил Колин. – Это вы крадете у меня, а не я у вас.
– Меня не интересует физиология, – настаивала Ферн, понимая, что он говорит правду. – Я знаю, что случилось.
– Вы были удивлены.
– Я была разумна, – возразила она.
– Вы были смущены.
– Я знала, что со мной происходит. И мне это не понравилось. Не нравится и сейчас. – «Боже, если бы это было правдой», – мысленно простонала она.
– Почему нет?
– Я не люблю быть слабой… беспомощной… женственной, как вы сказали бы.
– Как я уже сказал, вы не были в карете бессильной.
– Я не понимаю, чего вы от меня хотите!
– Я тоже, но уверен, что мы сможем вместе разобраться в этом. – Он снова потянулся к лифу, на этот раз – чтобы застегнуть пуговицы. – То, чего я хочу, невозможно сделать в кринолине, и тем более в карете. Скоро мы остановимся на ночь, тогда у нас будет пространство и уединение. – Он холодно встретил ее взгляд. – Поверьте мне, сегодня вы захотите того, что мы делаем, по крайней мере так же сильно, как и я.
Не найдя достойного ответа, Ферн сидела молча, чтобы не продолжать бесполезный разговор. Наконец он застегнул ей платье, откинулся на подушки, теперь рядом с ней, отодвинул занавеску и стал смотреть на проплывающий мимо сельский пейзаж.
Несколько минут понаблюдав за ним, Ферн последовала его примеру.
Глава 7
Хотя это было невероятным, но Ферн действительно заснула. Открыв глаза, она поняла, что карета остановилась. Колин уже распахнул дверцу, и Ферн неуверенно сошла за ним по железным ступенькам.
– Где мы?
Они стояли во дворе трактира и платной конюшни, единственных построек возле ухабистой проселочной дороги.
– В Ротергеме, – ответил Колин. – Если мы поедем дальше, это будет наша четвертая смена лошадей.
– Но мы не едем?
– На ночь я решил остановиться здесь. После Ротергема мы уже не сможем часто менять лошадей, и нам придется ехать медленно. Да и спешить тоже ни к чему.
– Видимо, то место, Куда мы направляемся, очень далеко. – Желудок у Ферн свело от мрачного предчувствия.
– Не знаю, я никогда там не был, – равнодушно сказал Колин. – Но место, кажется, отдаленное.
С трактирщиком, встретившим их у двери, Колин договорился, что берет две из четырех спален над общей комнатой: одну для них, а вторую для камердинера с кучером. Затем протянул ему два запечатанных; письма и в ответ на удивленный взгляд Ферн сухо улыбнулся.
– Наследнику виконта не полагается исчезать без следа. Иначе у моих братьев возникнет мысль, что следующим виконтом может стать один из них.
– О, – произнесла Ферн, не уверенная, шутит ли он, и не зная, что ему ответить.
Колин приказал трактирщику принести ужин наверх и повел ее по лестнице, положив одну руку ей на спину, а в другой сжимая ключ. Она вошла в открытую им комнату. Слуги внесли багаж и поставили в углу – сундук Колина на ее сундук, – где они заняли чуть ли не половину свободного пространства спальни.
После ухода слуг Ферн осмотрела маленькую комнату. Места для камина здесь не хватало, из обстановки лишь кровать и стул. Пока она с неясным беспокойством смотрела на старое стеганое одеяло, Колин протиснулся мимо нее, сдернул покрывала и вскоре удовлетворенно кивнул:
– Чисто.
Ферн недоверчиво смотрела на постель. Ее беспокойство насчет паразитов значительно уступало страху перед мужем и тому, что они могли делать тут ночью.
– Кажется, у вас большой опыт в таких делах.
– Естественно. – Уголок его рта насмешливо дернулся, но взгляд остался скучающим.
Она посмотрела на сундуки. Ее багаж находился внизу, а в комнате не было места, чтобы поставить сундуки рядом, и она не могла достать свои вещи. В пределах досягаемости был только ее саквояж с туалетными принадлежностями.
– Завтра я велю Дэвису передвинуть сундуки, чтобы вы смогли переодеться, – сказал Колин. – А ночью вы обойдетесь без этого.
– Я не хочу обходиться без этого, – возразила Ферн. – Я с утра не переодевалась. И мне надо освежиться.
– Второе легко исправить, – ответил Колин, игнорируя ее возражения и тон. – Вместе с обедом трактирщик принесет воду для умывания.
– Где мы будем есть? Мы тут едва помещаемся.
– Снимите кринолин.
– Что?! – воскликнула Ферн, не веря своим ушам.
– Снимите кринолин, – бесстрастно повторил он.
– К обеду я должна одеться, а не раздеться. Быть за обедом без кринолина – отвратительно и вульгарно.
Глупое, почти детское утверждение, однако неизвестность заставляла ее держаться за нечто знакомое. Она могла не знать, почему она здесь или куда едет, даже кто ее муж, зато ей хорошо известно, в чем нужно выходить к обеду, а платье без обручей совсем не тот наряд.
– Снимите его, или я сделаю это за вас, – ответил Колин, будто она и не говорила.
– Не сделаете! – ответила Ферн, совсем не уверенная в этом.
Он прищурился скорее с выражением досады, а не как мужчина, которого прогневала непокорная жена. Когда он протянул руку, Ферн отпрянула к двери в тщетной попытке воспротивиться его намерению. Колин схватил ее за потемневшее от синяков запястье, круто развернул и начал расстегивать крючки широкого бархатного пояса. Не смея возражать, хотя внутри у нее все кипело от ярости, она проклинала свое предательское тело, реагировавшее на близость его рук. Он бесцеремонно стянул лиф, одну за другой
