кажется, они не знают, что такое касты. Они судят о людях по-другому: берут в воины тех, кто способен воевать, и оставляют пахать землю тех, кто не мыслит для себя иной доли!
Это было неслыханно! Хариш посмотрел на нее как на сумасшедшую, потом убежденно произнес:
— Касты существуют везде. Иначе человек не сможет узнать, как ему жить, чем заниматься, как одеваться, молиться, с кем дружить и на ком жениться. Впрочем… — Он прищурил глаза. — Я понимаю, почему ты так рассуждаешь, и, честно говоря, мне это подходит.
С этими словами молодой человек приблизился к Тулси и обнял ее за плечи.
— В самом деле, к чему нам разрешения и запреты! Стань моей здесь и сейчас, и я принесу тебе не только новый кувшин, но и все, что пожелаешь, все, чего у тебя сроду не было и не будет!
Хариш схватил конец ее сари, резко дернул, потом потянул. Мгновение — и девушка осталась в нижней юбке и короткой, туго зашнурованной на спине кофточке. Молодой человек повалил Тулси на спину, а сам набросился сверху. Он больно стиснул пальцами ее грудь, разорвал ткань и жадно припал губами к нежной трепещущей плоти. Его жесткое колено грубо уперлось между ног девушки. Тулси беспомощно трепыхалась, словно рыба в сетях.
Собрав все силы, она сделала резкое движение и сбросила с себя Хариша. Тот дико вскрикнул, его тело внезапно ослабло, и он повалился навзничь, судорожно хватая ртом воздух.
Тулси вскочила на ноги. Она успела заметить уползавшую в траву тонкую серебристую ленту. Говорят, после укуса этой змеи тело человека пронзает огненная боль и нет средств, которые помогли бы несчастному избежать смерти!
Лицо Хариша посинело. Девушка помчалась в деревню, думая только о том, как спасти парня, который едва не навлек на нее несмываемый позор. Она прибежала на площадь в разорванном сари, с растрепанными волосами и принялась звать на помощь. Отовсюду бежали люди и взволнованно спрашивали, что случилось.
Несколько мужчин отправились в джунгли. Они принесли Хариша на самодельных носилках, бледного и бездыханного. Рыдающая мать юноши при всей деревне дала Тулси пощечину. Никто не хотел слушать ее объяснений, все считали ее виновной в смерти Хариша. Староста учинил ей допрос, после чего по деревне поползли слухи. Многие видели разорванное сари девушки и теперь стали болтать, будто Тулси лишилась невинности. Кто-то вспомнил, что в свое время Арундхати и Аджита хотели выгнать из деревни; жители Балы не сделали этого только потому, что Аджит был из уважаемой и богатой семьи. Теперь эти люди предлагали побить камнями его дочь.
Тетка таскала племянницу за волосы и била ногами. Крики Рохини разносились по всей деревне. Тулси молчала. Она не могла понять одного: любого мужчину, посмевшего обесчестить девушку, односельчане немедля повесили бы на дереве, так почему они осуждают ее и защищают Хариша? Неужели она в самом деле проклята до конца своих дней?!
Когда на следующее утро Рохини вытолкала Тулси на улицу и велела лепить кизяки, девушка покорно взялась за работу. Она впала в оцепенение и двигалась, словно во сне. Тулси привычно смешивала коровий навоз, солому и воду и смотрела на мир остановившимися глазами. Глубоко в душе застыл отчаянный, безмолвный, обращенный неведомо к кому вопль: «Прошу тебя, приди! Умоляю, спаси! Забери меня отсюда!»
Глава III
Допрос происходил во Дворце правосудия, первой инстанции, где рассматривались гражданские и уголовные дела. В помещении было мрачно, голые каменные стены источали холод.
— Итак, Генрих де Лаваль, вы сознаетесь в том, что проникли в дом Леопольда Грандена с целью кражи его имущества?
— Нет, — терпеливо отвечал Анри. — Я пришел туда, чтобы встретиться со своей невестой, Урсулой Гранден. Именно она дала мне ключ от черного хода.
— На каком основании вы называете мадемуазель Гранден своей невестой?
— Мы собирались бежать и пожениться. Разве она не сказала вам об этом?
Судья оставил его вопрос без внимания и продолжил допрос:
— Когда служители правосудия настигли вас, вы держали в руках нож, которым был убит Тома Дюкло, а ваши руки были испачканы кровью. Кроме того, в ваших карманах обнаружились драгоценности, принадлежавшие мадам и мадемуазель Гранден, а также деньги.
— Неужели вы думаете, что я мог забраться в дом девушки, на которой собирался жениться, и убить человека, полвека верой и правдой служившего ее семье?! Для этого надо быть либо отъявленным негодяем, либо безумцем! — в отчаянии воскликнул Анри.
Судья сделал глубокомысленную паузу. Потом произнес:
— Как объяснить запись в вашем дневнике: «Моя жизнь изменится. Скоро у меня появятся деньги, я стану другим — решительным, независимым, смелым. Я приложу все усилия к тому, чтобы это свершилось, даже если мне придется пойти на самые немыслимые поступки, даже если придется пойти против самого себя».
— При чем тут мой дневник? Я же не написал, что собираюсь ограбить свою невесту и убить ее лакея! Я не знаю, откуда в моих карманах появились драгоценности и деньги. Все, что я помню, это удар по голове, после которого я потерял сознание.
— Кто вас ударил?
— Спросите у того, кто это сделал! Едва я пришел в себя, меня арестовали, вывернули карманы, и я с изумлением увидел украшения и деньги.
— Вы хотите сказать, вам их подложили?
Анри пожал плечами.
— По-видимому, так.
— Кто?
— Понятия не имею.
Судья вновь помолчал, потом сказал:
— Советую сознаться. К сожалению, все говорит против вас. Ключ вы украли, когда служили в доме Гранденов, а Урсула Гранден не собиралась бежать с вами в ту ночь, поскольку накануне она уехала с родителями и женихом в гости к родственникам.
Анри был потрясен.
— С женихом?!
— Имя Франсуа Друо вам ничего не говорит?
— Нет.
— Если вы не подпишете признание здесь и сейчас, вас ждут пытки. У вас красивые зубы, целые кости, не изуродованная шрамами кожа, гибкое тело. Подумайте об этом.
По телу Анри пробежал холодок.
— Я не преступник! Я дворянин!
— Тут нет дворян и недворян, есть воры, убийцы, грабители, фальшивомонетчики и прочие. В вашем случае королем дано разрешение применять допрос «с пристрастием» независимо от происхождения.
— Я волнуюсь за мать, — прошептал Анри. — Она очень больна.
— Могу сообщить, хотя это и против правил, что мсье Гранден был столь добр, что поместил вашу матушку в лечебницу для душевнобольных и оплатил расходы сиделки.
Анри не смог сдержать слез отчаяния. Его мать в лечебнице, и он ничем не может ей помочь, а Урсула неизвестно почему отказалась от него. По-видимому, девушка предпочла другого… Кто-то очень влиятельный приложил к этому свою жестокую руку!
— Мне не в чем сознаваться.
— Воля ваша, — сказал судья. — Только не говорите, что я вас не предупреждал.
