собирая улики, так чтобы этого было достаточно для предания ее суду. Однако Елизавета пришла в ярость, и его триумф обернулся крахом.
Смерть зятя, чьи просроченные долги перешли к нему по наследству, оказалась последним ударом, окончательно подорвавшим его здоровье.
Уолсингэм не смог встретить дочь в Харидже, где Хокхерст бросил якорь, и Сабби пришлось отвезти Франсес в Суррей на барке, которую купил ей Шейн. Таким образом, Франсес вернулась на родину, но, вместо того чтобы найти здесь могущественную семью, где она обрела бы опору в тяжелые для нее дни, она оказалась перед лицом необходимости самой послужить опорой для отца, чьи силы таяли с каждым днем, и принять на свои плечи весь груз бесчисленных долгов.
Глава 16
Сабби узнала, что двор уже переехал в Уайтхолл, где, согласно прежним замыслам, должен был открыться блистательный зимний сезон, но все радужные надежды рассыпались в прах. Жизнь при дворе превратилась в тяжкий кошмар. Словно какая-то темная пелена нависала над дворцом. Люди бродили с постными лицами, в тусклых унылых одеждах, ступали осторожно, следили за каждым своим движением, чтобы ненароком не попасться под горячую руку государыне и не привести ее в еще большее раздражение.
Она приказала Лестеру и еще двум вельможам высокого ранга — Фульк-Гревилю и Блаунту — вернуться в Англию и сократить численность их войск в Голландии. Лестер наотрез отказался, доказывая ей, что на это потребуется не менее полугода. Хокхерсту пришлось взять на себя доставку в Англию этих неприятных депеш, равно как и воззваний от голландских посланников с просьбами об оказании более действенной поддержки.
Королева Англии исходила лютой яростью, обращенной против Уолсингэма, за то, что он довел дело до суда над Марией Стюарт; суд, как и следовало ожидать, вынес смертный приговор, и шотландская королева сложила голову на плахе. Елизавета же хотела, чтобы ее избавили от Марии без особого шума, не прибегая к публичной казни! Сыну Марии, Джеймсу, предстояло воцариться в Шотландии, и Уолсингэм, опасаясь вторжения с севера, советовал подкупить его щедрой мерой золота.
Все новости были одна хуже другой. Строительство Непобедимой армады испанского короля Филиппа подходило к концу; весной этот флот должен был выступить на завоевание Англии, имея в своем составе больше кораблей, чем когда-либо удавалось собрать для битвы.
Пытаясь возродить былой блеск и торжественность традиционной церемонии открытия парламента, Елизавета назначила нового лорда- канцлера: им стал сэр Кристофер Хаттон.
Кроме того, не выдержав характера и желая вернуть себе нежные улыбки Эссекса, она пошла на уступки и возвела его в сан граф-маршала Англии, чтобы он получил право первенства по отношению к старому лорд-адмиралу, которому недавно был пожалован титул граф Ноттингэма.
Открытие парламента позволило народу лицезреть королеву во всем монаршем блеске.
Первыми шествовали бароны, графы и кавалеры ордена Подвязки; за ними следовал стареющий Сесил, а на шаг сзади — его сын Роберт. Далее выступал новоиспеченный лорд-канцлер, несущий государственные печати Англии и сопровождаемый двумя оруженосцами: один нес королевский скипетр, а другой — Меч Державы в алых ножнах, украшенных золотыми геральдическими лилиями. Звуки труб возвестили о прибытии королевы. Аура всепобеждающей верховной власти окружала ее, и каждый из собравшихся преклонил перед ней колено.
Поскольку в последнее время двор стал весьма унылым местом, многие дамы — и Сабби в их числе — предпочитали развлекаться за пределами дворцовых стен. По крайней мере, Уайтхолл находился в центре Лондона, и дамы могли посещать театры и лавки торговцев, конюшни на Кендлвик-стрит, мастерские ювелиров на Ломбард-стрит и конские ярмарки на рыночной площади Смитфилдсквер.
Повинуясь внезапному капризу, Сабби отправилась верхом в Темз-Вью, чтобы там переночевать. Начался снегопад. Стоя у широкого окна хозяйской спальни и поглядывая на дорогу, Сабби начала уже терять надежду на то, что Шейн сегодня здесь появится.
Ее бесило, что вечно получается одно и то же: невозможно было знать заранее, когда им удастся свидеться в следующий раз. Они встречались от случая к случаю, урывая время от своих разнообразных обязанностей. Постоянным яблоком раздора между ними было то, что он налетал как ураган и тут же исчезал снова; а в результате, когда им все-таки удавалось повидаться, драгоценные минуты растрачивались на перепалки.
Иногда она ночевала в Темз-Вью одна; случалось и так, что он являлся среди ночи, увешанный оружием, одетый в черное, настороженный и злой.
Он мог скользнуть в постель, прижать ее к себе горячими руками, и тогда они предавались любви неистово и яростно, словно в последний раз.
Сабби вздохнула и собиралась уже отойти от окна, но тут она увидела всадника. Она сбежала по лестнице вниз, чтобы встретить его, и с изумлением обнаружила, что перед ней стоит не Шейн, а Мэтью. Уже не в первый раз у него перехватило дыхание от ее красоты, и он от всего сердца пожалел, что в эту холодную зимнюю ночь она ждала не его.
— Господи, Сабби, как я рад тебя видеть! — воскликнул он, смеясь и обнимая ее; при этом холодные мокрые хлопья снега падали с его плаща ей на платье. — Ты уже сказала ему, что леди Девонпорт — это ты?
— Нет, и, может быть, именно поэтому он носит меня на руках и обращается со мной как с королевой. Зато я все сказала вашей матери.
— Джорджиана приезжала в Лондон? — удивился он.
— Да. Она столкнулась со мной, когда я была одета… ну, очень по-домашнему. Вот она конечно и подумала, что я — молодая жена Шейна. Я ей во всем призналась, и она меня заверила, что ничего ему не скажет.
— Вы друг другу понравились? — напрямик спросил Мэтью.
— Да, благодарение Господу. Меньше всего хотелось бы нажить врага в лице собственной свекрови!
Они уселись перед жарким камином, и Сабби налила по бокалу подогретого с пряностями сидра.
— Это напомнит тебе родной дом. А ты по каким делам здесь оказался?
— Знаешь, дела странные. Я только что доставил две больших партии мрамора с острова Порбек. Этот мрамор предназначался для покупателя, который задумал какую-то грандиозную перестройку, и тем не менее Хок предупреждал меня, чтобы с этим грузом все было шито- крыто. Мне только одно и требуется — узнать у него, где и когда я должен выгрузить мрамор. Для такой морозной погоды я мог бы придумать и более приятное занятие, чем жонглировать глыбами холодного розового мрамора.
Входная дверь резко распахнулась, и Шейн впустил в дом невысокую темную фигурку, а заодно и небольшой смерч из снежных хлопьев.
— Франсес! — ахнула Сабби. — Сейчас же идите к огню и согрейтесь!
— Добрый вечер, Сабби. Кажется, придется считать, что лорд Девонпорт снова спас меня.
Мэтью немедленно вскочил на ноги.
— Леди Сидней, позвольте выразить вам мое самое искреннее сочувствие в связи с вашей тяжелой утратой.
Шейн пояснил:
— Как вы, конечно, догадались, это мой брат, Мэтью Хокхерст.
— Стряслось что- то ужасное, Франсес? — спросила Сабби, видя, как горестно поникли худенькие плечи.
— Мы думали, что нашли выход из денежных затруднений. Я отправилась к поверенным Филиппа, чтобы продать кое-какие поместья семейства Сидней, но оказалось, что завещание составлено не правильно, и брат Филиппа, Роберт, претендует на все имущество.
— Я поручил своему стряпчему, Джекобу Голдмену, повидаться с Робертом Сиднеем по поводу наследства Франсес, — сообщил Шейн.
— Пришлось продать все свадебные подарки и столовое серебро… И за все это я получила тысячу фунтов, — безнадежно поведала Франсес. — Отец обратился к королеве с прошением, чтобы казна уплатила долги Филиппа, но она ответила отказом… потому что злобствует из-за Марии Шотландской. Вот она и решила наказать отца таким манером.
— Вы, должно быть, совсем измучились.
Сегодня вы уже не сможете вернуться в Суррей. Переночуйте здесь… я вас отведу в такую уютную розовую спальню… — Она умоляюще взглянула на Шейна. — Дорогой, прикажи кухарке приготовить что-нибудь поесть, а я провожу Франсес наверх.
— Идем, Мэтт, мы сами устроим набег на кухню: я просто умираю от голода.
Оказавшись наедине с Мэттом, Шейн распорядился, чтобы тот выгрузил розовый мрамор со своих кораблей и перенес его на суда Шейна.
— Может, я просто отвезу его к покупателю? Так будет гораздо удобнее, — предложил Мэтт.
Не желая впутывать брата в свои тайные операции, Шейн решил отделаться шуткой:
— Мрамор предназначен для дамы, Мэтт, если уж тебе так хочется это знать, и я заинтересован в том, чтобы вся ее благодарность досталась мне одному.
Мэтт мгновенно разозлился. Как может его братец гоняться за всякой юбкой, если его дарит своей любовью самая очаровательная женщина в Лондоне? Он резко бросил:
— Мне надо идти. Где стоят твои корабли?
Шейн воззрился на него долгим задумчивым взглядом и спокойно ответил:
— «Дерзновенный» и «Глориана» — в Саутенде. Капитанам дано указание принять мрамор на борт в любое время дня и ночи, когда это будет удобно для тебя, Мэтью.
Проводив брата, Шейн набрал полный поднос аппетитной еды для Франсес. Он тепло улыбнулся ей и сказал:
— У меня есть для вас две тысячи фунтов, Франсес. Я хочу помочь вам, и, насколько я понимаю, деньги — это именно то, что вам сейчас больше всего необходимо.
Франсес всплеснула руками.
— О милорд, я не могу!..
Было видно, что она спорит сама с собой.
После недолгого колебания она
