Прежде чем спускаться в сумерки надвигавшегося снизу вечера, нужно было запастись силой. Если он не сумеет сделать этого сейчас, идти вниз не имело смысла. Он привычно расслабился, представил, как огненные линии солнечных лучей пронизывают его насквозь, проходят по жилам и нервам, задерживаются в солнечном сплетении… Он сидел не меньше часа под палящими лучами, подстелив под себя плащ и открыв солнцу ничем не защищенную кожу. Не было ни ожогов, ни дурноты, только огонь плыл в крови, словно вместо воды он выпил несколько глотков спирта.
Когда в невнятном посвисте ветра Степан начал различать отдельные слова, он решил, что можно идти дальше. Излишнее накопление энергии переводит воина из активного состояния в созерцательный мир голосов неживой природы. Однажды, подчинившись требованию Сейроса, он там побывал и не хотел бы испытать это еще раз. Общение с неживым миром полностью опустошает человека, делает его беспомощным и слабым.
Степан набросил на плечи плащ. Голос ветра сразу стих, словно тот осознал безнадежность своих попыток. Степан развязал узелок, выбрал между обычными лепешками одну зеленого цвета — только она и была для него сегодня настоящей пищей.
Сейрос всегда тратил много времени на то, чтобы замаскировать свои подлинные намерения, скрыть истинные цели от бесчисленного сонма невидимых живых существ, населявших воду, скалы и воздух. Прав ли он был? Не ему судить об этом. Он отломил кусок зеленой лепешки “силы”, проглотил его и запил еще одним глотком воды. Он не испытывал теперь ни голода, ни жажды. Даже удушливый зной перестал причинять неудобства. Возможно, это результат тренировок, возможно, лепешка содержала в себе тонизирующие вещества.
Степан встал и, сунув плащ в котомку, пошел дальше, навстречу закату.
Ночь прошла спокойно под надежной защитой магического круга. К рассвету следующего дня он беспрепятственно дошел до поворота.
Вокруг стояла тишина, какая бывает только перед землетрясением. Природа словно прислушивалась к чему-то. Близился полдень двадцать второго июня. До великого противостояния планет не более двух часов, солнце находилось почти в зените. Степан повернул и прибавил шаг, замечая все больше приметных мест, о которых говорил Сейрос. Сердце глухо стучало в груди — он никак не мог справиться с волнением. Он знал, что воин в ответственный миг обязан быть абсолютно спокоен, но ничего не мог с собой поделать впервые за два долгих дня пути. Вот он — последний подъем, еще один поворот, утес, похожий на голову крокодила, русло пересохшего потока. Еще шаг, два, и там должна уже открыться его взору темная скала…
Вот и она… На фоне светлого песчаника выделяется, будто специально вытесанный из гранита черный монолит. Ноги словно налились свинцовой тяжестью… Каждый шаг дается все труднее, он едва отрывает подошвы, переставляя ноги, как колоды. Скала теперь совсем близко. Почти правильный, поставленный на ребро параллелепипед в самом деле похож на дверь без стены, забытую каким-то великаном на этом горном плато. Он чувствует легкую ритмичную вибрацию почвы… Так и должно быть. Сейрос говорил об этом ритме. С ним связано самое главное условие перехода. Нужно уловить момент, поймать гребень невидимой энергетической волны. Если ее ритм попадет в резонанс с внутренним ритмом скалы… Все предметы обладают своим внутренним ритмом. Камертон можно услышать. Ритм скалы способен почувствовать лишь специально подготовленный человек… И он чувствовал этот ритм, захватывающий, могучий, словно стучало под землей огромное мохнатое сердце гор.
Осталось всего несколько шагов. Но идти все труднее. Теперь скала возвышается перед ним гладкой полированной стеной. Мрачные тени мелькают на сколах гранита — или это всего лишь отблески солнца? Он слышит за спиной нарастающий свист ветра и знает — оглядываться нельзя. Быть может, ветер поможет ему, иначе его шаг никогда не совпадет с могучими ударами подземного сердца.
— Остановись! Остановись! Остановись… пока не поздно, — шепчет голос. Его или ветра? Не разобрать. Он делает еще шаг и сразу же ощущает страшный удар в грудь. От этого удара перехватывает дыхание, темнеет в глазах, он теряет равновесие, шатается, но ветер помогает ему удержаться на ногах. И тогда справа, из-за ребра скалы, вылетает воронка песчаного смерча. С бешеным свистом она бросается наперерез человеку, отрезая ему дорогу к скале. Степан видит перед собой эту воронку, понимает, что все кончено, что в этом последнем поединке ему не устоять. Мягкие предательские руки ветра обхватывают его спину, плечи, ноги, он пытается рвануться в сторону — слишком поздно. Воздушные струи вдруг уплотняются, становятся похожими на стальные канаты.
Неодолимая сила рвет его вверх и в сторону. Ноги отрываются от земли, и в то же мгновение мир начинает бешено вращаться. Степан понимает, что вертится он сам, что смерч захватил его в свои смертельные объятия. Вздохнуть невозможно, он ослеп и оглох, но все еще продолжает бороться.
Он не видит, что справа возникает новый смерч, светлее и выше первого. Столкнувшись в коротком поединке, они оба отклоняются в сторону, и на какой-то миг стальные объятия, сжавшие тело Степана, слабеют.
Его рука тянется к поясу, нащупывает рукоятку ножа, у него нет времени подумать о том, как нелепо наносить удары стальным лезвием по воздушным струям, он использует свое единственное оружие, и ему кажется, что удары ножа ослабляют канаты, сжимающие тело. Он уже может перевести дыхание и вдруг падает на песок.
Удар оглушил его, а когда пелена перед глазами исчезла и он смог приподняться, ничто уже не напоминало о схватке двух титанических сил, пустыня обрела свой прежний вид.
Черный параллелепипед скалы сверкал на солнце в сотне метров от лежащего на песке человека. Вокруг было тихо, безветренно и пустынно.
Степан встал на ноги. Окружающее еще не обрело четкость, в ушах звенело, голова кружилась, к горлу подступила тошнота. Это мелочи — с этим он справится. Глубокий вдох, задержка дыхания, выдох — ему уже лучше… Сколько прошло времени с тех пор, как его унесло от скалы? Минута, час? Сейрос говорил, что проход будет действовать до захода солнца, значит, не поздно попробовать еще раз.
Он встал и подошел к скале. На этот раз не почувствовав никакого сопротивления, не ощутив никакого ритма. Перед ним возвышалась самая обычная скала из шершавого черного гранита. От нее шел жар, камень раскалился от полуденного солнца. Кое-где из трещин лезли к солнцу зеленые кустики травы… Степан приложил руку к камню и ощутил под ладонью его несокрушимую ребристую поверхность. Надо было что-то делать. Он чувствовал себя полным дураком. В конце концов разбежался и ударился о скалу плечом. Удар отрезвил его, и Степан медленно опустился на землю у подножия скалы.
Разочарование оказалось сильней, чем он ожидал. Избитое тело болело, он почувствовал жажду и голод. Краски окружающего померкли. Все теперь представлялось ему плоским, серым, не имеющим никакого значения. Солнце стояло уже невысоко, жара спадала. Пора было трогать в обратный путь, к людям.
Теперь он знал, какую цену придется заплатить за блестящую, как мишура, выдумку Сейроса — разочарование. Впереди его ждала жизнь в совершенно чужом древнем мире ацтеков. Он устал от окружавшего бредового мира и подумал, что, если идти на запад, он снова попадет в пустыню, из которой пришел. Туда, где навсегда затерялись следы его каравана. Он будет искать их снова, до тех пор, пока не погибнет.
Степан медленно побрел вдоль скалы, чтобы обогнуть ее и выйти к западному ущелью. Потом ему останется лишь спуститься с перевала, чтобы снова попасть в смертоносную пустыню.
Сейрос говорил: “Мир таков, каким мы его представляем. Стоит выпустить его из взгляда, как он начинает изменяться, течь как вода. Иногда это можно заметить в уголках глаз”.
Много чего говорил Сейрос. Невозможно отделить в его словах выдумку от реальности. Однако сейчас Степан смотрел на скалу тем самым угловым зрением, и на самой границе она не казалась ему такой уж плотной, такой уж незыблемой. Нерезкая поверхность колебалась, словно огромные темные волны шли снизу вверх по отвесной грани. “Если хочешь добиться успеха, не надо оповещать всех о своих намерениях. Воин должен действовать неожиданно…” Сейчас он уже почти миновал скалу, осталось пройти один-два шага до ее конца. И вдруг, неожиданно для самого себя, он круто изменил направление и пошел на скалу так, словно перед ним не было ничего, кроме пустого пространства.
Свет померк на какую-то долю секунды. В лицо пахнуло ледяным ветром, а потом на него навалилась вязкая тяжесть, словно он с головой погрузился в холодную темную воду. Все это, впрочем,
