А потом трясти начала, кнопки и так и сяк нажимала, стучала по груди — не заводится и все тут! Делать нечего, надо опять в Козий переулок ехать.
Сурово ее Иван Николаевич встретил:
— Вы, — говорит, — гражданка, виноваты.
— А что я виновата? — кричала Зоя. — Что я не так делала? Сами говорили — можно личную жизнь иметь!
— Вы, гражданка, проявили преступную халатность, и за это мы вас накажем, сто рублей из зарплаты вычтем.
Зоя в плач. А он ей:
— И не просите, и не молите, а не согласны — совсем заберем.
Пришлось Зое согласиться. Но, конечно, пошла она к Васе, чтоб душу отвести, сказать ему, кто он есть. А Вася дверь не открыл.
Пришли через три дня ремонтники с Иваном Николаевичем и Никифора починили, однако предупредили, что стал он теперь одноразового пользования. Двигаться ему поменьше надо, так он дольше сохранится, потому что энергии в нем осталось только на два периода работы.
— А сколько это два периода? — допытывалась Зоя, мысленно соображая, на что двести рублей умножить.
— Смотря как работать будет, — уклончиво ответил Иван Николаевич, — так что смотрите, берегите свое счастье.
И Зоя стала Никифора беречь, уже за продуктами не посылала и под ручку гулять не водила. Но по большим праздникам в компанию вела. Тут уж обязательно надо мужа демонстрировать. Зоя боялась: опять, скажут, бросил, а не скажут, так заподозрят неладное.
Прошел год, и стала она замечать, что Никифор как-то ходит медленно и говорит тоже медленно. Сильно огорчилась Зоя, поняла — конец близок, а всего-то она за этот год тысчонку на черный день скопила.
“Может, еще месяца три протянет?” — мечтала Зоя. Очень ей хотелось холодильник заменить на двухкамерный, но всегда в жизни бывает хуже, чем ожидаешь.
Два праздника подряд пошли: первый — годовщина Октября, а второй — у Лидки день рождения. Хоть и видела Зоя, что Никифор после годовщины еще неповоротливее стал, а к Лидке нельзя было не вести. Как же она без мужа? Сказать — заболел, не поверят, сплетни пойдут.
Зоя решила — надо показать, что между ними все ладно, в согласии живут, а потом сказать — помер скоропостижно, может, ей и справку дадут (это она;;а Ивана Николаевича надеялась). Насчет похорон она тоже придумала:
“Скажу, что в Москву лечить повезли, там и помер, там и похоронили. Съезжу туда, на похороны вроде, приеду — поминки устрою”.
Вот какой хитрый план придумала Зоя, но из этого плана ничего не вышло, а вышло совсем иначе.
Пришли они к Лидке, за стол сели, выпили, естественно, закусили, стали песни петь. И тут видит Зоя — неладно что-то с Никифором. Она его быстренько из-за стола вывела и в туалет впихнула, Никифор тут же обмяк и на пол — плюх, а самое главное — сдуваться начал.
Что делать? Зоя его быстренько в сумку большую, в которой кастрюлю с салатом несли, а шапку и пальто через окно выкинула.
Вроде надо и самой уходить, но Зоя решила:
“А, погуляю в последний раз как мужняя жена!”
Села она за стол. Давайте, говорит, бабы, душевную споем. Хором затянули песню.
— Куда мужика подевала? — сквозь шум кричала Лидка.
— Печень схватила, домой отправила, — наскоро придумала Зоя.
Привезла она Никифора домой. Вошла в подъезд. “Чего, — думает, — наверх тащить, надо сразу в мусоропровод”. Вытащила Никифора, поцеловала в безответные уста.
— Прощай, — говорит, — Никифор.
Стала она Никифора в мусоропровод запихивать. А он не пролазит. И тут Зоя одумалась.
У них-то, на фабрике, все бракованное опять на склад идет, на переработку, так, наверное, и ей надо Никифора в Козий переулок предъявить.
Зоя аж протрезвела с испугу. Слава богу, что не выкинула! Вот уж досталось бы от Ивана Николаевича!
Повезла она назавтра Никифора предъявлять, а дорогой все думала: нового ей дадут или нет? А этого как оформить? Хорошо бы справку получить! Тут же, наверное, Иван Николаевич не откажется. Свои люди, зачем ссориться. А без справки что ж получается? Сбежал супруг в неизвестном направлении! Нет, Зоя с этим смириться не могла!
Приехала она, подходит к зданию, а у двери грузовик стоит, столы, стулья носят.
— Здесь УКРОМПРОМ был, — упавшим голосом сказала Зоя. — А где он сейчас?
— Не знаем, что тут было, — отвечали грузчики. — А сейчас здесь ГЛАВСБОЛТСДВИГ.
Зоя как услышала, так и осела на стул.
Начала было расспрашивать — никто ничего не знает, никто ничего не помнит. Бегала Зоя, металась, а все без толку. Она и вверх голову задирала, не летит ли где тарелка? Если б летела, это ж можно руками помахать — вот она и я, и на сто пятьдесят согласна.
Но небо было чистое, пустое, а чтоб тарелка летела — не видать.
Погоревала Зоя и поехала домой. Белье замочено, стирать надо. Да и гладить собралась, а то пересохнет…
Приехала, Никифора в кладовку положила, упаковала хорошо, пусть лежит, он есть не просит. Вдруг пригодится еще!
Стала стирать. Стирает, а сама все думает: куда это они полетели? Может, в Америку или в азиатские страны?
А в Америке, Зоя слыхала, все дорого, там зарплату тысячами платят, и в валюте, а не в рублях. Это им не то, что наша дешевка, там за двести не обойдешься.
А в Азии и того хуже, у них вообще по три жены нанимать надо. Это ж расход какой! А вдруг поругаются, зарплату не поделят!
Нет, решила Зоя, лучше, чем у нас, не найдут! Так что полетают, полетают да и назад вернутся. А если вернутся, ее, небось, вспомнят. Адрес-то знают. Старый друг лучше новых двух.
Так и зажила она, питая надежды.
А Вася все вокруг ходит.
— Ты че, — говорит, — Зойка, надулась, как мышь на крупу?
— Иди ты! — шуганет его Зоя, а сама призадумается: жизнь есть жизнь, куда от нее денешься?
Геннадий Ануфриев
Бюро знакомств “Галактика”
“Надсадный вой муругов звучал все громче: погоня приближалась. Тетерин сунул руку в карман и похолодел. Бластера не было…”
Писатель-фантаст Игнат Дождев повторил про себя начало рассказа и остался доволен. Правда, дальнейшего развития сюжета он пока не видел, но это придет. Важно начать. Посветлевшим взором Игнат оглядел салон троллейбуса.
Народу было немного. Стоящий в проходе молодой человек увлеченно читал книгу, которая при каждом толчке взмахивала страницами, словно птица крыльями. “Не забыть записать образ в блокнот”, — подумал писатель.
Тут мысли его переключились на нерадостное житье-бытье. Небольшая повестушка да рассказ в периодике — вот и весь итог почти двух лет работы. Негусто. Да и как может быть иначе, если дома его
