партии!
— Такой партии нету, — серьезно поправил его Гринька. — Просто я сам, один — большевик. Без партии. Потому и одиночка. А вот подрасту немного, запишусь в партию. Тогда уже стану настоящим большевиком.
— Рановато тебе в партию, — сказал Роман Петрович.
— В самый раз! — решительно отрезал Гринька. — Видал, какого я генералу рака испек?
— Видел.
— И думаешь, меня в большевики не примут?
— Нет.
— Почему?
— Маловат. Подрастешь немного — пойдешь в комсомол.
— Куда? — насторожился Гринька.
— В Коммунистический союз молодежи.
— Нет! — мотнул головой Гринька. — Я лучше в большевики.
— В большевики! — усмехнулся Роман Петрович. — Экой торопыга! А знаешь ты, к примеру, что такое классовая борьба?
Гринька неловко замялся.
— Вот! — продолжал Роман Петрович. — Какой же ты большевик, если даже не слышал о классовой борьбе?
Гриньке стало неловко под ласковым взглядом Романа Петровича.
— Ничего! — смущенно протянул он. — Я выучусь.
— Когда еще ты выучишься! — не уступал Роман Петрович, уверенно направляя разговор к своей цели. — А сейчас? Кто за тебя бороться будет?
— Я французскую борьбу знаю! — буркнул Гринька. — И кавказскую. С подножкой.
Теперь уже опешил Роман Петрович. Человек он был холостой, беседовать с ребятами по- серьезному ему еще не приходилось.
“Как же это я?.. — думал он. — Заговорил о комсомоле и не подумал, что здесь и взрослые-то многие не знают, что полгода назад в Советской России организован комсомол. О классовой борьбе заговорил! Додумался!” Стараясь скрыть свое смущение, он круто повернул разговор:
— Сколько тебе лет?
— Двен… — Гринька запнулся и быстро поправился. — Тринадцать. — И для большей убедительности добавил: — В аккурат.
— Что ж… тринадцать лет — возраст подходящий.
Роман Петрович обдумывал, как бы ему незаметно снова повернуть беседу в нужную сторону.
Неожиданно помог ему сам Гринька.
— А где этот коммунистический союз? — спросил он.
— В России.
— О-о! — разочарованно протянул Гринька. — А здесь нету его?
— Покамест нет. Прогоним беляков — и здесь комсомол будет. Так-то, друг ситный! Придется тебе ехать в Советскую Россию.
— Не поеду! — буркнул Гринька.
— Не поедешь? — удивился Роман Петрович. Всего ожидал он, только не этого.
— Почему?
— Не поеду! — упорно повторил Гринька, избегая встречаться взглядом с Романом Петровичем.
— Пойми, хлопец, тебя ищут по всему городу.
— Пускай…
— На тебя беляки злы так, что хватают всех бездомных ребят.
— Ну и пусть хватают!
Опущенное лобастое лицо Гриньки стало вдруг упрямым, далеким от собеседника.
— Поймают тебя.
Мальчуган упорно молчал.
— Попадают в тюрьму люди более опытные, чем ты.
Гринька отвернулся к окну, притворяясь, будто очень заинтересовался большой синей мухой, трепетавшей на стекле.
— В Советской России тебя возьмут в детский дом, — продолжал Роман Петрович. — Получишь ты кровать, чистую постель. Ребят там много. Пойдешь с ними в школу. В комсомол тебя примут.
Гринька поднял наконец голову. Он посмотрел так, словно Роман Петрович своими уговорами причинял ему боль. И опять смолчал, не ответил.
Но Роман Петрович твердо решил настоять на своем. Надо было спасти парнишку от неизбежного провала. И он пошел на крайнее средство:
— Ты говорил, что отец твой перешел в Красную Армию?
— Перешел.
По голосу мальчика, по тому, как он оживился, Роман Петрович решил, что разговор идет к желаемой цели.
— Слушай, хлопец, — продолжал он, — и подумай как следует. А вдруг отец твой ранен, лежит где- то в госпитале? Один. Без родных. И даже не знает, жив ли ты…
— Не поеду! — Гринька вскочил с кушетки. Бледный, с вытянувшимся упрямым лицом, он сразу показался старше своих лет. — У меня… мамка… в здешней тюрьме. — Он тяжело перевел дыхание и еле слышно добавил: — За отца ее взяли…
Гринька хотел сдержаться… и не смог. По щекам его медленно сползли две крупные слезы. За ними по блестящему влажному следу покатились еще… Он отвернулся к окну и плакал, притворяясь, будто бы очень занят бьющейся о стекло мухой.
Слова мальчугана сбили Романа Петровича. Значит, Гриньку удерживает в городе не только мальчишеская удаль, задор, а большое чувство сына. Мать в беде… Как же это забыл он о том, что мельком прочел в листовке? Так вот почему Гринька оказался на улице и стал “Красным мстителем”!..
В комнате стояла такая тишина, что жужжание мухи, бьющейся о стекло, стало неправдоподобно громким…
РЕШЕНО
Настроение мальчугана — горестное, тягостное — передалось и Роману Петровичу. Неловко было сидеть и молчать. Но и спорить невозможно. И все же следовало что-то предпринять Дом “мамаши” не мог быть надежным убежищем для Гриньки. Слишком уж шустр и предприимчив паренек. Такого в четырех стенах не удержишь. А на что еще может пойти мальчуган, подстегиваемый жгучей тревогой за арестованную мать? Как ни ломал голову Роман Петрович, придумать ничего не удавалось. Поэтому он облегченно вздохнул, когда в приоткрытую дверь заглянула Анастасия Григорьевна и вызвала его из комнаты.
Во дворе, на толстом чурбане, заменявшем лавочку, сидел сухощавый, крепко сбитый человек. Серенький бумажный костюм с простеньким галстуком как-то не шел к его скуластому лицу с двумя резкими морщинами вдоль щек.
— Меня зовут Сергей. — Незнакомец протянул широкую, крепкую руку. — Тебе говорили о моем приходе?
Говор у него был не здешний, а круглый, чуть окающий.
Сергей назвал имя человека, поручившего Роману Петровичу перебросить его морем в Ростов-на- Дону.
— Был такой разговор, — подтвердил Роман Петрович. — Что ж, раз надо, сделаем…
Сговорились они быстро. Отъезд назначили на завтра. Перед тем как проститься, Сергей вырвал из
