Дарби небрежно закурила и попыхивала сигаретой на ходу. Она не могла вдыхать в себя дым. Когда она попыталась сделать это три дня назад, у нее закружилась голова. Ужасно вредная привычка. Какая это будет ирония судьбы, если она переживет все, но умрет от рака легких. Пожалуйста, дайте ей умереть от рака.
Он сидел за столиком в переполненном открытом кафе на углу улиц Сан-Петер и Шартрез и увидел ее, когда она была в трех метрах от него. Долей секунды позже она тоже заметила его и, наверное, смогла бы не показать вида, если бы слегка не задержала шаг и резко не сглотнула слюну. При виде ее у него появилось лишь подозрение, но легкое замешательство и удивленный вид выдали ее. Она продолжала идти, но уже быстрее.
Это был Обрубок. Он вскочил на ноги и маячил среди столиков, успела она заметить, прежде чем тот исчез из поля зрения. На уровне земли он был еще круглее, но выглядел подвижным и мускулистым. На Шартрез она потеряла его на секунду, нырнув под своды собора Сент-Луис. Собор был открыт, и она подумала, не заскочить ли внутрь, как будто он не мог убить ее в святой обители. Да, он убьет ее и здесь, или на улице, или в толпе. В любом месте, где настигнет. Он вновь шел за ней по пятам, и Дарби хотелось узнать, как быстро он ее настигал. Шел ли он просто быстрым шагом, пытаясь не показывать виду? Бежал ли он легким бегом? Или летел по тротуару, как бочонок, пущенный под гору, готовясь с налета наброситься на нее? Она продолжала идти. Резко повернула на Сент-Энн, перешла улицу и, когда подходила к Ройял, бросила быстрый взгляд назад. Он приближался. Следуя по другой стороне улицы, он явно висел у нее на хвосте. Нервный взгляд через плечо выдал ее с потрохами, и он перешел на легкий бег.
«Быстрей на Бурбон-стрит, — решила она. — Футбол начнется через четыре часа, и поклонники «сэйнтсов» уже вовсю веселятся перед игрой, поскольку после нее им нечего будет праздновать». Она повернула на Ройял и пролетела несколько метров бегом, а затем вновь перешла на быстрый шаг. Он тоже свернул на Ройял и бежал рысцой. В любой момент он был готов сорваться на бешеный бег. Дарби двинулась к центру улицы, где, убивая время, болталась группа футбольных хулиганов. Повернула влево на Дюман и побежала. Вперед на Бурбон, где повсюду были люди.
Теперь она его слышала. Можно было не оборачиваться. Он бежал сзади и постепенно нагонял ее. Когда она свернула на Бурбон, господин Обрубок находился в пятнадцати метрах от нее, и гонку можно было считать законченной. Она увидела своих ангелов в тот момент, когда они шумно вываливали из бара. Три здоровенных молодца, разодетых в черно-золотые цвета «сэйнтсов», ступили на середину улицы как раз в тот момент, когда там появилась бегущая Дарби.
— Помогите! — дико закричала она и показала на Обрубка. — Помогите! Этот человек гонится за мной, чтобы изнасиловать.
Ну что ж, черт возьми, хоть секс на улицах Нового Орлеана теперь не в диковинку, но провалиться им на этом месте, если эту девочку обидят.
— Помогите, пожалуйста! — разносился ее жалобный крик.
Неожиданно улица замолкла. Все замерли, включая Обрубка, который замешкался лишь на секунду и вновь бросился вперед. Три «сэйнтса» со скрещенными на груди руками и пылающими взорами встали на его пути. Все произошло вмиг. Обрубок пустил в ход обе руки сразу: правой наотмашь по горлу первому и сильным прямым — в зубы второму. Они взвизгнули и отпали. Сразу убежать третий не мог: настолько был поражен случившимся с двумя первыми. Так же быстро Обрубок мог разделаться и с ним, но номер первый упал на его правую ногу, и это лишило его равновесия. Когда он выдергивал свою ногу, Бенджамин Чоп из Тибодо, Луизиана, под номером три, нанес ему удар точно в пах, и его песенка была спета. Ныряя в толпу, Дарби слышала, как он заорал от боли.
Когда он падал, мистер Чоп успел пнуть его еще и по ребрам. Номер два с окровавленным лицом и дикими глазами метнулся к Обрубку. И побоище началось. Он скрутился в клубок, сжимая руками свои серьезно поврежденные яички, а они пинали и проклинали его немилосердно до тех пор, пока кто-то не крикнул: «Полиция!» И это спасло ему жизнь. Мистер Чоп и номер два помогли первому встать на ноги и нырнули в бар. Обрубок поднялся и уполз, как собака, которую переехал большегрузный тягач, но которая все еще была жива и полна решимости сдохнуть дома.
Дарби спряталась в темном углу пивной на Декатур и пила кофе, затем пиво, снова кофе и опять пиво. Руки у нее тряслись, а желудок перехватывали спазмы. Сосиски пахли великолепно, но есть она не могла. После трех кружек пива за три часа она заказала тарелку вареных креветок и перешла на чистую воду.
Алкоголь успокоил ее, а креветки помогли избавиться от спазмов в желудке. Ей казалось, что здесь она в безопасности, так почему бы не посмотреть игру и не посидеть, скажем, до закрытия.
К началу игры пивная была забита до предела. Они наблюдали за ней на большом экране над баром и постепенно напивались. Теперь Дарби болела за «Сэйнтс». Она надеялась, что с тремя ее дружками все в порядке и они наслаждаются игрой. Толпа выла и ругала «Редскинз».
Дарби еще долго сидела в своем углу после окончания футбола, а затем скользнула в темноту.
Во втором периоде, когда «сэйнтсы» проигрывали четыре мяча, Эдвин Шнеллер взял трубку телефона и выключил телевизор. Вытянул ноги и набрал номер Камеля, находившегося в соседней комнате.
— Послушай мой английский, — сказал убийца, — и скажи, слышишь ли хоть какой-то намек на акцент.
— О’кей. Она здесь, — сказал Шнеллер. — Один из ваших людей видел ее сегодня утром на Джексон- сквер. Он шел за ней три квартала, а затем потерял.
— Как это потерял?
— Разве это имеет значение? Она сбежала от него, но находится здесь. Волосы у нее совсем короткие и почти белые.
— Белые?
Шнеллер не любил повторять, особенно для такого ублюдка.
— Он сказал, что она была не блондинкой, а белой, и была одета в зеленые армейские штаны и коричневую летную куртку. Каким-то образом она узнала его и сорвалась.
— Как она могла его узнать? Она что, видела его раньше?
«Идиотские вопросы. Трудно поверить, что его считают суперменом».
— Я не могу ответить на это.
— Как мой английский?
— Безупречен. Под вашей дверью лежит маленькая карточка. Вам надо посмотреть на нее.
Камель положил трубку на подушку и подошел к двери. Через секунду он опять был у телефона.
— Кто это?
— Его имя Вереек. Голландское, но он американец. Работает на ФБР в Вашингтоне. Очевидно, он и Каллаган были друзьями. Они вместе заканчивали юридическую школу в Джорджтауне, и Вереек был приглашен на панихиду, состоявшуюся вчера. Прошлой ночью он болтался в баре неподалеку от университета и задавал вопросы о девице. Два часа назад наш человек побывал в этом баре, выдавая себя за агента ФБР, и разговаривал с барменом, который, как оказалось, учится на юридическом факультете и знает девицу. Они немного посмотрели футбол, а затем парнишка достал эту карточку. Посмотрите на обороте. Он в «Хилтоне», номер 1909.
— Это в пяти минутах ходьбы.
Карты города были разложены по всей кровати.
— Да. Мы несколько раз связывались с Вашингтоном. Он не агент, а просто адвокат. Он знал Каллагана и, возможно, знаком с девицей. Очевидно, что он пытается разыскать ее.
— Она расскажет ему, не так ли?
— Вероятно.
— Как мой английский?
— Безупречен.
Камель выждал около часа и вышел из отеля. В пиджаке и галстуке он ничем не отличался от обычного американца, направляющегося в вечерних сумерках по Канал-стрит на прогулку к реке. Он нес большую спортивную сумку и курил сигарету. Через пять минут он вошел в вестибюль «Хилтона», проложив
