— Мы потеряли ее в Охарэ. Возможно, она уже в Манхэттене, но мы не уверены. Мы ищем.
— И они ищут. — Троуп пил остывший кофе.
— Я уверен в этом.
С соседней скамейки вниз головой свалился пьяный. Его голова с глухим ударом шмякнулась об асфальт, но он, вероятно, ничего не почувствовал. На лбу его была кровь, когда он перевернулся на спину.
Букер посмотрел на часы. На такие встречи отводилось минимум времени.
— Что планирует мистер Войлз?
— О, он вступает в дело. Прошлой ночью направил полсотни бойцов, сегодня ожидается еще пополнение. Он не любит терять людей, особенно тех, кого знает.
— Как насчет Белого дома?
— Не собираемся сообщать, и, может быть, они не узнают. Что им известно?
— Им известно о Маттисе.
Троуп слегка усмехнулся при упоминании о нем.
— Где находится господин Маттис?
— Кто знает. За последние три года его редко видели в стране. Он имеет с полдюжины домов в стольких же странах, плюс к этому авиалайнеры и яхты, так что одному дьяволу известно.
Троуп покончил с булкой и засунул обертку в пакет.
— В деле фигурирует и он, не так ли?
— Премиленькое дельце. Если бы он продолжал сохранять спокойствие и выдержку, его бы проигнорировали. Но он приходит в бешенство, начинает убивать людей, и чем больше он убивает, тем больше подтверждаются обвинения, содержащиеся в деле.
Троуп взглянул на часы. Встреча слишком затянулась, но давала хорошие результаты.
— Войлз говорит, что ему может понадобиться твоя помощь.
Букер кивнул:
— Заметано. Но это будет трудное дело. Во-первых, возможный убийца мертв. Во-вторых, вероятный посредник очень изворотлив. Мы имеем дело с изощренным заговором, а заговорщики исчезли. Попытаемся найти Маттиса.
— А девчонку?
— И ее тоже.
— О чем она думает?
— Как остаться в живых.
— Вы можете ее взять?
— Нет. Нам неизвестно ее местонахождение, и, кроме того, мы не можем хватать невинных граждан на улицах. Теперь она никому не доверяет.
Троуп встал с кофе и пакетом и, уходя, сказал:
— Я не могу ее винить за это.
Грантэм держал нечеткую фотографию, переданную ему по факсу из Феникса. На ней она была очень привлекательной студенткой предпоследнего курса университета штата Аризона. О ней сообщалось как о студентке из Денвера, специализировавшейся по биологии. Он обзвонил двадцать особ в Денвере по фамилии Шоу, прежде чем остановился на ней. Второй факс пришел от внештатного корреспондента АП в Новом Орлеане. Это была копия ее фотографии, сделанной на первом курсе в Тулейне. Волосы у нее были длиннее. Где-то в середине ежегодника корреспондент нашел Дарби, пьющую диет-колу на пикнике, устроенном студентами юридического факультета. Она была одета в свободный свитер и выцветшие джинсы, которые сидели на ней как на картинке. Очевидно, это фото поместил в ежегодник большой поклонник Дарби. Она как будто сошла со страницы журнала «Вог». Ее на пикнике что-то рассмешило, и фотограф не замедлил этим воспользоваться. Улыбка обнажила ровные зубы, а лицо сделала теплым. Он прикрепил фотографию кнопкой к небольшой доске достопримечательностей, рядом со своим рабочим столом.
Был еще один факс, четвертый, с фотографией Томаса Каллагана, так, для архива.
Он взгромоздил ноги на стол. Был вторник, почти девять тридцать утра. В отделе новостей стоял гул и рокот, как на хорошо организованном митинге протеста. За последние сутки он сделал восемьдесят телефонных звонков, но показать ему было нечего, кроме четырех фотографий и пачки финансовых счетов. Это ни к чему не привело, да и стоило ли беспокоиться? Она вот-вот расскажет ему все сама.
Просматривая «Пост», он увидел странный материал о каком-то Верееке и его кончине. Зазвонил телефон. Это была Дарби.
— Видели «Пост»?
— Я пишу в эту газету, не забывайте.
Она не была настроена на шутливый тон.
— Статью об адвокате из ФБР, убитом в Новом Орлеане, видели?
— Я как раз читаю ее. Это имеет к вам какое-нибудь отношение?
— Можно сказать, имеет. Слушайте внимательно, Грантэм. Каллаган передал дело Верееку, который был его лучшим другом. В пятницу Вереек приехал в Новый Орлеан на похороны. Я говорила с ним по телефону в конце недели. Он хотел помочь мне, но я боялась. Мы договорились встретиться вчера в полдень. В воскресенье около одиннадцати вечера Вереек был убит в своем номере. Уловили это?
— Да, уловил.
— Вереек, конечно же, не пришел на встречу, так как к тому времени был уже мертв. Я перепугалась и уехала из города. Сейчас я в Нью-Йорке.
— О’кей. — Грантэм торопливо записывал. — Кто убил Вереека?
— Я не знаю. Есть еще много чего рассказать. Я прочла «Пост» и «Нью-Йорк таймс» от корки до корки, но ничего не нашла о другом убийстве в Новом Орлеане. Был убит человек, с которым я разговаривала, принимая за Вереека. Это длинная история.
— Похоже на то. Когда я заполучу эту длинную историю?
— Когда вы сможете приехать в Нью-Йорк?
— Я могу прибыть к полудню.
— Это слишком быстро. Давайте запланируем это на завтра. Я позвоню вам завтра в это же время и передам инструкции. Вы должны быть осторожны, Грантэм.
Он любовался джинсами и улыбкой на фотографии, которая висела на доске достопримечательностей.
— Можно просто Грэй, хорошо? Не Грантэм.
— Как вам будет угодно. Некоторые влиятельные люди боятся того, что я знаю. Если я расскажу, это может погубить вас. Я уже видела трупы, понятно, Грэй? Я слышала взрывы и выстрелы. Вчера я видела мозги человека и не имею понятия, кто он и почему был убит, за исключением того, что ему было известно о деле о пеликанах. Я доверила ему свою жизнь, и он был убит выстрелом в голову на глазах у полусотни человек. Когда я смотрела, как он умирает, мне пришло в голову, что он, вероятно, не был моим другом. Сегодня утром я прочла газету и поняла, что он точно не был моим другом.
— Кто его убил?
— Мы поговорим об этом, когда вы приедете сюда.
— Хорошо, Дарби.
— И еще один момент, который нужно обговорить. Я расскажу вам все, что знаю. Но вы ни в коем случае не должны использовать мое имя. Написанного мной уже хватило для того, чтобы погибло по меньшей мере три человека. И я уверена, что следующая очередь моя. Мне не хочется искать дальнейших приключений, ведь меня будет легко установить, о’кей, Грэй?
— Договорились.
— Я отношусь к вам с большим доверием, хотя не знаю почему. Если у меня возникнут сомнения, я исчезну.
— Даю вам слово, Дарби, и клянусь.
— Боюсь, что вы совершаете ошибку. Это не обычное журналистское расследование. Тут можно
