мой вклад в общее дело. Но это, конечно, вопрос характера, повторяю, темперамента… — Владимир улыбнулся и взял Таню за руку. — Я понимаю, что я не Плевако. Все это звучит, конечно, довольно неясно. Да? Ничего не поняла?
— Я все поняла. — Таня говорила серьезно, серьезное выражение было и в ее карих глазах. — Я отлично поняла. Вот за это я тебя, наверное, и люблю.
Их беседу прервал звонок.
Это пришел Николай.
Пока Таня ушла на кухню готовить чай, Николай, как всегда, в шутливом тоне рассказывал:
— Ужас! Полная деградация преступности! Уходят лучшие люди! Убийцы переквалифицируются в карманников, скоро станут фальшивыми нищими- пойдут по вагонам электрички и будут петь: “С неразлучным своим автоматом побывал не в а-да-ной я стране…” Ты знаешь, кто появился на нашем светлом горизонте? “Повар”! Да, да, тот самый. И что ж ты думаешь? Решил “завязать”, бросить свою надежную, тихую профессию убийцы и вступить на зыбкий путь карманных краж. Словом, так. — Николай заговорил серьезно. — “Повара” действительно выпустили. Прописан он в области, в Москву приезжает на “гастроли”. Есть сведения, что занялся карманными кражами. В основном холит по театрам, циркам и концертам перед началом или после окончания, когда народ спешит, толпится у входных дверей. Пойду присмотрюсь. Если нащупаю- будем брать. — Он помолчал. — Плохо другое. Он не карманник, он убийца. Я его тогда сразу понял и дело его старое потом смотрел. Если такого граждане поймают на деле (кто-нибудь крикнет), он и не моргнет — пустит в дело нож. Поэтому его надо изъять немедленно. Я…
Но тут вошла Таня с подносом, где дымились стаканы с чаем, и домашними печеньями, предметом ее великой гордости.
Деловой разговор пришлось прекратить.
Пока пили чай, Таня внимательно разглядывала Николая.
— Коля, а почему ты сегодня такой нарядный? — подозрительно спросила она. — Последний раз, помнится, я тебя с галстуком видела у нас на свадьбе. И то с Володиным. Уж не влюбился ли ты? А?
Таня вся оживилась от такого предположения-какие возможности для советов, указаний!
— Да что ты! — Николай таинственно отводил взгляд. — Так…
— Нет. — Таня даже привстала, пытаясь заглянуть Николаю в глаза. — Нет! Говори! Влюбился, да? В кого? Ну не томи. Куда идете? Наверняка ведет тебя к родителям знакомиться! Иначе ты б так не разоделся. Она кто?
— Она повар, — преувеличенно смущаясь, ответил Николай, — в столовой в нашей, в Управлении. Володя ее знает. Ты ведь ее знаешь, Володька? Да? Она еще тебе всегда больше мяса накладывает. Очень красивая. — Николай, оживленно размахивая руками, старался описать красоту своей дамы. — Глаза! Больше тарелок! Руки ловчей ухватов, зубы…
— Ну ладно, ладно! — Таня была разочарована. Романа у Николая явно не намечалось. Он, как всегда, валял дурака. — Но куда ты все-таки идешь такой нарядный?
— А она, — оживленно басил Николай, — увлеклась теперь театром. Мы с ней теперь театралы, интегралы, меломаны, клептоманы… — Тут он подавился словами и замолчал, испуганно глядя на Таню, — он знал ее проницательность, когда дело касалось их с Владимиром работы. Опасения его оправдались.
— “Меломаны”! — зловеще заговорила Таня. — “Клептоманы”! Опять ваши карманники! Даже на отдыхе, даже в театре вы должны кого-то ловить. Я не дурочка, я все понимаю…
Но Николай придумал новый прием, чтобы отразить нападение. Перекрывая Танин голос своим могучим басом, он закричал:
— Да! Иду в театр ловить воров! У нас теперь новые обязанности! Мы выполняем задание Управления по охране авторских прав! Есть приказ: весь уголовный розыск бросить на просмотр пьес и фильмов — не стащил ли один автор у другого сюжетик. Вот. Вчера задержали двоих — один выкрал два акта у малоизвестного иркутского драматурга, другой стянул три реплики у Мольера…
Так сидели и болтали они за столом часов до десяти. В десять, посмотрев на часы, Николай встал:
— Не удалось сходить с моей дамой, с моим дорогим поваром, в театр, пойду хоть встречу у входа…
Он распрощался и ушел. А на следующий день в Управлении жаловался Владимиру, что опять “Повара” не нашел.
Сведения поступали все чаще. То карманная кража совершена у входа в Большой театр, то прямо в фойе цирка, то у Консерватории. Было известно, что “работал” “Повар”, но сколько ни бродил Николай возле театров перед началом и после окончания спектаклей, “Повара” он так и не встречал.
И вот сегодня наконец поступили точные сведения: “Повар” должен быть у Театра А.С.Пушкина. “Интересно, — размышлял сквозь дрему Владимир, — возьмет его Колька на этот раз или того опять не окажется?” Не дежурь Владимир сегодня, он бы, конечно, пошел с Николаем…
Резкий голос из репродуктора заставил его вскочить. В комнате наступила тишина. Подполковник Голохов негромко и сухо проговорил:
— Врач, эксперт, фотограф, Логинов, Анкратов — на выезд…
Владимир быстро подтянул расслабленный на отдыхе ремень, схватил фуражку. Вот оно! Наконец- то!
Дежурная группа торопливо вышла во двор. У дверей уже урчала мотором оперативная машина. Обмениваясь на ходу короткими фразами, подошли к “Волге”.
В этот момент высокая фигура подполковника Голохова показалась в дверях. Он быстро прошел к машине, сел рядом с водителем, негромко скомандовал: “Поехали! Побыстрей!”
Воцарилась тишина. Никто не произнес ни слова. На происшествие выезжал сам дежурный по городу. Значит, происшествие это было чрезвычайным…
22 ЧАСА 30 МИНУТ
Шипя и завывая сиреной, синяя с красной полосой “Волга” вылетела к “Эрмитажу”, визжа на повороте, свернула к Пушкинской площади, минуя испуганно застывшие при звуке сирены автомобили, пересекла улицу Горького и понеслась вдоль бульвара к Никитским воротам.
И, когда на полном ходу машина затормозила напротив Театра А. С. Пушкина у бульварной ограды, Владимир почувствовал, как невидимые ледяные пальцы прошлись по его спине, поднялись к затылку и сдавили затылок так, что на мгновение стало трудно дышать.
— Товарищ подполковник… — Владимир сам не узнал своего голоса, хриплого, задыхающегося.
— Да, Володя.
Больше Голохов ничего не сказал. Он открыл дверцу и вышел из машины. За ним вышли врач и Алексей Логинов, второй оперативник. Владимир вылез из машины последним, ему казалось, что ноги его налились свинцом. Он испытывал странное чувство: будто он стоит в стороне и наблюдает за другим Владимиром Анкратовым, который вот вышел из машины, перелез вслед за остальными через ограду и прямо по траве меж кустов движется к небольшой группе людей, стоящей в боковой аллейке бульвара.
Владимир уже знал, что он увидит, когда подошел к расступившимся при виде Голохова милиционерам в форме и в штатском, безмолвно стоявшим в этой узкой, плохо освещенной аллейке.
…Николай лежал на спине, рыжие волосы, казалось, потускнели в бледном свете дальнего фонаря, руки не были разбросаны в стороны, а сжаты в кулаки и сведены у груди, словно в свой смертный час готовился он к решающей схватке. На белом, как бумага, лице застыло удивленное выражение.
Он лежал безмолвный и беспомощный, казавшийся сейчас особенно молодым, но то лежал не мальчик, а боец, он не умер, а погиб, и в чертах этого удивленного, совсем юного в смерти лица был отпечаток какой-то суровой решительности, словно твердо шел он по начертанному пути, и вот только смерть остановила его…
Рядом валялась книга. То ли брал ее Николай для маскировки, то ли просто прихватил с собой.
Врач, как всегда, протер очки, наклонился над убитым, знаком подозвал двух милиционеров, чтобы
