— Почему корабль улетел? Почему? — Федор говорил уже не безучастно.
Алексей сразу это почувствовал. Он уже хотел было тряхнуть друга за плечи и сейчас же вместе с ним начать искать пути к спасению, но, взглянув краем глаза на стрелку манометра, решил подождать еще минут пять.
— Я не знаю, почему улетел “Веспер”. Но кое-какие соображения на этот счет у меня есть. Мне важно знать, что ты думаешь обо всем случившемся. Вот смотри…
— Какая разница, Леша? Корабль не вернешь, так не все ли нам равно, отчего он вдруг стартовал?
— Значит, поместил их в дюар, — продолжал рассказывать Алексей, словно не расслышав вопроса Федора, — и вернулся к своим исследованиям. Когда я закончил работу и уже собирался домой, то увидел недалеко от себя еще одну креветку. Я посадил ее в сферу, а так как в дюаре больше места не было, положил сферу в карман. Это была моя первая ошибка.
Потом я вспомнил, что сегодня день технического ухода. Конечно, мне нужно было дождаться тебя, но я решил, что быстро управлюсь и один. Тем более, что, по эксплуатационной карте, сегодня требовалось только быстро сменить горючее в спиртовом баке и проверить систему питания. Все это я проделал довольно быстро. В стартовом баке горючего было на самом донышке, и я решил просто его вылить. Это была моя вторая ошибка.
Алексей взглянул на часы — до намеченного им срока оставалось полторы минуты.
— Почему ошибка? — спросил он сам себя. — Дойдет очередь, объясню… Значит, слил это я всю элементосинтетику в автоканистру и полез проверять зажигание. Все было в полном порядке. И тут я вспомнил об этих проклятых креветках. Если они могли окислить осмий-иридий, то им ничего не стоило сожрать и наш “Веспер”. Я не на шутку перепугался и решил принять меры. Я включил зажигание и замкнул его на корпус. “Теперь нам не страшна никакая коррозия”, — подумал я тогда. И действительно, при постоянном притоке электронов никакие креветки не смогут направить процесс в другую сторону. Проделав все это, я переоделся, принял душ и позавтракал. Повалялся полчасика с книжкой и решил немного вздремнуть до твоего возвращения. Но я так и не заснул. Очень уж мне захотелось узнать, что там мои креветки поделывают. Не съели ли они после Ртутного озера и ту натриевую лужу, на дне которой лежит наш “птенчик”? Я быстро надел скафандр и помчался в форкабину. Когда открылся люк, я так резко выскочил наружу, что не удержался и упал. Что-то со скрежетом треснуло. Мне показалось, что треснул скафандр. Я ощупал себя пядь за пядью — все было в порядке. А раз все в порядке, то я и пошел куда хотел. И недаром я так рвался. Меня ожидал сюрприз. И какой! В блеске молний скупо сверкали железные плоскости обнажений. Будто и не было никаких креветок, а все это мне только померещилось! Представляешь себе мое состояние? Тут я вспомнил, что у меня в кармане должна быть одна сфера с креветкой. Я сунул туда руку, но карман был пуст.
Алексей посмотрел прямо в глаза Федора. В них теплились крохотные жгучие огоньки. “Как у мальчишки, слушающего фантастический рассказ”, — подумал Алексей и взглянул на часы. Время истекло.
— Вот что, браток, давай-ка собирайся. По дороге к Ртутному озеру я тебе все доскажу. Времени у нас с тобой мало, каждую секунду надо беречь. Сбрось с себя все лишнее. Возьмем только лазеры. Больше ничего не нужно.
Федор молча начал отстегивать карманы и ракетный ранец за спиной. Через минуту они уже шагали по широкому языку застывшей стеклообразной лавы к Ртутному озеру.
— В кармане я нашел только осколки хрусталя, — все так же обстоятельно рассказывал Алексей. — Я сразу же вспомнил свое падение… Сфера лопнула, карман раскрылся и… одним словом, я убедился, что креветки мне не привиделись. Конечно, в восстановительной атмосфере окисленное железо могло обрести свой прежний облик. Но не так скоро и не так полно! Я был здорово удивлен и заинтересован. И решил еще раз проанализировать состав этих железных обнажений. Я надеялся, что он должен был хоть как-то измениться в результате вызванной креветками метаморфозы. И я был прав!.. Ты делал несколько дней тому назад анализ этого железа и должен его помнить. Так?
— Помню, — согласился Федор.
— Сколько там было феррум — пятьдесят семь?
— Ноль, тридцать семь промилей.
— Точно! — подтвердил Алексей и, помолчав, выпалил: — Теперь же там нет, вообще нет радиоактивного изотопа железа.
Федор даже остановился.
— Ну, давай, давай, нечего время терять! — Алексей подтолкнул его в спину. — Понимаешь теперь, — продолжал он, — за счет чего они живут, эти твари? Окисляют металл, делят его на молекулы окислов и выискивают среди них радиоактивные. Так осуществляется цикл ассимиляции. А диссимиляция, выделение, протекает у них как восстановление окислов до металлов. Только в условиях такой нищеты, как здесь, могла развиться такая жизнь. Переворошить тысячи тонн вещества в поисках лишь одного грамма радиоактивной пищи! Нет, на такое природа может решиться, только когда исчерпаны все иные энергетические ресурсы.
Только я подумал об этом, как раздался взрыв и такой хорошо знакомый мне свист. Наш “Веспер” поднялся над котловиной и ушел в космос… Сам, неизвестно почему. Вот так-то, брат. Теперь у нас жизни только на двадцать один час. И нет за это время иной заботы, как выудить нашего “птенчика”.
Пункт телеметрического наведения, или просто “птенчик”, погиб в первый же день высадки. Он потонул в расплаве. Сначала все шло совершенно нормально. Точно на Гобийском испытательном полигоне в день инспекции. Как только “Веспер” лег на круговую орбиту, Федор включил гамма-эхолот и приник к осциллографу. Сигналы были очень нечеткими.
Светящаяся изломанная линия напоминала своими очертаниями дальнюю, стынущую в осеннем утреннем тумане гряду леса. Одновременно зримую и призрачную. Порою кажется, что там на горизонте вовсе не лес, а синие полосы рассветных облаков. Вот-вот из тумана выкатится умытое солнышко и невесомая гряда растает вместе с тонким ледком, застеклившим маленькие черные лужи. На душе тогда бывает легко и грустно. Подобное же смутное чувство охватило Федора, когда он взял в руки ленту осциллограммы.
— Что-то я не пойму, Алешка, — сказал Федор, — то ли здесь вода, то ли суша.
Алексей сидел за пультом кодатора и составлял программу для “птенчика”. Его сильные руки, с набухшими, как весенние ручьи, венами, уверенно мелькали среди великого множества разноцветных кнопок и рычажков.
— М-м, ну что там у тебя? — промычал он, не поворачивая головы.
Федор подсунул ему ленту под самый нос.
— Вот, смотри, — сказал он, удерживая ленту, чтобы она не скрутилась, — общий фон совершенно расплывчатый. Но вот эти отдельные скачки явно свидетельствуют о наличии электропроводящих энтрузий.
— Да, похоже… Нечто вроде металлических платформ. А это какие-то непонятные простирания с разнослойным поглощением…
— На что же ориентироваться?
— Садиться придется вот на эти металлические платформы. Дай мне их координаты и вероятные отклонения.
Приблизительно через час данные гамма-эхолотирования были обработаны и включены в программу пункта телеметрического наведения. Алексей еще раз все тщательно проверил и взялся за красный рычаг десантного устройства.
— Ну, пускать, что ли? — спросил он. Федор молча кивнул головой.
Толстый и короткий указательный палец Алексея просунулся в спусковую скобу и, помедлив немного, нажал кнопку. “Веспер” отозвался легким встряхиванием и незначительным вибрированием. “Птенчик” полетел в плотную и мутную атмосферу незнакомой планеты.
Информация стала поступать почти сразу же. Вскоре исследователи уже имели исчерпывающие сведения о газовом составе и температуре верхних слоев, об увеличении градиента давления по мере приближения прибора к цели, о магнитно-электрических потенциалах. Но они почти не следили за
