переодеваясь после путешествия. На Сабрине был серый брючный костюм в искорку и тонкую полоску, на Стефани — твидовый, в черно-коричневых тонах. На улице они шли, держась чуть в стороне друг от друга, овеваемые слабым вечерним ветерком и освещаемые яркими парижскими огнями. Ощущение близости и единения, которое они испытали у Дентона, прошло. Сабрина пыталась вернуть его снова, вспоминая, как они наслаждались совместной жизнью в Лондоне. Она всей душой желала, чтобы теперь они так же вместе впитывали очарование Парижа, но у нее ничего не получалось. Слишком многое еще не было сказано. «Так скажи!» — вырвался у нее безмолвный возглас, обращенный к Стефани. У нас остался лишь сегодняшний вечер и завтрашний день, а потом приедет Гарт. Скажи мне, чего ты хочешь. Не знаю, что я смогу сделать, есть ли у меня какие-нибудь права… скажи мне, чего ты хочешь, чтобы мы могли обо всем поговорить.
Но Стефани молчала. Они прошли Новый мост, миновали Сену и, свернув, двинулись по набережной мимо старинного Дворца правосудия и городской мэрии, украшенной скульптурами. Дома в жилых кварталах Парижа стояли, плотно прижатые друг к другу и к реке. Покатые крыши со слуховыми окнами, словно густые брови, нависали над серыми или желтовато-коричневыми каменными фасадами домов; узорные решетки и металлические украшения обвивали балконы или ограждали высокие, изогнутые окна. Кружевные занавески на окнах или шторы обрамляли статуэтки на подоконниках, лампы или цветы.
— И за каждым окном — своя история человеческой жизни, — задумчиво проговорила Сабрина, тем самым словно давая начало разговору. Но Стефани не ответила, и они пошли дальше в толпе людей вдоль набережной, мимо освещенных теплоходов на причале; на некоторых из них были рестораны. Потом они свернули с набережной в тихий переулок и шли до тех пор, пока не оказались на улице Риволи, а здесь свернули еще раз.
— Куда мы идем? — спросила Стефани в первый раз после того, как они вышли из гостиницы.
— Раньше это был один из моих любимых маршрутов для прогулок, — ответила Сабрина. — Это путь с левого берега Сены до площади Вогезов. Он почти такой же древний, как сам Париж. Я гуляла здесь в свободное время, когда училась. На правом берегу тогда было крошечное кафе, которое называлось «Трюмилу». Интересно, сохранилось ли оно.
Стефани внутренне как бы отстранилась.
Они вышли на площадь Вогезов. Со всех сторон ее окружали четырехэтажные особняки, когда-то дома дворян. Теперь они обрамляли парк, обнесенный оградой.
— Раньше все эти дома были почти руинами, — сказала Сабрина, — но потом в них сделали капитальный ремонт, и они превратились в шикарные здания. Верн Стерн рассказывал мне, что один американец по имени Росс Хейуорд сделал капитальный ремонт в одном из этих домов, причем, по его словам, справился с ним блестяще. Вот странно, что здесь работал американский архитектор.
Стефани рассматривала элегантные на вид здания с мансардами на крышах и плотно захлопнутыми ставнями.
— А ты сама когда-нибудь занималась оформлением интерьера домов в Париже?
— Нет, я работала только в Лондоне и в загородных домах.
— Но ты могла бы попробовать. Ты ведь так же хорошо разбираешься во французском интерьере, как и в английском, к тому же у тебя есть здесь связи.
— Да, есть, но я больше не работаю в Европе.
Они остановились посреди тротуара, и прохожие обходили их, бросая на сестер быстрые косые взгляды, словно чувствуя нарастающее напряжение.
— Пойдем обратно, — сказала Стефани.
Они двинулись обратно, прошли по мосту д'Арколь и оказались рядом с собором Парижской Богоматери. Сестры остановились на широкой площади перед серой громадой собора и, запрокинув головы, стали рассматривать шпили и арочные контрфорсы, что отчетливо вырисовывались на фоне низко нависших туч. Украшения собора казались светло-серыми из-за освещавших их городских огней. На свете нет другого города, подумала Сабрина, где на каждом шагу можно встретить такую красоту, такое многообразие, такой блеск в проявлении талантов человека. Мы обязаны решить небольшую проблему в наших отношениях. На фоне Парижа, поражающего своим величием и архитектурой, это наверняка покажется сущим пустяком, с иронией подумала она.
— Уже девять, — заметила она, после того как, свернув, они снова шли вдоль Сены. — Если ты не прочь поужинать, для нас с тобой уже заказан в ресторане столик.
Стефани удивленно вскинула брови.
— Когда ты успела?
— Перед тем, как мы вылетели из Лондона.
— А где?
— В «Лаперузе».
— Никогда там не была.
— Там отлично кормят, и обстановка спокойная.
— Тебе всегда удается обо всем позаботиться заранее. — Это прозвучало с еле заметными неприязненными нотками, и Сабрина поспешила сказать: — Мы можем пойти куда угодно. Куда бы тебе хотелось?
— Не знаю. Я совсем не знаю Парижа.
— Ну, а в бистро?
— Пожалуй. Какое-нибудь небольшое.
— Давай посмотрим, удастся ли нам попасть в «Бенуа». Ты не против, если мы немного пройдемся? Нам придется вернуться туда, откуда пришли.
— Да, мне очень нравится ходить пешком.
Тем более что так удобнее откладывать неприятный разговор, подумала Сабрина, и они не проронили больше ни слова, пока не оказались у самого входа в крошечный зал «Бенуа». Стены бистро были оклеены узорчатыми обоями, на окнах висели кружевные занавесочки. В зале стояло несколько столиков, придвинутых к длинной скамье, что тянулась вдоль стены через все помещение. Метрдотель подвел их к единственному свободному столику, и Стефани проворно скользнула на скамью. Сабрина заколебалась, раздумывая, не сесть ли ей рядом, но потом решила иначе и присела на стул, который метрдотель придвинул ей с противоположной стороны.
— Давай сразу же закажем что-нибудь, — сказала она. — Обязательно попросим бутылку «Пишон- Лаланд». — Она быстро взглянула на Стефани. — Если ты, конечно, не против.
— Нет. — Принеся бутылку вина, метрдотель повернул этикетку к Сабрине, налил вино в ее бокал и помедлил, дожидаясь, пока она не попробует и кивком не выразит свое одобрение. Стефани тем временем собиралась с мыслями, словно прыгун в воду в тот момент, когда все его мышцы напряжены, и он вот-вот оторвется от трамплина и повиснет в воздухе. — Ведь, по идее, у нас все должно быть в порядке, правда? — наконец, сказала она. — Нам больше уже не нужно бояться, что кто-то может нас преследовать. Мы с тобой вместе, в Париже, у нас есть близкие люди, которые нас любят…
— Что ты собираешься делать? — Эти слова прозвучали резко, поэтому Сабрина повторила их еще раз, но уже мягче. — Что тебе нужно, Стефани?
— Все. Мне нужно все. — Она грустно рассмеялась. — Ведь именно поэтому мы с тобой и попали в эту историю, правда? Мне нужно было все. Нужно было лишь какое-то время побыть Сабриной Лонгуорт и в то же время иметь свою прошлую жизнь, чтобы вернуться к ней, как только мне этого захочется. Словно мир будет сидеть и ждать, пока я не смогу воплотить в жизнь все, о чем мечтала. Как ребенок, честное слово. Дети ведь смотрят на мир именно так.
— Мне тоже этого хотелось, — пробормотала Сабрина.
— Но твоя жизнь изменилась, и ты изменилась вместе с ней. Ты сделала так, что она стала принадлежать тебе. А я не изменилась, а если и изменилась, то недостаточно, и теперь не знаю, где мое место в жизни.
— А как ты его сама себе представляешь?
