Паутина

— Знаете, теперь я скучаю по ней. Хотя детей у нас не было, я любил ее и восхищался ею, как люблю и восхищаюсь сейчас. Хочу, чтобы вы об этом знали.

Почему ты мне все время лжешь?

— Знаете, до чего было противно, когда ко мне обратились с просьбой опознать ее труп. Я едва мог заставить себя взглянуть на нее и в конце концов разрыдался, как ребенок, меня всего била дрожь, я даже сознание чуть не потерял.

Я готова биться об заклад, что и это тоже ложь.

— И без того на душе было тошно от того, что меня попросили опознать собственную жену. Но, знаете, трупы… Никогда не мог смотреть на них спокойно, не мог даже заставить себя думать о смерти, не говоря уже о том, чтобы смотреть на мертвецов…

В это еще можно поверить.

— Стефани, простите меня. Я не собирался заводить об этом разговор, но, увидев вас… Боже мой, вам ведь еще тяжелее, чем мне, а все говорю и говорю без умолку… Какой же я осел! Прошу вас, простите меня, мне в самом деле очень жаль. Скажите, что простили меня. Скажите, что это не помешает вам поужинать со мной. Скажите, что мы с вами по-прежнему друзья.

— Я прощаю вас, Дентон, но друзьями мы с вами никогда не были, и мне кажется в высшей степени маловероятным, что вообще когда-нибудь станем. А ужинать с вами я не пойду, потому что с большим удовольствием проведу время дома.

Наступила пауза.

— Знаете, а вы говорите точь-в-точь, как она! Тот же голос, то же своеобразное произношение, которое всегда всех ставило в тупик: «Мне кажется в высшей степени маловероятным…». Конечно, в близняшках всегда бывает трудно разобраться…

— Я закрываю магазин. Спокойной ночи, Дентон.

— Вы что, в самом деле предпочитаете ужинать одна?

— Да.

— Знаете, а она тоже была такая. Иной раз, бывает, скажет, что не хочет снова ехать куда-то ужинать, а предпочитает побыть наедине. Через какое-то время она стала часто так говорить, и тогда я ехал один… Конечно, к тому времени в наших отношениях уже возникли проблемы.

— Спокойной ночи, Дентон.

— Ну что ж… Спокойной ночи, Стефани. — Дойдя до двери, он как бы невзначай обернулся, словно его что-то осенило. — Вы про Макса Стювезана ничего не слышали?

Сабрина застыла от изумления.

— Про Макса? О чем вы говорите? Его же нет в живых.

— Считается, что нет. Тело так и не нашли. Я подумал, что если он где-то объявился, то, возможно, пытался с кем-нибудь связаться. Может быть, вы знаете?

— Нет, я ничего не знаю. Если бы он остался жив, то вернулся бы домой. Куда же еще? Наверное, позвонил бы вам, ведь вы были друзьями. Вы же сами познакомили на… их, не так ли? По-моему, Сабрина мне рассказывала, что вы устроили морскую прогулку на яхте, и там они познакомились. Наверное, это была та самая яхта… — Она перевела дух. — Он позвонил бы не мне, а вам.

Дентон кивнул.

— Пожалуй. Хотя, знаете, Стефани, если он выплывет на поверхность… Боже милостивый, какое неудачное выражение, прошу прощения. Так вот, если он на самом деле вернется — скорее всего этого, конечно, не произойдет, ведь все остальные погибли, всех остальных ведь нашли… так вот, если это случится, и он возьмет и позвонит вам, вы не могли бы дать мне об этом знать? Очень был бы вам обязан. Просто я, знаете ли, не могу поверить, что его на самом деле нет в живых. Мне всегда казалось, что его нельзя уничтожить.

— Хорошо, Дентон. — В тоне, которым она произнесла эти слова, сквозили чуть ли не успокаивающие нотки. — А теперь я хотела бы запереть магазин.

— Да, конечно, простите. — Он распахнул входную дверь, но тут же отступил под порывами ветра и дождя, ворвавшихся в магазин, и захлопнул ее. — Черт побери, но не могу же я выходить на улицу в таком виде!

— Как пришли, так и уйдете, — холодно ответила она. — Отправляйтесь домой, Дентон. Я не хочу, чтобы вы здесь находились.

— Да, ладно… Сказано достаточно ясно, не правда ли? А все-таки жаль, Стефани, мне в самом деле казалось, что мы с вами могли бы быть друзьями. Как-нибудь в другой раз я снова мог бы к вам заглянуть, просто чтобы убедиться, что у вас все в порядке. А то я чувствую за вас ответственность… вы же сестра Сабрины… — Он подождал, надеясь, что она скажет что-то в ответ. Она промолчала. Плотнее запахнув полы плаща, он пригнул голову, открыл дверь и ринулся навстречу бушевавшей на улице буре.

Сабрину всю трясло. Что здесь происходит? Что он ищет? Или, может быть, чего-то боится, внезапно подумала она, вспомнив, как задрожали у него усы, а нижняя губа от нервного напряжения чуть выступила вперед, когда он сказал: «Как-нибудь в другой раз я снова мог бы к вам заглянуть…».

Все еще дрожа, она надела плащ. Моя шляпа, подумала она, у меня же была шляпа, когда-то давно… Ах, не может быть, чтобы она оказалась здесь, Стефани или кто-нибудь еще непременно нашел бы ее… Подняв руку и пошарив на высокой полке в чулане, она нащупала аккуратно сложенную непромокаемую шляпу от «Бэрберри». Ах, Стефани, это ты мне ее оставила.

Она заплакала. Затем схватила зонтик, погасила свет и вышла из магазина, низко надвинув шляпу на глаза. Дойдя до остановки такси, она долго простояла там, всматриваясь в пелену дождя, пока не увидела, как один из легко узнаваемых высоких автомобилей не затормозил у обочины. Сев в машину, она положила шляпу и зонтик на пол.

— На Кенсингтонское кладбище.

— Оно довольно рано закрывается, мисс, да и не стоит туда ехать в такую непогоду.

— Мне надо поехать. Я пробуду там недолго. Вы можете меня подождать?

— Если бы вы были моей дочерью, я не разрешил бы вам…

— Ну пожалуйста!

Таксист пристально посмотрел на нее.

— Ладно.

Въехав на территорию кладбища, такси медленно направилось по извилистой дороге, пока Сабрина не попросила водителя остановиться.

— Так вы подождете?

— Вряд ли я оставлю вас здесь одну, мисс.

— Спасибо.

Она пошла по дороге. Она собиралась приехать сюда завтра утром, но потом поняла, что не в силах ждать. Странно, в Лондоне присутствие Стефани ощущалось острее, нежели в Эванстоне: здесь она провела последний месяц своей жизни, и все здесь напоминало о ней. Сабрина искала могилу сестры, а капли дождя кололи лицо, полы плаща под порывами ветра хлестали по лодыжкам. Ее хоронили в октябре прошлого года. День выдался серый, тучи почти цеплялись за верхушки деревьев, очень напоминавших скелеты. Холодный ветер пробирал всех насквозь. Впрочем, с какой стати солнце засияло бы над могилой Стефани?

Сабрина выставила зонтик, как щит, навстречу ветру и медленно пошли по дороге, пока не наткнулась на надгробие из белого мрамора. Она заказала его еще в феврале и послала каменщику строки Йейтса, одного из любимых поэтов Стефани, чтобы тот высек их на надгробии. Увидев их сейчас в первый раз, она провела мокрой ладонью по буквам, глубоко врезанным в мрамор.

Леди Сабрина Лонгуорт

Пусть краток век и долог путь,
Я все равно ее найду,
Губами губ ее коснусь