технического отдела, как и все работники милиции, стремились не только раскрыть любое злодеяние, но считали своим долгом предупредить преступление. В этой напряженной работе им помогали профессора, кандидаты и доктора наук, изобретатели и крупные научные учреждения.
Бессознательно я присвоил многие рассуждения, привычки, внешние черточки подполковника Александра Корнеевича Кудеярова герою моих повестей майору Виктору Владимировичу Градову. Только у меня Градов дослужился до чина полковника, а Кудеяров уже был комиссаром.
— Что же это ты держишь в черном теле твоего Градова? — спросил Александр Корнеевич, когда я вошел к нему в кабинет. — Я скоро собираюсь на пенсию, а твой Виктор Владимирович носит все те же погоны!
Это был редкий случай, когда живой человек тревожился за созданного по его подобию литературного героя.
— Не беспокойся, — успокоил я Кудеярова, — придет время, и Градов почиет на лаврах! А вот я, того и гляди, сяду в лужу из-за дела, которое мне преподнесла драгоценная Вера Ивановна Майорова.
— Она звонила мне. Сейчас во всем разберемся! — сказал Александр Корнеевич и по телефону велел секретарю вызвать несколько работников подведомственного ему отдела.
Я смотрел на спокойное лицо Кудеярова, на его черные веселые глаза и на зачесанные назад седые волосы, открывающие большой, с морщинами лоб. Этот милицейский генерал был очень похож на режиссера крупного театра или на заслуженного врача республики. Его страстью — кто бы мог подумать! — было пчеловодство: он имел на даче несколько ульев.
Сотрудники вошли в кабинет, многих я знал, и поэтому встреча была радостной. Кудеяров дал нам поговорить, а потом предложил всем сесть и показать мне альбом с фотографиями фарцовщиков. В нем были снимки молодых людей, прельстившихся заграничными ярлыками на эффектной, но непрочной одежде, на пестрых, скоро изнашивающихся тканях, на бьющих в глаза, сделанных из отходов безделушках и украшениях. Безусые скупщики и продавцы контрабанды боялись уголовного розыска и, чтобы не знали, кто они, придумывали себе разные клички: “Буйвол”, “Лягушонок”, “Сковорода”, “Красавчик”, “Бамбина” и т. д. Чтобы скрыть свои махинации, они говорили, как уголовники, на особом жаргоне, безжалостно уродуя русский язык и употребляя исковерканные иностранные слова. Вот на снимке двадцатилетний “Француз” сидит на диване, где лежат его заграничные трофеи: нейлоновые рубашки, ботинки с металлическими колодками, непромокаемые плащи “Болонья” и четыре парижских бюстгальтера. Вот “Фиксатый” — года на два старше “Француза” — закрывает от фотографа лицо рукой; он стоит за спинкой кресла, на котором выставлены зарубежные “мокасины”, женские сумочки, патефонные пластинки и порнографические открытки. Вот ровесник “Фиксатого” — “Могикан”, продающий магнитофон “Грундик”, английские галстуки и подвязки.
Я листаю альбом, а мне рассказывают, что бывает и так: иностранный коммерсант все распродал, и тогда фарцовщик покупает подержанные пиджаки, брюки, грязную сорочку, кальсоны, носки. Но откуда у спекулянтов контрабандой столько свободного времени? Они нигде не учатся, не служат: труд для них — позор, чума! Если только им грозит отмена паспортной прописки, они поступают на любую работу, а потом уходят по собственному желанию. Эти бездельники высматривают в аэропорте, в гостиницах подходящего иностранца и обхаживают его до тех пор, пока он не соглашается что-нибудь продать. Постепенно фарцовщики заводят себе круг покупателей и покупательниц, часто переводя деловые отношения в близкое знакомство. Это расширяет круг торговых связей, увеличивает количество посредников, посредниц и число мест для хранения закупленной контрабанды…
— Вот он!
Я воскликнул потому, что на меня с фотографии смотрел Белкин: он был с бородкой, с длинными волосами, в коротком пиджаке, в узких брюках. Фарцовщик сидел за квадратным столиком, где было разложено зарубежное барахло в упаковке: капроновые чулки, эластичные носки, самопишущие ручки “Паркер”, зажигалки “Ронсон”, сигареты “Филипп Морис” и желтые пачки жевательной резинки.
На втором снимке Белкин был снят во весь рост, у его ног валялись заграничные приманки для тех, у кого “ветер свистит в голове”. В правой руке он держал поношенные ковбойские штаны, в левой — картину с абстрактным изображением безголовой женщины, которая вела на поводке курчавый собачий хвост. Над обеими фотографиями синими чернилами было написано: “Роберт Ильич Белкин. Кличка “Лорд”. Оказалось, что впервые оператора задержали с контрабандой четыре года назад (ему было двадцать три), побеседовали с ним, отобрали все заграничные товары и отпустили. Через полтора года повторилось то же самое на таможне, и говорил с ним работник С.Л., мой “Антон Павлович”…
Тут я еще раз пожалел, что не смог зайти к нему и послушать его вторую беседу с Лордом- Белкиным. Это еще полторы недели назад открыло бы мне глаза на кражу красного портфеля.
Александр Корнеевич прервал рассказ сотрудников и попросил меня объяснить, где, как и почему я столкнулся с Белкиным. Я описал мои поиски похитителя красного портфеля, перечислил всех, кого подозревал в краже, и как, напав на след Белкина, сам видел, что с помощью синего халата он превратился в вора-невидимку…
Услыхав это, несколько сотрудников, одобряя меня, зашумели. Видя мое недоумение, Кудеяров от души засмеялся:
— Ты не думай, что тебя считают королем сыщиков. Ты просто вышел на Белкина тем же способом, как и они!
Он велел одному из работников принести “Дело Белкина”.
Александр Корнеевич вынул из папки толстый конверт и рассказал, что недавно на престольный праздник в женский монастырь приехали гости из мужского, и начались богослужения. Когда кончился праздник, спохватились, что исчезла икона шестнадцатого века. Это произведение русского искусства давно было взято на государственный учет. Известно, что иностранцы очень ценят старинные русские иконы, охотно покупают их у фарцовщиков и вешают у себя дома на стены вместо картин. Сотрудники заинтересовались фарцовщиками, в том числе Белкиным. Вскоре выяснили, что он несколько раз встречался с одним иностранным гостем, вел деловой разговор, а вслед за этим передал ему четыре коробки, в том числе одну большую, деревянную, из-под печенья, по размеру соответствующую украденной иконе. (Тут же Александр Корнеевич вынул фотографию, на которой, как он сказал, аппаратом ночных съемок был запечатлен весь эпизод.) Это дало повод отправиться на место происшествия. Там узнали, что оператор жил в тех же номерах, где и представители зарубежных кинофирм и газет. Белкин должен был снять несколько эпизодов заутрени для демонстрации за границей, где все еще трубили о том, что у нас не только запрещены богослужения, но даже колокольный звон.
Как же мог оператор проникнуть ночью в церковь, когда она запиралась и охранялась?
После обсуждения этого вопроса пришли к заключению, что икона была похищена во время богослужения. Но и это предположение отпало: она висела на правой от входа стене, у всех на виду, и ее нельзя было незаметно снять. И тут стало известно, что праздник продолжался не один день, что во время заутрени в церкви потухал электрический свет и горящие восковые свечи создавали полумрак. Тогда решили узнать, где находился в это время Белкин: снимал он своей кинокамерой или был среди молящихся? В одном из зарубежных журналов были напечатаны кадры из выходящего на экраны фильма о престольном празднике. Разглядывая их через увеличительное стекло, нашли Белкина: он в черной рясе был в гуще черных ряс! Кудеяров подал мне эту увеличенную фотографию: оператор стоял под помеченной красным крестиком иконой, которая потом исчезла. Когда в церкви потух свет, Белкину достаточно было протянуть руку к иконе, снять ее и спрятать, скажем, под рясой.
Почему же у оператора не произвели на квартире обыск и не арестовали его? Это могло послужить сигналом тревоги для зарубежного покупателя, и он уговорил бы кого-нибудь из своих знакомых провезти старинную икону через границу. Теперь же, перед отлетом за рубеж, иностранец подвергнется личному досмотру таможенников, и памятник старинной живописи останется у нас.
— Я уверен, — сказал я, — что Белкин продал фотокопии с деки и с табличек “Родины”. Нельзя допустить, чтобы их увезли за границу!
— Сочувствую и поддерживаю! — подхватил Кудеяров. — Но пока мы не можем вспугнуть Лорда. Сейчас этот волк кругом обложен. Как только он попадет к нам, мы обязательно узнаем, куда он дел фотокопии. Прошу тебя передать это в отдел писем товарищу Майоровой.
— Хорошо! — согласился я. — А с какого числа Белкин взят под наблюдение?
