— Эге! Так ты это, что ж, сбежал, значит?
Володя кивнул головой. Незнакомец продолжал хмуриться, но глаза у него стали еще более ласковыми и добрыми.
— Похоже на то, что вас там не больно сытно кормили, — сказал он. — Ишь как ты отощал! Одна кожа да кости!..
— Нас не кормили…
— То есть как это не кормили? Какую-нибудь баланду-то небось давали?
— Нет, нас совсем не кормили…
— Как? — Незнакомец даже растерялся. — Да как же это?.. Да нешто это можно, детей не кормить? — заволновался он. — Постой! Ведь ты, наверное, есть хочешь? И замерз к тому же? А ну-ка, вставай! Живо! Идем! Тебя звать-то как?
— Володя…
— А меня Герасим Григорьевич… Или попросту дяди Герасим. Пошли.
Володя с трудом поднялся на ноги, чтобы следовать за своим новым знакомым, и, к своему величайшему изумлению, увидел, что тот направился как раз к тому месту, где так загадочно обрывалась тропа.
— Иди сюда, Володя! — позвал он.
Мальчик подошел.
— Видишь ты эти два ряда кустов? — показал рукой направо Герасим Григорьевич. — Так вот, ступай, значит, как раз промеж ними. Да, смотри, держись середины, а то сразу по шею провалишься.
Володя ничего не понимал. Между кустами, на которые указывал его спутник, снег был, казалось, даже еще пышнее и глубже, чем в других местах. Он с опаской шагнул вперед… и — о чудо! — не провалился. Едва погрузившись по щиколотку, его нога встала на что-то твердое, словно под верхним слоем лежала земля.
Заметив изумление мальчика, Герасим Григорьевич улыбнулся:
— Здесь гребень, — назидательно пояснил он, — а по обе стороны, там, значит, где кусты, — канавы. Места здесь, Володя, я как свои пять пальцев знаю. Двадцать лет тут проработал. Сперва сторожем, а потом объездчиком.
Володе все больше и больше нравился этот человек. На первый взгляд он казался угрюмым и малообщительным. Однако стоило ему улыбнуться, как его обветренное, с тысячей мелких морщинок вокруг глаз лицо сразу менялось и становилось добрым и приветливым.
Герасим Григорьевич нагнулся и вытащил из сугроба длинную тонкую жердь.
— Ты иди вперед, — сказал он, — а я за тобой. Надо наши следы замести. А то вдруг незваные гости нагрянут. Тебе небось тоже не очень хочется возвращаться в Лесково?
Пройдя шагов двадцать, Володя обернулся и увидел, что Герасим Григорьевич пятится и тщательно заравнивает жердью снег. Потом он с силой заколотил по кустам. С веток посыпались снежные хлопья, и через минуту вряд ли кто-нибудь смог бы догадаться, что по этому месту только что прошли люди.
У Володи стало легко на душе. Значит, его не разыщут! Он никогда больше не вернется в это проклятое Лесково, никогда!
— Куда же ты пробирался из лагеря-то? — спросил Герасим Григорьевич. — И как это ты в лес забрался? Ведь здесь и замерзнуть недолго…
— Я искал партизан… — неожиданно вырвалось у Володи. Дядя Герасим обернулся.
— Ну, это ты напрасно старался, — сказал он. — Если бы, Володя, партизан всякий мог найти, немцы бы их давно выследили… А зачем это тебе понадобились партизаны?
— Нас хотят всех убить, — начал было Володя и вздрогнул. Он вспомнил о ребятах, о том, что их надо как можно быстрее выручить, иначе будет уже поздно…
— Кто вас хочет убить?
— Эсэсовцы…
И Володя принялся сбивчиво рассказывать.
Герасим Григорьевич слушал его молча, продолжая, как он сам выражался, “заметать следы”. Наконец гребень кончился, и снова появилась дорожка, уходящая в глубь леса.
— Ты вот что, Володя, — он задумчиво посмотрел на мальчика, — не волнуйся раньше времени… Товарищей твоих, может, еще вызволят… Вот сейчас придем домой и потолкуем. А идти нам уже недалеко… Минут пять.
Они повернули направо, и перед ними открылась поляна. Посреди нее стояла изба, к которой примыкали небольшой огород и сад.
Герасим Григорьевич распахнул дверь, и Володя увидел высокую полную женщину с приятным круглым лицом и такими же круглыми, словно постоянно чему-то удивляющимися глазами.
— Батюшки! — воскликнула она. — Кого это ты привел, Герасим?
Володю удивил ее голос. Он был тоненький-тоненький, а имя своего мужа она произносила слегка нараспев: “Гера-асиим”.
— На дороге нашел, — улыбнулся Герасим Григорьевич. — Бежал, вишь, из лесковского лагеря да чуть было в лесу не замерз. Спасибо, я на него наткнулся… Володей зовут…
— Бедненький! — всплеснула руками женщина. — А тощий-то какой! Голодный небось? Его же поскорее покормить надо… Ты раздевайся, Володя… У нас тепло…
Не успел мальчик опомниться, как она уже проворно расстегнула его телогрейку и тут же в ужасе отступила, увидев под ней голое посиневшее тело.
— Ах ты батюшки! — Она снова всплеснула руками. — Смотри, Герасим! На нем и рубашки-то нет! Да как же это он не замерз?.. Постой, я разыщу, во что бы его одеть…
— Успеется, — остановил ее Герасим Григорьевич, — поесть он и в телогрейке может… Ему бы теперь чего-нибудь горяченького, согреться…
— Так я вам борщу налью. — Хозяйка метнулась к печке. — Ведь ты тоже с утра ничего не ел… Вместе и пообедаете.
Володя сел за стол и с наслаждением проглотил несколько ложек, а потом незаметно для самого себя опорожнил большую миску горячего борща.
— Жорка-то где? — спросил объездчик жену.
— На охоту ушел еще с утра. Соскучился, говорит, без свежего мяса. А зачем он тебе?
— Послать его хочу к Алесю Антоновичу. Дело есть важное.
— Так он сбегает. Вот придет, поест и сбегает. Да, никак, это он идет… — Она взглянула в окно. — Ну, точно, он.
В сенях послышались быстрые шаги, дверь распахнулась, и на пороге появился высокий красивый парень. За плечами у него висела охотничья двустволка, а в руке он держал огромную черную птицу.
— Есть хочу, мать! — громогласно объявил он. — По-настоящему! Давай обед! А это кто? — уставился он на гостя.
— Из лесковского лагеря он, — отвечал Герасим Григорьевич, ласково глядя на Володю.
— Сбежал, значит! По-настоящему? Вот молодец! — Жорка сильно хлопнул Володю по плечу. — Ты его покормила, мать?
— Покормила, Жорочка…
— Еще дай!.. Я вижу, он еще хочет.
— Так ему нельзя много. Отец говорит — вредно…
— А ты меду ему дай… Меду можно… Правда, можно, отец?
— Меду, пожалуй, можно, — согласился Герасим Григорьевич.
Хозяйка вышла в сени и вернулась с полным стаканом меда. Стакан она поставила перед Володей, а сыну налила миску борща.
— Ты ешь, ешь! — Парень подмигнул мальчику. — Тебя зовут-то как?
— Володя…
— А меня Жора… Ешь мед, Володя! По-настоящему!
И, будто показывая, как это нужно есть по-настоящему, Жора накинулся на борщ и опустошил миску раньше, нежели Володя успел проглотить вторую ложку меда.
