Собаки завыли снова, но на этот раз Саток не позволил себя отвлечь. Ровно за две секунды он добрался до Банни, а девушка, отступив, с ужасом обнаружила, что оказалась в самом прямом смысле слова припертой к стене. Бежать было некуда. Хуже того, Саток стоял теперь на люке и уже протянул руки, чтобы схватить девушку за горло.
Но тут дверь снова распахнулась, и в комнату ворвался ледяной ветер.
Банни ударила своим оружием снизу вверх, ощутив, как острый конец его вошел в плоть. Хватка Сатока ослабла, но он успел двинуться к двери, так что удар Банни не стал для него смертельным. Она пыталась разжать его пальцы на своей шее и одновременно выдернуть свое оружие, когда кто-то третий буквально врезался в них. Пальцы Сатока рефлекторно сомкнулись, и Банни едва не задохнулась, но тут Саток отвернулся от нее, и ей удалось вырваться. Девушка немедленно метнулась в сторону в поисках нового оружия.
Диего повис на спине Сатока, нанося удары своим ножом; однако Саток вырвал нож из рук юноши так же легко, как отобрал бы игрушку у младенца. Банни застонала. Диего прекрасно управлялся с компьютерами и книгами, но бойцом он не был.
Она подхватила гаечный ключ и заплясала вокруг дерущихся, но ударить боялась, чтобы не попасть по Диего.
Саток выглядел раздосадованным, но не обеспокоенным. Все еще не сходя с люка, он протянул руки назад, схватил Диего за голову и принялся тянуть на себя, намереваясь перебросить юношу через плечо. Банни упала на колени, метнулась вперед и ударила Сатока сперва под колени, потом по щиколоткам. Тот рухнул на пол; Диего тоже не устоял, ударился ногами о компьютерный стол, обрушив на себя дорогую машину.
Но в падении дерущиеся освободили люк, теперь удары снизу были слышны отчетливо. Банни поползла к люку и изо всех сил потянула за кольцо. В открывшейся щели показались сначала руки, потом голова Крисака. Юноша сильно толкнул крышку, обрушив ее на ноги Сатока.
Саток методично бил Диего головой об пол.
Увидев Крисака, выбиравшегося из люка, за которым следовал его отец, Банни обрела уверенность; она подобралась к Сатоку и обрушила на его голову гаечный ключ. Но в этот момент Саток дернулся, и удар только рассек ему ухо.
Из люка выбрался третий человек.
Саток схватился за ухо, вскочил на ноги и ринулся прочь, преследуемый Крисаком и теми, кто пришел с ним.
Банни опустилась на колени рядом с Диего.
— С тобой все в порядке? — спросила она. Он моргнул пару раз, потер шею и уныло проговорил:
— Я пришел тебе на помощь. Она расцеловала его, не обращая внимания на текущую из его носа кровь.
— Это верно. Ты сильно ранен?
Диего взглянул на свою окровавленную ладонь.
— Думаю, нет. Мой отец всегда говорил, что самое крепкое во мне — голова.
Рядом с ними опустилась на колени Ива.
— Пойдем, я тебя перевяжу. Мы видели, что Саток сделал с планетой. Подумать только, что он нам говорил!.. Ничего, его поймают, и больше он никому не будет лгать.
— Не будет, — согласился Диего. — Нам нужно добраться до Шона и Яны и рассказать им о том, что сделал Саток.
— Откуда же ты узнал, что он пират? — спросила Банни.
— Если мы пойдем назад через пещеру, ты... — Диего внезапно умолк и посмотрел на нее. — Что ты имеешь в виду? Пират? Настоящий пират?
— Он из команды Ониди Лучард, — сказала ему Банни. — Думаю, он по-прежнему работает с ними и грабит Сурс.
— Проклятье! Нужно предупредить остальных!
— Тш-ш-ш, — предостерегающе проговорила Ива Коннелли. — Вы никуда не пойдете, пока я не перевяжу твои раны. Вас это тоже касается, юная леди.
Диего и Банни настояли на том, чтобы отвести своих лошадок в деревню. Тут появились Крисак и те, кто ушел с ним. Они вернулись с пустыми руками.
— Саток сбежал. Кев Ньюкчак с сыновьями пытается выследить его — разыскивают в темноте следы и пятна крови, — сообщил Крисак.
— А где твой отец? — спросила Ива.
— Он остался покормить собак. Помнишь, Саток забрал щенят Тарки?
— Да...
— Они сейчас тощие и полумертвые от голода, но па узнал их; он хочет попытаться снова их приручить. Лошади тоже были в скверном состоянии, и мы нашли много кошачьих черепов...
На следующее утро с восходом солнца Банни и Диего снова выехали на дорогу и направились прочь от реки. Ветер Сурса подталкивал их в спину, словно бы направляя в сторону Фьорда. С собой они везли умело перебинтованную и тепло укутанную Дину.
Мэттью Лузона забавляло то, что Мармион Алджемен полагала, будто держит его под контролем, противореча его теориям, привечая врагов Компании и пытаясь переманить его сотрудников. Разумеется, она была не способна понять такого человека, как он. Она оставалась всего- навсего вечной дебютанткой, которая получила в наследство жадность, и потому хорошо умела преумножать свое состояние. Она не могла даже приблизиться к пониманию таких людей, как Мэттью Лузон, — тех, кем руководили не деньги, не желание возвыситься, а чистая, абсолютно альтруистическая преданность истине и науке.
Над ним смеялись, когда он называл себя ученым, однако Мэттью был предан науке так, как немногие. Образованный человек, он тем не менее восхищался той ложью, которую сочиняли люди о вселенной, бывшей их домом, несмотря на тот факт, что обычный человек управляется электрохимическими импульсами так же, как компьютеры — электрическими, а сама вселенная была одной огромной, великолепной катастрофой.
Большинство ученых и научных групп в Компании думали так же, как Мэттью, но мало у кого хватало убежденности, или фанатизма, чтобы не только верить в истину, но и раскрывать ту ложь и самообман, которые вредили ясности разума, всей обитаемой вселенной и к тому же Компании.
Людей, удалявшихся от цивилизации, поражала своего рода лихорадка мозга. Мэттью имел много случаев убедиться в этом; и зараженные попадались ему не только среди обитателей миров-колоний, подобных этому, но и на космических станциях и на кораблях, которые слишком давно были в полете. Люди встречались с тайнами, которые еще не были должным образом изучены, и внезапно решали, что даже те факты, которые были им известны, имеют под собой какую-то странную подоплеку. Они начинали верить в мифы, очеловечивали механизмы и неразумные формы жизни, говорили с животными и растениями... Нелепо, конечно. Сам Мэттью считал себя чем-то вроде реформатора или компьютерщика, исправляющего подпорченную программу.
Как он обнаружил, обычно у таких людей был лидер, точнее, человек, формировавший мнение, — как правило, тот, кто страдал “пограничной шизофренией”, которая выдавалась за “творческие способности”. Эти люди нуждались в стабилизации и коррекции, в противном случае их нужно было уничтожать. Уничтожение не было предпочтительным, просто потому, что на место такого лидера неизбежно становился другой. Если же человек использовал ту власть и влияние, которые уже приобрел среди своих товарищей, в иных целях, результатов долго ждать не приходилось.
В качестве антрополога Мэттью провел тщательное исследование верований, которые придумывали себе люди. Судя по всему, что он слышал о Сурсе, массовая иллюзия, во власти которой находились жители этой планеты, не была чем-то необычайным.
Они полагали, что их планета разумна. Весьма вероятно, что все эти якобы значимые инциденты, метеорологические казусы и геологические подвижки были простым совпадением, возможно, замедленной реакцией на процесс терраформирования планеты по методу доктора Фиске. Мэттью винил Виттэйкера Фиске в том, что тот не рассматривал подобной возможности. Разумеется, все эти естественные явления
