— Фолд? Великолепно, — ответил Дэниел. — По крайней мере, я надеюсь на это. Какой подход мы выберем?
— Мы не будем искать никакого подхода. Этим займусь я. Одна.
— Ни за что!
— Это единственная возможность.
Блэкхарт выглядел обиженным.
— Так нельзя. Я здесь. Мы действуем как одна команда. Мы — напарники.
— Тебе не кажется, что мы довольно странная пара?
— Бог ты мой, почему?
— Национальность, разница в возрасте…
— Ты хочешь сказать, мы будем выглядеть нелепо?
— Дэниел, ты даже не знаешь, пью я кофе с сахаром или без. И пью ли вообще. Мы не так хорошо знаем друг друга, чтобы сыграть роль супругов. Он может обнаружить обман по тысяче мелочей. Мы не можем позволить себе такой риск: мне придется идти одной.
Он воспринял новость с раздражением, швырнув в сердцах полотенце в угол комнаты.
— Не затыкай мне рот. Не отстраняй меня только потому, что я хотел затащить тебя в постель!
— О, Дэниел. Ты все неправильно понял. Ты меня не обидел, не оскорбил, я была… польщена. — И Иза покраснела.
Его ухмылка оставалась скептической.
— Дэниел, думай головой, а не тем, что у тебя в штанах. Фолд управляет агентством по усыновлению грудных детей. Я иностранка. Но, если я приведу с собой тебя и мы станем изображать счастливую супружескую пару, он невольно задумается: какого черта они проехали больше трех тысяч миль, чтобы усыновить ребенка? Почему не сделали этого у себя дома? Нет, я смогу заставить его разговориться и найти несоответствия в его действиях, только если притворюсь, что со мной что-то не так. Что есть веская причина, по которой я не могу усыновить ребенка законным путем. Какая-то медицинская проблема. Криминальное прошлое.
— Может, ты скажешь, что слишком стара? — угрюмо предложил он.
— Благодарю покорно! — Она чуть не рассмеялась, но вдруг поняла, что это неплохая идея. Ее пробрала паническая дрожь. — Я пришла одна. И я не замужем. Ни одно честное агентство даже не посмотрит в мою сторону. Дэниел, будет гораздо убедительнее, если я стану действовать в одиночку. Ты ведь понимаешь, правда?
— И гораздо опаснее.
— Почему ты так считаешь?
Он присел на край кровати.
— Послушай, Иза. Мне не хотелось говорить об этом, но… Если Полетт Деверье — наркоманка, она не может работать в Миссии по зову совести. Наркоманы нуждаются в товаре, а он требует денег. Больших, огромных денег. Должно быть, она нашла какой-то способ зарабатывать значительные суммы, работая в Миссии. Но единственное, чем владеет Миссия, это дети. Такие, как Балла.
— Что ты хочешь сказать?
— Бэллу могли продать.
— Ты думаешь, это возможно?
— Я считаю, что это очень вероятно.
— Продать? Для усыновления, — прошептала Изидора тоном, в котором сквозил ужас.
— Возможно. — Дэнни заколебался и опустил глаза. В его голосе не было убежденности.
От страха неизвестности у нее едва не остановилось сердце. Она заметалась по комнате, как от физической боли, потом опустилась на кровать рядом с ним, глядя в стену и испытывая острое желание, чтобы ее обманули. Она не желала знать правду, боялась прочесть ее в глазах Дэниела.
— А как можно продать ребенка?
— Иза, я ни в чем не уверен. Прости меня. Наркотики, незаконная торговля детьми, огромные деньги — гремучая смесь, с которой ты не справишься в одиночку.
Изидора сидела молча, опустив голову, мозг ее работал лихорадочно. Она перенеслась мыслями в Колумбию, вспомнила, как неслась в машине по пыльным дорогам и кривым улочкам к аэропорту, как треснуло стекло машины и она увидела стволы трех „узи'. Она решила, что сейчас умрет, почти почувствовала, как пуля пронзила ей грудь и теплая липкая кровь полилась на колени. Иза вспомнила единственные слова, которые пришли ей на ум, когда они уносились прочь.
— Эти ублюдки испортили мою лучшую блузку.
Она узнала тогда, что можно справиться и с шоком, и с болью. Когда прибыла «скорая помощь» и вокруг нее столпились врачи и сестры, она отодвинула их жестом, переступила через осколки стекла и вышла из машины с высоко поднятой головой, надеясь, что за ней наблюдают террористы. Они могут попытаться еще раз и даже преуспеть, но запугать ее не удастся. Изидора хотела, чтобы подонки знали это.
Но то было в Колумбии, там она отвечала только за себя, а в истории с Бэллой проявлять мужество гораздо труднее.
— Не беспокойся, — успокоила она Блэкхарта. — Я здорово умею уклоняться от пуль. Всего один раз попалась… — Она собралась было показать Дэниелу шрам на груди, но сообразила, что он может неправильно понять ее.
— Ты не боишься?
— Конечно, боюсь, — ответила она тихо. — Боюсь, что ничего не выведаю у Фолда. Схожу с ума при мысли, что выясню слишком много. Тем больше причин пойти одной — это мой ребенок, мой и риск. Будь что будет, только бы узнать правду. Это единственное, что сейчас имеет для меня значение.
— Позволь мне разделить с тобой опасность. Она покачала головой, но ничего не ответила.
Все уже было сказано.
— Ладно, я участвую, хочешь ты того или нет. Это сильнее меня.
— Ты прекрасный человек, Дэнни Блэкхарт. — Учитывая обстоятельства, комплимент был весьма скуп; Изидора пыталась что-нибудь добавить, но не находила слов. Она сидела, раскачиваясь, согнувшись под тяжестью своих мыслей и страхов.
— Один вопрос, Иза. Как мне убедиться, что ты не используешь меня?
Она не видела лица Дэнни. Слова были произнесены сухим, лишенным эмоций тоном, не могло быть никаких сомнений в том, насколько это для него важно.
— Никак, Дэниел, — ответила Изидора, не глядя на Блэкхарта. — Но узнаешь — в свое время.
— Почему?
— Да потому, что сама этого не знаю. Сейчас, во всяком случае.
Дэниел заслуживал честного к себе отношения, это самое меньшее, что она обязана дать ему.
Всю оставшуюся жизнь Изидора Дин будет горько сожалеть о своей нерешительности в эту минуту.
Деверье сидел в кабинете с видом на свою любимую долину и ощущал всем телом облегчение.
Ужасный сон кончился, Иза уехала. Исчезла из страны и из его жизни.
Впрочем, кое-что портило ему настроение. Он много поставил в этой игре — она того стоила, рисковал и выиграл. Увы, победа не доставила ему радости, он испытывал только стыд и теперь сидел и размышлял, что же записать в своем дневнике, том самом дневнике, который в один прекрасный день откроет миру Деверье во всем его блеске, — государственного деятеля, Остроумного человека, прекрасного рассказчика и… любовника. А отец, какой он отец?
Благодаря разоблачительной честности дневника имя Деверье и его деяния запомнятся людям надолго, его не забудут. Но… честность может завести на опасную почву. Особенно когда речь заходит о Полетт. Он не имеет права нанести ей хоть малейший вред, описывая то горе, которое она причинила людям. Воспоминания о том последнем, ужасном, столкновении с дочерью, когда он понял, что не может больше закрывать глаза на то, сколь серьезны ее проблемы с наркотиками, когда узнал страшную правду о ребенке, все еще терзали его душу. Их надо подавлять, а не описывать.
