Теперь на лице Чанны было написано понимающее выражение.
— Эта молодая женщина душевнобольная. Мы не ограничиваем её свободы передвижений, потому что обычно она безобидна, как и ее фантазии. Печальный случай, практически не поддающийся лечению с помощью психотерапии.
— Грязная шлюха… — начала Рашель, настойчиво продвигаясь вперед.
Билазир резко ударил рукой по столу. Охранник вышел вперед, и Рашель захлопнула рот, громко лязгнув зубами.
— Тогда кто же она? — спросил он.
— Мы действительно не знаем, — ответила Чанна. — Она была оставлена здесь каким-то пролетавшим транзитным рейсом торговцем. При ней не было ни удостоверения личности, никаких других документов. Никто не сообщал нам о ней никакой информации. Доктор не уверен, является ли ее душевная болезнь результатом применения каких-то химических препаратов или травмы. Он говорит, что сможет определить это со стопроцентной уверенностью лишь после вскрытия, о чем, без сомнения, не может быть и речи. Она обычно очень мила, в худшем случае немного досаждает. Возможно, это положение… — Чанна сделала неопределенный жест рукой, позволяющий предположить, что оккупация усилила безумие Рашели. Чанна заставила себя небрежно откинуться на спинку стула и, казалось, расслабилась. — Возможно, это даже признак улучшения ее состояния — то, что она вспоминает последние события, Бог и Хозяин. Она, должно быть, выдумала эту историю насчет Бетеля по материалам недавних новостей.
Рашель взорвалась.
— Она врет! — Она метнулась к Чанне, резко дернувшись, когда охранник потянул ее назад за длинные волосы. Даже боль не согнала с ее лица страшную маску ярости. Она недолго боролась, но потом успокоилась, как только в комнату вернулся Амос. — Амос, — взмолилась она, заплакав, — помоги мне!
Он с сочувствием посмотрел на нее.
— Ну конечно, я помогу тебе, Рашель, — сказал он. Его приятный голос звучал абсолютно искренне. —
— Нет! — закричала Рашель. — Нет! Как ты можешь так поступать со мной? Она тебя использует, любовь моя! Не предавай меня! Пожалуйста… — По ее длинному носу полились слезы. — Прошу тебя… прошу тебя.
У Чанны скрутило живот.
Сочувствие Амоса было совершенно искренним.
— Вот, вот, — успокаивал ее он. — Ты заболела, Рашель. Папочка вызовет доктора, и все будет в порядке. — Он вручил ей тряпичную куклу, которую принес с собой. — Ты можешь взять с собой Симинту. — Он вложил куклу ей в руки.
На миг рыдания Рашель прекратились, и она недоуменно уставилась на него.
— Что? — спросила она. — Ты же мой жених, а не мой
Амос неловко переминался с ноги на ногу.
— Я не могу выносить этого. Можно я выйду, пока не придет доктор Чаундра?
— Это, возможно, и к лучшему, — сказала Чанна, обращаясь к Билазиру.
Т'Марид переводил взгляд с одного на другого из этой троицы.
— Папочка? — спросил он в сомнении, а затем его губы изогнулись в непроизвольной улыбке.
Чана вздохнула.
— На прошлой неделе она вообразила, что ей пять лет, а Симеон-Амос — её отец. Она принималась плакать, как только он выходил из ее комнаты. Чаундра предполагает, что он напоминает ей того, кто бросил ее у нас. Но мы точно не знаем.
— Ложь! — завизжала Рашель. — Ложь.
— Сейчас сюда придет доктор, — сказал Амос, чувствовавший себя очень неловко. Он поднял куклу и аккуратно посадил ее на стул. — Ох… она потом очень расстроится, если не найдет её.
— Ты можешь идти, — сказал ему Билазир. Его взгляд не отрывался от глаз Чанны.
Быстро вошел Чаундра. Он сразу же направился к плачущей девушке и нежно погладил ее по плечу.
— Бедная Рашель, — успокаивающе сказал он, — бедная маленькая девочка.
— Доктор, — грубо прервал его т'Марид. Чаундра повернулся и встал, вытянувшись по стойке «смирно» и опустив взгляд. — Это ваша пациентка?
— Да, Бог и Повелитель.
— Я слишком дорожу своим временем, чтобы тратить его на бредни сумасшедшей. Если она действительно такая, в чем мы убедились, в этом нет никакого смысла. Ты можешь идти. Подожди. У тебя есть её история болезни? Я хочу просмотреть её.
— Да, Бог и Повелитель, но я не могу вывести ее на этом компьютере. Все медицинские данные хранятся в закрытой системе, чтобы обеспечить врачебную тайну и не допустить вмешательства в личную жизнь пациента.
Билазир сделал нетерпеливый жест, отпуская его.
— Сириг, — распорядился он. — Отправляйся в госпиталь, а затем обратно на
Сириг низко поклонился.
— Как распорядитесь, господин, — сказал он и шутливо добавил, мелькнув белыми зубами, — Куклу тоже?
Билазир фыркнул:
— Иди, нахал.
Рашель сделала глубокий вдох и попыталась сохранить чувство собственного достоинства — от конвульсии ее лицо стало, казалось, еще более костлявым.
— Они лгут, Бог и Повелитель, вы еще убедитесь в этом. Я говорю правду.
Тирада закончилась пронзительным криком, когда Сириг развернул ее и толкнул в спину между лопатками. Она побежала, чтобы не упасть, а дверь с шипением распахнулась перед ними.
— Быстрее, — проворчал Билазир. Чаундра повиновался.
В повисшей в комнате напряженной тишине Билазир с Чанной пристально изучали друг друга.
Наконец Билазир заговорил:
— Верни своего человека.
Чанна нажала кнопку двусторонней связи:
— Симеон-Амос, не мог бы ты вернуться, пожалуйста?
— Эта Рашель влюблена в тебя, — заметил т'Марид, насмешливо глядя на него своими желтыми глазами.
— Признаюсь, — с горечью сказал Амос, — что меня начинает трясти при одном ее виде.
Кольнари поднял бровь.
— Однажды, — сообщила ему Чанна, — она вообразила, что Симеон-Амос — Бог, и бегала по всей станции, пытаясь убедить людей поклоняться ему. Она стала для всех нас тяжким испытанием, но больше всех досталось Симеону-Амосу.
— Симеон-Амос, очевидно, такая же жертва подобного навязчивого интереса к тебе, Чанахэп. Веская причина, чтобы поверить в твою историю.
— Да, Бог и Хозяин, — ответила Чанна. Она закрыла глаза.
—
Она вновь открыла глаза.