острову, я спросил старшего инспектора Вильсона, не находит ли он, что древний способ фиксирования информации — запись в журнале — не выдерживает сравнения с показаниями приборов.
— Пожалуй, да, — ответил он, глядя через мое плечо.
— Тогда напрашивается вывод…
— …для чего тратить практиканту драгоценное время?
— Хотя бы!
— Это и мне приходило в голову.
— В таком случае, следует изменить инструкцию.
— Пытались.
— Кто же препятствует?
— Несовершенство приборов. Человеческие органы чувств иногда, хотя бы раз из десяти тысяч случаев, обнаруживают явления, ускользающие от технических устройств. Особенно тогда, когда надо сделать выбор и заглянуть за грань неведомого. Машины, к сожалению, еще не обладают интуицией.
…Пока я вносил свои записи в вахтенный журнал, оборвались короткие тропические сумерки. Вечный труженик пассат, отдохнув, снова ровно крутил колеса ветряков. Пенные гребни волн источали зеленовато- голубое сияние.
По черному небосводу плыли созвездия. Именно плыли, потому что ветер раскачивал мою гондолу, и мне казалось, вся небесная твердь пришла в движение.
Плыл «Корабль», раздув свои невидимые паруса. «Райская птица» кружилась возле «Южного креста». Желтым топазом над головой светился диск астрономического спутника. Он висел неподвижно на высоте 36 тысяч километров. На нем сейчас Биата тоже, наверное, несет вахту у своих счетчиков элементарных частиц или любуется Землей, а вернее всего, вглядывается в черную бездну Вселенной, туда, где должна вспыхнуть Сверхновая. Из этого участка галактики, нарастая с каждым мгновением, льется чудовищный поток невидимых частиц. Сотни миллиардов нейтрино ежесекундно пронизывают каждый квадратный сантиметр Вселенной.
На экране видеофона появился ухмыляющийся Костя.
— Не вздумал ли ты провести эту дивную ночь, как Симеон Столпник? — спросил он. — Уже шестнадцать минут, как истекло время твоего времяпрепровождения на «столбе».
— Так почему же ты до сих пор болтаешься внизу!
— По двум причинам. Во-первых, потому, что ночные вахты несут, как всем известно, на Центральном посту, и во-вторых, я выполняю там обязанности помощника ответственного дежурного по острову и его окрестностям. Между прочим, академик ушел поболтать со своими акваприятелями. На «столб» вообще можно было бы не подниматься. Эта служба создана специально для неоперившихся птенцов. Спускайся с заоблачных высот, в спортивном зале — состязания в теннис. Ты когда-то неплохо держал ракетку… Постой! — Костя артистически изобразил, будто только что вспомнил небольшое и не такое уж важное событие. — Чуть не забыл тебе сказать, что только что говорил с Биатой. Держится хорошо, только немножко устала. Далась ей эта Сверхновая! Лишь о ней и говорила, да еще о супернейтрино или, как она еще их называет, прапрачастицах, которые зафиксировали их ловушки. Нет, все-таки хорошо, что мы с тобой обитаем на этом прелестном островке. Передавала привет… Тс-с! Старик возвращается. Не даст и поболтать с лучшим другом! — Костя подмигнул и растаял на экране.
Я позавидовал, что он дежурит вместе с Павлом Мефодьевичем. Меня все больше и больше интересовал этот удивительный и загадочный человек. А то, что Костя уже поговорил с Биатой, неожиданно обрадовало меня: между ней и мною теперь уже не было никого. Я стиснул в руке жетон. Какие надежды я возлагал на это свидание!
ТУАЛЕТ МАТИЛЬДЫ
Наша Матильда похожа на субмарину одной из последних конструкций. Она относится к семейству синих китов и весит двести десять тонн. Прежде, в давние времена, когда киты беспощадно уничтожались, редкие экземпляры едва достигали ста тридцати — ста пятидесяти тонн. Мало кто из этих исполинов доживал до зрелого возраста. Теперь же, после всеобщего закона, запрещающего охоту на китов, и особенно после перевода их на пастбища, почти все киты прибавили в весе на одну четверть.
В нашем стаде есть китиха Малютка, достигающая чудовищного веса — двести восемьдесят пять тонн!
Подле ласта нашей Матильды жмется китенок. В сутки он выпивает около полутора тонн молока, и все же у матери еще остается его более тонны.
Доят маток китов два раза в сутки — в семь часов утра и в пять вечера. Со сторожевой башни подается автоматический ультразвуковой сигнал, и стадо с пастбища движется в лагуну, сопровождаемое дельфинами-пастухами. Сигнал можно и не подавать — киты и дельфины удивительно точно определяют время в любую погоду.
Каждая матка идет к своему «стойлу» — причалу — и останавливается метрах в пяти, и пытается почесаться боком о шершавый базальт (Но после нескольких несчастных случаев — киты сдирали себе кожу — им было запрещено прикасаться к стенке, и теперь за ними зорко следят дельфины.
У нас с Костей маски Робба из кремнийорганической резины. Пленка толщиной десять микрон, обтягивающая каркас маски, выполняет работу искусственных легких — через нее свободно поступает кислород, растворенный в воде, а углекислый газ уходит в воду; но этот процесс идет несколько медленней, и поэтому в маске есть еще специальный клапан для удаления водяных паров и углекислого газа. Маски Робба рассчитаны на плавание в пределах верхних горизонтов, не глубже двадцати метров.
Сегодня у китов санитарный день.
Мы расхаживаем по широкой спине Матильды с электрическими щетками и пластмассовыми лопаточками и очищаем ее от колоний рачков и морских желудей. Матильде эта операция, видимо, доставляет огромное удовольствие: она замерла и тихонько, чуть поводит плавниками; время от времени из ее дыхала раздается мощный хлопок, как из клапана компрессора. На спине Матильды стоит тавро: Нептун с трезубцем и номер.
Петя Самойлов и вьетнамец Као Ки занимаются дойкой. По прозрачным шлангам доильной машины бежит тугая желтоватая струя китового молока. Счетчик на стенке причала отсчитывает декалитры. Молоко уходит в недра острова, где подвергается стерилизации и упаковывается в портативные контейнеры из прессованной бумаги. На земле мало продуктов питания, которые могли бы приблизиться по своим удивительним свойствам к этому концентрату энергии. Матильда дает в год более трехсот тонн молока!
Трудно поверить, что было время, когда китов убивали, чтобы получить мясо, жир и кости. Мало того, что это было антигуманно, но и нецелесообразно. Уничтожалась целая фабрика питательного белка, которая может работать десятилетия, требуя самой минимальной заботы со стороны человека. Когда я думаю об этом, то всегда вспоминаю любимую фразу Павла Мефодьевича: «Целесообразность есть высшая справедливость»…
Но сколько потребовалось усилий всего человечества, чтобы эта простая истина стала законом жизни! Надо было изменить социальный строй на всей планете, осуществить в грандиозных масштабах все великие открытия последнего столетия, утвердить коммунистическую мораль…
Костя уселся на спинной плавник Матильды, как на причальную тумбу, и стал учить Протея песенке «веселых рыбаков». Отчаянно фальшивя, он насвистывает мотив. Протей внимательно слушает, высунув голову из воды.
Кожа у Матильды упругая, как резина, синевато-серого цвета. Спина почти чистая. Работая щеткой, я тоже добираюсь к плавнику. Костя хохочет, слушая, как Протей довольно верно повторяет мотив песенки.
Голос у дельфина скрипучий, резкий, по тембру напоминает читающие автоматы старых конструкций. Протею нравится лесенка, глаза его блестят, лукавая физиономия выражает полное довольство своими необыкновенными музыкальными способностями.
Но музицировать некогда. Надеваем маски и прыгаем в воду.
