сплетницами, когда они обливают меня грязью, распускают обо мне дикие слухи, настраивая против меня жен и дочерей скваттеров по всей округе.
Натруженная рука Эприл легла на Матильдину ладонь.
– Что случилось тогда, Молли? Чем они тебя так обидели?
Матильда тяжело вздохнула.
– На следующее утро, когда я причесывалась в ванной, я услышала, как они издеваются над моим платьем, над моей походкой, манерой говорить, над моими грубыми руками и моим нижним бельем… Впрочем, на все это мне было наплевать. Но они начали говорить обо мне и Чарли – и вот это было по- настоящему гнусно.
Она замолчала, вспоминая их нарочито громкие голоса под дверью ванной. Эти дуры специально орали, чтобы она все слышала!
– Они сказали, что Чарли вчера специально обхаживал меня по приказу отца, потому что Этан хочет заполучить мою землю. Они говорили, что ни один мужчина в здравом уме добровольно не захочет на мне жениться и в конце концов я начну рожать детей от аборигенов, потому что только они могут позариться на меня. А потом они начали строить грязные предположения насчет моей связи с Габриэлем! Это было последней каплей. Я взбесилась, выскочила из ванной и отвела душу, не стесняясь в выражениях по поводу того, что о них думаю. После этого я собрала вещи, оседлала Леди и умчалась оттуда. Но их голоса и сейчас иногда звучат во мне, напоминая, что мне лучше быть одной и знать свое место.
– Это отвратительно! – возмутился Том. – Лонгхор наверняка был бы в ужасе, и его жена тоже. Почему ты не сказала им об этом, Молли?
– Это ничего бы не дало, Том. Все бы так и остались при своем мнении. Сейчас я, по крайней мере, счастлива, что могу поступать так, как хочу. А насчет Чарли… Приятно, когда за тобой ухаживают, конечно, но я и тогда знала, что это ничем хорошим не кончится. Я бы все равно всегда сомневалась, не приложил ли к этому руку Этан, и не из-за Чуринги ли Чарли хочет на мне женится?
– Это все так печально, Молли… – чуть не плача, прошептала Эприл.
Матильда ослепительно улыбнулась.
– У меня достаточно проблем, чтобы еще переживать из-за такой ерунды. Зачем мне навешивать на себя лишний хомут? Лучше уж я останусь на земле с овцами, чем буду таскаться на вечеринки. С ними я, по крайней мере, знаю, как себя вести.
Они замолчали, прислушиваясь к вечерним новостям, за которыми должен был транслироваться концерт из Мельбурна. Воспоминания Матильды о том ужасном вечере и странном поведении Чарли давно ушли в прошлое. Ее жизнь наладилась, и она была достаточно счастлива одна. Зачем же желать большего?
Она мурлыкала припев необычайно красивого вальса, выйдя на веранду выкурить последнюю папиросу перед сном. Том тоже вышел выкурить последнюю трубку. Они сели в поскрипывающие кресла. Блю лежал между ними, его храп создавал басовый аккомпанемент тарахтенью сверчков.
– Надеюсь, мы не сильно расстроили тебя своими вопросами о том, что произошло тогда в Нулла- Нулла? – озабоченно спросил Том. – Тебе там пришлось нелегко, девочка…
Матильда вздохнула. Она понимала, что Том переживает, но лучше бы он оставил эту вечеринку в покое.
– Со мной все в порядке, Том. У меня есть друзья, земля и пара монет в банке. О чем еще юная девушка может мечтать?
– О дожде, – ответил он в тон ей.
Матильда посмотрела на звездное небо и кивнула. Дождя не было почти четыре года, и хотя пока ей удалось сберечь почти все поголовье, трава в Чуринге становилась все суше…
Когда засуха перевалила на пятый год, в счетах Матильды появились первые исправления. Но она знала: если засуха еще продлится, это может привести к катастрофе. По мере того, как пастбища покрывались пылью, она переводила стадо в другое место и в конце концов собрала его на ближнем выгоне, где трава оставалась всегда свежей из-за подземных источников. Матильда продала часть животных и положила деньги в банк: овец было трудно приучить к другой пище, гораздо разумней свести стадо к минимуму, чем тратить деньги на дорогой корм, от которого они могли отказаться.
Все окрестные фермы пострадали от засухи. Вилга, Билла-Билла, даже Курайонг.
Шерсть получилась невысокого качества и была продана по самой низкой цене, так что Матильда гадала, не конец ли это всему, чего она с таким трудом добилась. Трава была тонкая, серебристая, ломкая и шуршала под копытами Леди. Овцы на выгоне не шевелились, обессиленные жарой.
Затем начались грозы. Сухие и частые, они наполняли воздух электричеством, изнуряя скваттеров духотой и лишая последних надежд. По небу целыми днями носились тяжелые, черные тучи, скрывая солнце и превращая день в сумерки, но если что-то и капало, то буквально несколько секунд, ветер тут же уносил тучи в сторону, и дождь не успевал долететь до земли.
Как-то ночью Матильда лежала, мучаясь от бессонницы после очередного утомительного дня. Раскаты грома сотрясали дом, обрушивались на крышу и отдавались в фундаменте. От бесконечных молний казалось, что весь мир охвачен огнем в ожидании конца света.
В конце концов она провалилась в беспокойный сон, очнувшись от которого поняла: что-то изменилось. Температура воздуха явно понизилась на несколько градусов, и свежий ветер, пахнувший дождем, врывался через щели ставен в окно.
– Дождь! – завопила Матильда, вскакивая с постели. – Дождь начинается!
Вместе с Блю она выбежала на веранду. Первые тяжелые капли дождя упали на железную крышу, и в свете молнии стало видно, как постепенно темнеет земля. Капли падали одна за другой, как бы разбегаясь, и вот уже забарабанили изо всех сил, поддержанные оглушительным раскатом грома.
Матильда забыла, что она в ночной сорочке и босиком. Слезы текли по ее лицу, смешиваясь с чудесным, сладким дождем, когда она слетела со ступенек и протянула руки к небу.
– Наконец-то, наконец-то! – кричала она, задыхаясь от радости. Габриэль и его сородичи уже выскочили
