ставишь под удар репутацию и благосостояние нашего отца. Я требую, чтобы ты немедленно поднялся к нему и рассказал о своем поступке. Иначе это сделаю я сам.
— Поступай как знаешь, — почти крикнул Кайс. — Ярость закипала в нем и вот-вот должна была прорвать шаткую плотину воли. — Эта девушка станет моей женой, если так будет угодно ей самой и Аллаху. И ни ты, ни отец не остановят нас.
Камилла не смела подать голоса, хотя ее так и подмывало вставить в разговор пару-тройку весомых фраз. В конце концов, ведь она не вещь, не предмет, чтобы так явно игнорировать ее собственный взгляд на это дело. Однако Камилла видела, что обстановка слишком накалена, и не решалась вмешиваться. Зато она любовалась Кайсом. Какой сильной, твердой казалась сейчас его фигура, какой непреклонной воля! Он возвышался посреди комнаты подобно утесу посреди морских волн. Вокруг него бушевала грозная стихия — причудливое стечение обычаев, нравов, которые ринулись на осколок камня со всей ненавистью, какую только может испытывать податливая вода к неизменному граниту. А Кайс стоял. Стоял, не шелохнувшись. В ушах его грохотали грозные валы, волны пенились, а он стоял. Гордый, невероятно красивый.
Камилла ясно представила себе реальную ситуацию. Видимо, вчера Кайсу не удалось поговорить с отцом. Теперь же, не заручившись вовремя его поддержкой, он мог попасть в весьма щекотливое положение.
Камилла любовалась им. Восстать против семьи, порядков, обычаев на Востоке не самая заманчивая перспектива. Еще больше ей нравилось то, что все эти жертвы — ради нее.
Тем временем обстановка все более накалялась. Мужчины смотрели друг другу в глаза и не произносили ни слова. Безмолвный поединок света и тьмы. Камилла пожалела, что он стоит к ней спиной. Как бы ей хотелось увидеть сейчас его глаза, голубые и ясные, как утреннее небо. Им противостояла тьма, черная и кромешная, поглощающая свет. Любой луч, даже самый яркий, тонул в ней, загубленный омутом.
Говорят, глаза зеркало души. Она пригляделась к Исхану. Он тоже стоял неподвижно. Весь его вид выражал что-то страшное, деспотичное. А глаза отталкивали и пугали — точно так же, как и глаза его отца. Но здесь это ощущение усугублялось черным цветом.
— Я, кажется, попросил тебя удалиться, — начал первым после довольно длительной паузы Кайс. — Мне указать дорогу к двери?
— Что ты позволяешь себе?! — взревел Исхан. — Я старший в семье, сын первой жены. Ты должен подчиняться мне!
— Исхан, — настойчиво повторил Кайс, — я прошу тебя покинуть мой номер и не появляться здесь без моего разрешения.
Черноглазый араб гневно вскинул брови и уже собирался разразиться отменной бранью, но тут в коридоре послышались шаги и в комнату вошел… Омран. Он заговорил по-арабски, но Кайс, учтиво прервав отца на родном языке, попросил уважать гостью и говорить по-английски.
Старик кивнул.
— Что здесь происходит?
Камилла съежилась на диване и обратилась в слух и зрение.
— Кайс похитил эту девушку. — Исхан указал на Камиллу. — Это чревато для нас крупными неприятностями.
Омран повернулся к младшему сыну и вопросительно посмотрел на него.
— Я все объясню, но только после того, как Исхан покинет мой номер, — стоял на своем Кайс.
— Он твой старший брат, — заметил отец холодно.
— Я не стану при нем объяснять обстоятельств, которые касаются только меня и моей гостьи. Это оскорбительно для нее.
Омран сделал старшему сыну жест выйти. Исхан, буквально пышущий злобой, не стал перечить и, молча поклонившись, вышел.
— Итак, я слушаю. — Отец повернулся к Кайсу.
Кайс заговорил быстро и уверенно, изложив ясно и четко все обстоятельства дела, что было непросто, учитывая их запутанность. Закончил свой рассказ он словами:
— Я хочу на ней жениться.
Старик кивнул и, ничего не ответив, устремил глаза к потолку. Камилла поняла, что он читает про себя молитву, спрашивая совета у Аллаха. Кайс потупился в знак уважения.
Какой страшной могла бы показаться постороннему человеку эта сцена! Затихшая, притаившаяся на диване девушка, будто мышь, загнанная в мышеловку. Еще не разжавший готовых к схватке кулаков, замерший в благоговейной покорности молодой человек. В длинной белой рубахе, озаренный лучами солнца, молящийся старец. И тишина. Зыбкая, будто прикрывавшая невидимым покрывалом все вокруг.
— Будь по-твоему, — согласился наконец Омран. — Но, знай, если все пройдет не так, как вы задумали, я отрекусь от тебя и не протяну руку помощи.
Глаза старика устремились на Камиллу. Взгляд будто пронзил ее, обездвижил. Она почувствовала, как сомкнулись тиски, ужасные клещи чужой воли. О! Этот взгляд был не просто тяжел. Он обескураживал, лишал всякой способности сопротивляться.
— Я надеюсь, леди, — начал старик, и голос его задребезжал. — Я надеюсь, вы оправдаете доверие, оказанное вам моим сыном.
— Я постараюсь, — выдавила из себя Камилла. По правде сказать, даже эти два незамысловатых слова дались ей нелегко.
— Хорошо. — Омран поклонился сыну и, развернувшись, быстрыми шагами пошел к двери.
Кайс опустился на диван и уронил голову на руки. Хлопнула дверь. Прошла минута, другая. А он все не шевелился.
Камилла молчала, боясь потревожить его. Наконец Кайс выпрямился и, тяжело вздохнув, опрокинулся на спинку дивана.
— Извини, — проговорил он. — Извини за эту сцену. Ты не должна была слышать всего этого. Прости.
— Может, мне лучше вернуться? — робко спросила она.
Кайс как-то дико посмотрел на нее, а потом вдруг расхохотался, запрокинув назад голову, наподобие того, как смеются невоспитанные американцы.
— Ты чего? — не поняла Камилла. — Что я такого сказала?
Кайс не мог остановиться. Смех, живой и радостный, освобождающий и веселый, клокотал внутри него, вырываясь наружу звонкими заливистыми трелями. Камилла недоумевала.
— Просто… просто… — едва выговорил Кайс, все еще давясь последними смешками. — Что делают с женщиной мужчины! Как только возникли трудности, ты тут же пришла на помощь, готовая отказаться от всей затеи, принести себя в жертву. Дорогая, жертвовать в семейной жизни должен мужчина. На то он и муж. Женщина — прекрасный цветок с нежными бархатными лепестками, который он должен оберегать. Камилла, я хочу сделать тебя счастливой.
Как хорош он был в эти минуты! В нем будто проснулся мальчишка. Смышленый арабский мальчишка вроде тех, что день и ночь шныряют по базарам в поисках заработка. Улыбка, мужественная и в то же время детская, озарила его лицо, а в уголках рта притаилось пронырливое лукавство отчаянного бесенка, который вот-вот пустится в новую авантюру и увлечет своим задором себе в соратники кучу других, не столь решительных дружков. И ни запреты родителей, ни угроза наказания не остановят пламенного сердца, жаждущего приключений. Кажется, Камилла начала понимать Кайса. Еще вчера она считала его одним из многих. Сегодня, похоже, он становится единственным.
— Как ты жил с таким отцом? — тихонько дотронувшись до плеча Кайса, спросила она.
Тот вздрогнул и помрачнел. Что так подействовало на него: необходимость вспоминать прошлое или внезапное прикосновение?
— Не знаю, — ответил Кайс угрюмо. — Мой отец очень тяжелый человек. Люди избегают встреч с ним, а мне досталась участь стать его любимчиком. Это вызвало ряд последствий, которые, к сожалению, ты имела несчастье сегодня наблюдать. Жизнь его складывалась непросто. Он, как и я, родился от европейки, кажется венгерки по происхождению. И был в семье старшим сыном. Однако отец ненавидел его. Презирая за голубые глаза, не пропускал случая напомнить о низком происхождении. Он появился на свет
