лице и голосе, постепенно уступало место жажде расследования. Я ничего не сказала, и он продолжил свое занятие, покрывая мне руки по локоть этой гадостью. – Поэтому мы не будем рисковать. В то же время с их стороны мы едва ли можем рассчитывать на оплошности. Мы не прекратим наш маскарад, пока это будет возможным, а начнется он, как только мы покинем этот дом. Не знаю, сможешь ли ты выдержать так долго. Если нет, лучше скажи сейчас, поскольку малейшая оплошность может стоить ребенку жизни. Не говоря уже о политических сложностях, которые возникнут, если мы позволим важному и влиятельному политическому деятелю потерять ребенка на нашей земле. – Его голос был почти мягким, но, взглянув в его глаза, я едва не дрогнула. Это была уже не игра в Ратнакара Санжи, где величайшим наказанием могло быть исключение из университета; здесь мы рисковали жизнью ребенка. А может, и своими собственными жизнями. Ничего не стоило отказаться от участия в этом деле, но я решила: если не сейчас, тогда когда же? Если бы я тогда отказалась, где еще мне довелось бы увидеть в действии невообразимое сочетание случая и отваги? Я сглотнула слюну. Он повернулся и поставил мензурку на стол.
– Готово, – констатировал он, – кажется, неплохо. А теперь сходи в ванную и покрась волосы вот этим.
Я взяла у него пузырек с черной краской, прошла по коридору до ванной комнаты, и спустя некоторое время на меня из зеркала смотрела женщина с волосами цвета воронова крыла и кожей оттенка кофе с молоком, одетая во множество разноцветных юбок, шалей из сундуков Холмса и увешанная золотыми и просто блестящими побрякушками.
Я одела очки, чтобы изучить свое отражение получше, но, взглянув в зеркало, решила, что мои обычные очки не подходят к новому имиджу, и я заменила их на другие, в золотой оправе и со слегка окрашенными стеклами. Отступив на шаг, я попыталась улыбнуться обольстительной улыбкой, но не выдержала и расхохоталась.
– К счастью, сегодня у миссис Хадсон выходной, – промолвил Холмс, когда я, кружась, влетела в гостиную, – садись, посмотрим, как ты можешь управляться с этими картами.
Мы вышли с наступлением темноты, чтобы успеть на последний поезд, уходящий на восток. Предварительно я позвонила тете, поставив ее в известность, что я отправляюсь со своей подругой леди Вероникой в Беркшир, поскольку у нее недавно умерла бабушка и ей была необходима помощь друзей. Я повесила трубку, как только она разразилась бурей протестов и угроз. По моем возвращении она была вне себя от злобы, но зато не стала усложнять дела звонками в полицию по поводу пропавшей племянницы.
Высадившись из омнибуса на станции, мы подхватили наши многочисленные свертки и устремились к кассе. Я сняла очки и убрала их в карман, но даже полуслепая я не могла ошибиться в том, что кассиру не доставило удовольствия наше появление.
– Да, сэр, – холодно произнес он.
– Первый класс до Бристоля, – объявил Холмс.
– Первый класс? Извините, вряд ли это вам подойдет. Может, лучше второй?
– Не-а, лучше первый. Сегодня день рождения моей дочки, и она хочет первый.
Кассир взглянул на меня, и я смущенно улыбнулась. Это, казалось, немного смягчило его.
– Ну, хорошо, может, подыщем вам что-нибудь. Но вам придется сидеть в своем купе. Не ходите по вагону и не тревожьте пассажиров.
Холмс выпрямился и мрачно взглянул на него.
– Если они не будут беспокоить нас, мы тоже не будем. Сколько с нас?
Кассир пристыженно отвел глаза. Мы живописно вскарабкались на поезд с нашими сумками и свертками, и до конца поездки купе было в нашем распоряжении. Я вытащила материалы по делу, которые Холмс вручил мне для изучения, но усталость от долгой и напряженной работы под палящим солнцем дала о себе знать. Холмс разбудил меня уже в Бристоле, где мы сняли два номера в скромном отеле возле вокзала и проспали до утра.
Оставшаяся часть поездки до Кардиффа была не столь комфортабельной, как ее начало, и когда Холмс помог мне слезть с поезда, мои отекшие ноги подогнулись под тяжестью сумок. Когда я смогла идти, он нагнулся ко мне и негромко произнес:
– Теперь, Рассел, мы посмотрим, на что ты способна. Встреча с Симпсонами назначена на двенадцать в кабинете старшего инспектора Коннора. Мысль о том, чтобы попасть туда через главный вход, не очень хороша, поэтому нужно, чтобы нас арестовали. Только аккуратно, Рассел.
Он подхватил две самые маленькие сумки и поспешил вперед, оставив меня с другими четырьмя. Я последовала за ним к выходу мимо констебля, наблюдавшего за толпой и, конечно, за нами. У двери образовалась давка, и Холмс внезапно резко остановился, чтобы не налететь на ребенка. Я врезалась в него и уронила сверток, и не успела я его поднять, как множество ног принялись пинать мой багаж, и прежде всего ноги, обутые в живописные цыганские ботинки.
Продираясь сквозь локти и плечи, я бросилась за свертком и, когда наконец догнала его и нагнулась, чтобы подобрать, что-то налетело на меня сзади и отбросило к стене, где я запуталась в куче юбок и сумок. Голос над моей головой прорычал:
– А, черт возьми, ты что, не в состоянии удержать сумки? Мне надо было взять твоего брата, он хоть стоять может нормально. – Тяжелая рука схватила меня за плечо и встряхнула так, что я отлетела в сторону и оказалась среди элегантно одетых молодых людей. Руки в перчатках подхватили меня, и движение в дверях прекратилось вообще.
– Чертова девчонка, да ты еще хуже своей матери, бросаешься в объятия незнакомых мужчин. А ну-ка иди сюда и собери свое барахло, – проорал он, выдернул меня из рук моих спасителей и швырнул к сумкам. Слезы выступили у меня на глазах после удара о стенку. Несколько робких голосов раздалось в мою защиту, но никто даже не пошевелился, чтобы остановить моего «папашу».
– Но, пап, они всего лишь хотели мне помочь...
Я увидела его стремительно приближавшуюся руку и попыталась увернуться, но не успела. Опять отлетев к стене, я вскрикнула, когда его нога ударила по чемодану, стоявшему рядом со мной.
Наконец раздался полицейский свисток.
– Эй, вы, прекратите это, – закричал уэльский блюститель порядка. – Какой позор, вы же бьете
