Заглянув в палату, Татьяна увидела одиночную койку и на ней запеленатого в бинты Тугова. Тканьевое одеяло прикрывало его ноги. После тяжелой операции он был в сознании. Будто ощутив посторонний взгляд, Тугов вздрогнул, шевельнулся, сморщился от боли.
Татьяна закрыла дверь и побрела по гулкому коридору, натыкаясь на встречных. Около медсестры остановилась, достала из полевой сумки карандаш, бумагу и, присев к столу, написала;
«Выздоравливай, Васенька! Мы ждем тебя. Ребята передают большой привет! Ты извини, но я напишу к тебе домой, что все в порядке. Ведь не надо расстраивать, правда? Женя без тебя скучает. На всех злится, рычит и расспрашивает каждого, кто слышал немца в эфире. Большинство ребят считают, что это был наземник, случайно увидевший наши самолеты. Все может быть, но мне голос показался очень знакомым, а чей — убей, не могу вспомнить!
Выздоравливай. Возвращайся. Целую за всех ребят, кроме Жени. Он говорит, что это бабьи нежности. Ждем. Таня».
Она сложила лист в привычный треугольник.
— Пожалуйста, прочитайте лейтенанту Тугову, как только ему будет лучше, — попросила она медсестру.
— Хорошо, товарищ сержант, — уважительно ответила та и теплым взглядом проводила девушку до двери. Потом, пользуясь свободной минуткой, положила на стол руки, на них голову.
Хлопнула дверь. Медсестра встрепенулась и с удивленном посмотрела на вошедшую Татьяну:
— Что-нибудь забыли?
— Да, простите! Дайте мне, пожалуйста, письмо.
И она вымарала все строчки о «немце в эфире».
10. Тринадцатый замолк
Грозовые тучи прижали самолеты к земле. Скучающие без боевой работы летчики по приказу комдива собрались у СКП для тренировки по радиообмену. Короткая беседа начальника связи, и все разошлись, уселись в кабины самолетов.
С СКП поступил приказ: настроиться на частоту № 1. Вскоре первый летчик подал голос:
— «Голубь-три», я — «Чайка», как меня слышите? Прием.
— Слышу отлично. Доложите о количестве бензина и боезапаса, — запросил «Голубь».
Поочередно радист с СКП переговорил со всеми летчиками. Начальник связи доложил генералу, что среднеарифметическая оценка занятий «хорошая». А капитан Неводов доложил полковнику Кронову, что эксперимент не удался. Ни генерал, ни сержант Языкова «голос» не опознали. Других людей привлечь к опознанию Неводов не посчитал возможным.
— Тянешь, капитан, тянешь! — негодовал полковник. — Именно в четверке летавших на переправу твой козырь! А может, раненый, который в госпитале? Действуй, Неводов, действуй! Твои соображения насчет дивизионного верха имеют под собой зыбкую почву. Я лично процедил каждого из них с малых лет, и ни одной компрометирующей строчки в делах.
— А мою версию доложили Центру?
— Успеется, Неводов, успеется. Поспешность вместо лавров может принести похоронный венок. Шучу, конечно… Ты жми на эту четверочку летунов, пусть ходят за ними «в цвет». На задания их ни-ни! Любой предлог подыщи. То, что не узнали голоса, ничего не значит. Вот почитай вывод эксперта.
Неводов взял протянутую бумажку.
— Уяснил?
— Вот несколько запросов, товарищ полковник. Распорядитесь разослать побыстрее.
— Сделаем. Сейчас работаем только на тебя…
Погода разведрилась, пришел антициклон с горячими ветрами, и дивизия работала в полную силу. Не дремали радисты и пеленгаторщики. Они «гуляли» по всем диапазонам, надеясь засечь Тринадцатого. Но он молчал, косвенно подтверждая версию полковника Кронова, что все передачи велись кем-то из пятерых летчиков, сейчас не летающих. Дешифровщики Воздушной армии и подключившиеся специалисты Центра бились в поисках кода ранее перехваченных цифрограмм. Под строгое, но не навязчивое наблюдение были взяты все подозреваемые, но и это не давало результатов.
Не продвигаясь с фактической аргументацией своей версии, Неводов потерял покой. Его раздражал нажим полковника Кронова и его попытки параллельно вести дело. Если раньше о поисках неизвестного радиста знали только работники контрразведки и высшее командование, то теперь слухи и догадки гуляли по штабным комнатам.
11. Многолетняя трансформация
В это же время вдали от фронта торопился закончить свое дело лейтенант Гобовда. Поисками «сына» лесника Слюняева заинтересовался Центр. Был объявлен всесоюзный розыск, в него включились чекисты многих городов и милиция. Раскапывались архивы всех военных училищ и школ за 1934 год.
В одном из военно-авиационных учебных заведений среди курсантов, поступивших в 1934 году, значился Андрей Корнеевич Слюняев. Находка так обрадовала Гобовду, что он немедленно телеграфировал о ней полковнику Старикову. В ответ получил теплое поздравление.
Но лейтенант Гобовда поторопился. В выпускных документах фамилии Слюняева не оказалось. «Отчислен? Когда? Куда направлен?» — задавал себе вопросы Гобовда и ответов не находил. Пожелтевшие пыльные бумаги молчали. Значит, нужно было искать людей, работавших в училище в то время.
И он нашел человека, знавшего курсанта Слюняева и даже учившего его. Им оказался пожилой инструктор, ветеран училища. Вот как записал Гобовда его рассказ:
Установить это Гобовде было нетрудно. В одном из старых номеров газеты «Ейская правда» нашлось объявление, что А.К.Слюняев пожелал стать А.К.Кторовым. Вырезка из газеты перекочевала в папку к Гобовде.
Итак — Кторов?
— значилось в документах.
Теперь следователю Гобовде предстоял путь в Казахстан, по распоряжению полковника Старикова — без заезда в Саратов. Лейтенант на автомашине преодолевал пустыню Бетпак-Дала и горько сожалел, что
